Неточные совпадения
Наскучило идти — берешь извозчика и сидишь
себе как барин, а не хочешь заплатить ему — изволь:
у каждого
дома есть сквозные ворота, и ты так шмыгнешь, что тебя никакой дьявол не сыщет.
— Мы с ним большие друзья. Я очень хорошо знаю его. Прошлую зиму, вскоре после того…
как вы
у нас были, — сказала она с виноватою и вместе доверчивою улыбкой,
у Долли дети все были в скарлатине, и он зашел к ней как-то. И можете
себе представить, — говорила она шопотом. — ему так жалко стало ее, что он остался и стал помогать ей ходить за детьми. Да; и три недели прожил
у них в
доме и
как нянька ходил за детьми.
Никто не видал, чтобы он хоть раз был не тем, чем всегда, хоть на улице, хоть
у себя дома; хоть бы раз показал он в чем-нибудь участье, хоть бы напился пьян и в пьянстве рассмеялся бы; хоть бы даже предался дикому веселью,
какому предается разбойник в пьяную минуту, но даже тени не было в нем ничего такого.
— Пили уже и ели! — сказал Плюшкин. — Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а
как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни корми… Ведь вот капитан — приедет: «Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь поесть!» А я ему такой же дядюшка,
как он мне дедушка.
У себя дома есть, верно, нечего, так вот он и шатается! Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев?
Как же, я,
как знал, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.
Тот был
дома, в своей каморке, и в эту минуту занимался, писал, и сам ему отпер. Месяца четыре,
как они не видались. Разумихин сидел
у себя в истрепанном до лохмотьев халате, в туфлях на босу ногу, всклокоченный, небритый и неумытый. На лице его выразилось удивление.
— А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал. К Зосимову два раза наведывался: нет
дома, да и только! Да ничего, придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей.
У меня ведь теперь дядя… Ну да к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька. Вот мы сейчас… А
как, брат,
себя чувствуешь?
— Ты не поверишь, ты и вообразить
себе не можешь, Поленька, — говорила она, ходя по комнате, — до
какой степени мы весело и пышно жили в
доме у папеньки и
как этот пьяница погубил меня и вас всех погубит!
Она, однако, не потеряла головы и немедленно выписала к
себе сестру своей матери, княжну Авдотью Степановну Х……ю, злую и чванную старуху, которая, поселившись
у племянницы в
доме, забрала
себе все лучшие комнаты, ворчала и брюзжала с утра до вечера и даже по саду гуляла не иначе
как в сопровождении единственного своего крепостного человека, угрюмого лакея в изношенной гороховой ливрее с голубым позументом и в треуголке.
Он перешел в столовую, выпил чаю, одиноко посидел там, любуясь,
как легко растут новые мысли, затем пошел гулять и незаметно для
себя очутился
у подъезда
дома, где жила Нехаева.
После пяти, шести свиданий он чувствовал
себя у Маргариты более
дома, чем в своей комнате.
У нее не нужно было следить за
собою, она не требовала от него ни ума, ни сдержанности, вообще — ничего не требовала и незаметно обогащала его многим, что он воспринимал
как ценное для него.
Они хохотали, кричали, Лютов возил его по улицам в широких санях, запряженных быстрейшими лошадями, и Клим видел,
как столбы телеграфа, подпрыгивая в небо, размешивают в нем звезды, точно кусочки апельсинной корки в крюшоне. Это продолжалось четверо суток, а затем Самгин, лежа
у себя дома в постели, вспоминал отдельные моменты длительного кошмара.
Самгин спустился вниз к продавцу каталогов и фотографий. Желтолицый человечек, в шелковой шапочке, не отрывая правый глаз от газеты, сказал, что
у него нет монографии о Босхе, но возможно, что они имеются в книжных магазинах. В книжном магазине нашлась монография на французском языке.
Дома, после того,
как фрау Бальц накормила его жареным гусем, картофельным салатом и карпом, Самгин закурил, лег на диван и, поставив на грудь
себе тяжелую книгу, стал рассматривать репродукции.
Самгин внимательно наблюдал, сидя в углу на кушетке и пережевывая хлеб с ветчиной. Он видел, что Макаров ведет
себя,
как хозяин в
доме, взял с рояля свечу, зажег ее, спросил
у Дуняши бумаги и чернил и ушел с нею. Алина, покашливая, глубоко вздыхала,
как будто поднимала и не могла поднять какие-то тяжести. Поставив локти на стол, опираясь скулами на ладони, она спрашивала Судакова...
Он только что проснется
у себя дома,
как у постели его уже стоит Захарка, впоследствии знаменитый камердинер его Захар Трофимыч.
Как там отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в
доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся
у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает,
как это сделается, не даст
себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос, не с ленью, не с грубостью, не грязными руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками и с голыми локтями.
О начальнике он слыхал
у себя дома, что это отец подчиненных, и потому составил
себе самое смеющееся, самое семейное понятие об этом лице. Он его представлял
себе чем-то вроде второго отца, который только и дышит тем,
как бы за дело и не за дело, сплошь да рядом, награждать своих подчиненных и заботиться не только о их нуждах, но и об удовольствиях.
— Вот Борюшка говорит, что увезла. Посмотри-ка
у себя и
у Василисы спроси: все ли ключи
дома, не захватили ли как-нибудь с той вертушкой, Мариной, от которой-нибудь кладовой — поди скорей! Да что ты таишься, Борис Павлович, говори,
какие ключи увезла она: видел, что ли, ты их?
Но все еще он не завоевал
себе того спокойствия,
какое налагала на него Вера: ему бы надо уйти на целый день, поехать с визитами, уехать гостить на неделю за Волгу, на охоту, и забыть о ней. А ему не хочется никуда: он целый день сидит
у себя, чтоб не встретить ее, но ему приятно знать, что она тут же в
доме. А надо добиться, чтоб ему это было все равно.
Он только что умер, за минуту какую-нибудь до моего прихода. За десять минут он еще чувствовал
себя как всегда. С ним была тогда одна Лиза; она сидела
у него и рассказывала ему о своем горе, а он,
как вчера, гладил ее по голове. Вдруг он весь затрепетал (рассказывала Лиза), хотел было привстать, хотел было вскрикнуть и молча стал падать на левую сторону. «Разрыв сердца!» — говорил Версилов. Лиза закричала на весь
дом, и вот тут-то они все и сбежались — и все это за минуту какую-нибудь до моего прихода.
Водворяя в колонии свои законы и администрацию, англичане рассчитывали, конечно, на быстрый и несомненный успех,
какого достигли
у себя дома.
Я разложил
у себя на бюро бумаги, книги, поставил на свое место чернильницу, расположил все мелочи письменного стола,
как дома.
Только свинья так же неопрятна,
как и
у нас, и так же неистово чешет бок об угол,
как будто хочет своротить весь
дом, да кошка, сидя в палисаднике, среди мирт, преусердно лижет лапу и потом мажет ею
себе голову. Мы прошли мимо
домов, садов, по песчаной дороге, миновали крепость и вышли налево за город.
Мы так глубоко вросли корнями
у себя дома, что, куда и
как надолго бы я ни заехал, я всюду унесу почву родной Обломовки на ногах, и никакие океаны не смоют ее!
К вечеру мы завидели наши качающиеся на рейде суда, а часов в семь бросили якорь и были
у себя —
дома.
Дома! Что называется иногда
домом?
Какая насмешка!
Адмирал хотел отдать визит напакианскому губернатору, но он
у себя принять не мог, а дал знать, что примет, если угодно, в правительственном
доме. Он отговаривался тем, что
у них частные сношения с иностранцами запрещены. Этим же объясняется, почему не хотел принять нас и нагасакский губернатор иначе
как в казенном
доме.
Китайцы в
домах у себя имеют мебель, столы, кресла, постели, табуреты, скамеечки и проч., тогда
как прочие три народа сидят и обедают на полу.
Дороги до церкви не было ни на колесах ни на санях, и потому Нехлюдов, распоряжавшийся
как дома у тетушек, велел оседлать
себе верхового, так называемого «братцева» жеребца и, вместо того чтобы лечь спать, оделся в блестящий мундир с обтянутыми рейтузами, надел сверху шинель и поехал на разъевшемся, отяжелевшем и не перестававшем ржать старом жеребце, в темноте, по лужам и снегу, к церкви.
Старик, под рукой, навел кое-какие справки через Ипата и знал, что Привалов не болен, а просто заперся
у себя в комнате, никого не принимает и сам никуда не идет. Вот уж третья неделя пошла,
как он и глаз не кажет в бахаревский
дом, и Василий Назарыч несколько раз справлялся о нем.
Вот я на другой вечер сижу
у себя дома,
как вдруг отворяется моя дверь и входит ко мне этот самый господин.
Григорий видел,
как прошлась его жена, и
дома у себя в избе, через час, поучил ее, потаскав маленько за волосы.
Вот тоже лечиться
у вас полюбил: весной оспа пошла, я пошел и в воспитательном
доме себе оспу привил — если б ты знал,
как я был в тот день доволен: на братьев славян десять рублей пожертвовал!..
Дома он
у себя никого не принимает и живет,
как слышно, скрягой.
В «тверёзом» виде не лгал; а
как выпьет — и начнет рассказывать, что
у него в Питере три
дома на Фонтанке: один красный с одной трубой, другой — желтый с двумя трубами, а третий — синий без труб, и три сына (а он и женат-то не бывал): один в инфантерии, другой в кавалерии, третий сам по
себе…
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали,
как говорится, не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда идем, он пригласил нас к
себе и предложил остановиться
у него в
доме. Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
С летами страх прошел, но
дома княгини я не любил — я в нем не мог дышать вольно, мне было
у нее не по
себе, и я,
как пойманный заяц, беспокойно смотрел то в ту, то в другую сторону, чтоб дать стречка.
К нему-то я и обернулся. Я оставил чужой мне мир и воротился к вам; и вот мы с вами живем второй год,
как бывало, видаемся каждый день, и ничего не переменилось, никто не отошел, не состарелся, никто не умер — и мне так
дома с вами и так ясно, что
у меня нет другой почвы — кроме нашей, другого призвания, кроме того, на которое я
себя обрекал с детских лет.
Восточная Сибирь управляется еще больше спустя рукава. Это уж так далеко, что и вести едва доходят до Петербурга. В Иркутске генерал-губернатор Броневский любил палить в городе из пушек, когда «гулял». А другой служил пьяный
у себя в
доме обедню в полном облачении и в присутствии архиерея. По крайней мере, шум одного и набожность другого не были так вредны,
как осадное положение Пестеля и неусыпная деятельность Капцевича.
После того,
как я почувствовал, что ослабляется интенсивность наших интерконфессиональных собраний с католиками и протестантами, я взял на
себя инициативу другого рода собраний,
у нас на
дому.
Харитона Артемьевича не было
дома, — он уехал куда-то по делам в степь. Агния уже третий день гостила
у Харитины. К вечеру она вернулась, и Галактион удивился,
как она постарела за каких-нибудь два года. После выхода замуж Харитины
у нее не осталось никакой надежды, — в Заполье редко старшие сестры выходили замуж после младших. Такой уж установился обычай. Агния, кажется, примирилась с своею участью христовой невесты и мало обращала на
себя внимания. Не для кого было рядиться.
Наконец, все было кончено. Покойница свезена на кладбище, поминки съедены, милостыня роздана, и в малыгинском
доме водворилась мучительная пустота,
какая бывает только после покойника. Сестры одна за другой наезжали проведать тятеньку, а Харитон Артемьич затворился
у себя в кабинете и никого не желал видеть.
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался,
как ребенок, и со слезами на глазах целовал доктора. Устенька тоже смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал
себя в классной больше
дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он смотрел на нее с чувством собственности,
как на отвоеванную
у болезни жертву.
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая на молодого зятя,
как тот поворачивал всякое дело. Заразившись его энергией, писарь начал заводить строгие порядки
у себя в
доме, а потом в волости. Эта домашняя революция закончилась ссорой с женой, а в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
И это была совсем не та Харитина, которую он видел
у себя дома, и сам он был не тот,
каким его знали все, — о! он еще не начинал жить, а только готовился к чему-то и ради этого неизвестного работал за четверых и отказывал
себе во всем.
Галактион долго не соглашался, хотя и не знал, что делать с детьми. Агния убедила его тем, что дети будут жить
у дедушки, а не в чужом
доме. Это доказательство хоть на что-нибудь походило, и он согласился. С Харченком он держал
себя,
как посторонний человек, и делал вид, что ничего не знает об его обличительных корреспонденциях.
— Поговорим, папа, серьезно… Я смотрю на брак
как на дело довольно скучное, а для мужчины и совсем тошное. Ведь брак для мужчины — это лишение всех особенных прав, и твои принцы постоянно бунтуют, отравляют жизнь и
себе и жене. Для чего мне муж-герой? Мне нужен тот нормальный средний человек, который терпеливо понесет свое семейное иго.
У себя дома ведь нет ни героев, ни гениев, ни особенных людей, и в этом, по-моему, секрет того крошечного, угловатого эгоизма, который мы называем семейным счастьем.
— Что тогда? А знаешь, что я тебе скажу? Вот ты строишь
себе дом в Городище, а
какой же
дом без бабы? И Михей Зотыч то же самое давеча говорил. Ведь
у него все загадками да выкомурами,
как хочешь понимай. Жалеет тебя…
— Так, так… То-то нынче добрый народ пошел: все о других заботятся, а
себя забывают. Что же, дай бог… Посмотрел я в Заполье на добрых людей… Хорошо.
Дома понастроили новые, магазины с зеркальными окнами и все перезаложили в банк. Одни строят, другие деньги на постройку дают — чего лучше? А тут еще: на, испей дешевой водочки… Только вот
как с закуской будет? И ты тоже вот добрый
у меня уродился: чужого не жалеешь.
Неприятное чувство усиливалось по мере того,
как Устенька подходила к
дому Стабровского. Что ей за дело до Харитины, и
какое могло быть между ними объяснение?
У девушки явилась даже малодушная мысль вернуться домой и написать Стабровскому отказ, но она преодолела
себя и решительно позвонила.
Я вскочил с постели, вышиб ногами и плечами обе рамы окна и выкинулся на двор, в сугроб снега. В тот вечер
у матери были гости, никто не слыхал,
как я бил стекла и ломал рамы, мне пришлось пролежать в снегу довольно долго. Я ничего не сломал
себе, только вывихнул руку из плеча да сильно изрезался стеклами, но
у меня отнялись ноги, и месяца три я лежал, совершенно не владея ими; лежал и слушал,
как всё более шумно живет
дом,
как часто там, внизу, хлопают двери,
как много ходит людей.
— Ну,
как это знать? Я ведь не видал, каково французы
у себя дома живут, — сердито ворчит он и добавляет...