Неточные совпадения
— Да, упасть в обморок не от того, от чего вы упали, а от того, что осмелились распоряжаться вашим сердцем, потом уйти
из дома и сделаться его женой. «Сочиняет, пишет
письма, дает уроки, получает деньги, и этим живет!» В самом деле, какой позор! А они, — он опять указал на предков, — получали, ничего не сочиняя, и проедали весь свой век чужое — какая слава!.. Что же сталось с Ельниным?
О вероятном прибытии дочери мой князь еще не знал ничего и предполагал ее возвращение
из Москвы разве через неделю. Я же узнал накануне совершенно случайно: проговорилась при мне моей матери Татьяна Павловна, получившая от генеральши
письмо. Они хоть и шептались и говорили отдаленными выражениями, но я догадался. Разумеется, не подслушивал: просто не мог не слушать, когда увидел, что вдруг, при известии о приезде этой женщины, так взволновалась мать. Версилова
дома не было.
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое
письмо, которое если показать полусумасшедшему старику князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с ума окончательно, или прогонит ее
из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
В
домах не видать признака жизни, а между тем в них и
из них вбегают и выбегают кули, тащат товары,
письма, входят и выходят англичане, под огромными зонтиками, в соломенных или полотняных шляпах, и все до одного, и мы тоже, в белых куртках, без жилета, с едва заметным признаком галстуха.
Из канцелярии Сената Нехлюдов поехал в комиссию прошений к имевшему в ней влияние чиновнику барону Воробьеву, занимавшему великолепное помещение в казенном
доме. Швейцар и лакей объявили строго Нехлюдову, что видеть барона нельзя помимо приемных дней, что он нынче у государя императора, а завтра опять доклад. Нехлюдов передал
письмо и поехал к сенатору Вольфу.
Из всех вещей, бывших в
доме, Нехлюдов взял только
письма и это изображение.
В самом деле, ходил по рукам список с адреса одного
из его
писем: Акулине Петровне Курочкиной, в Москве, напротив Алексеевского монастыря, в
доме медника Савельева, а вас покорнейше прошу доставить
письмо сие А. Н. Р.
А тут два раза в неделю приходила в Вятку московская почта; с каким волнением дожидался я возле почтовой конторы, пока разберут
письма, с каким трепетом ломал печать и искал в
письме из дома, нет ли маленькой записочки на тонкой бумаге, писанной удивительно мелким и изящным шрифтом.
И однако же, он сам было решился передать ему это
письмо, лично, и уже вышел для этого
из дому, но на дороге раздумал.
…
Письмо из Тобольска. Вскрываю и бросаюсь на шею Казимирскому. Он просто чуть не упал. «Что такое?» — Бобрищев-Пушкин освобожден!!!..Понимаешь ли ты, как я обниму нашего гомеопата в
доме Бронникова?…
Письмо хранится в ялуторовском
доме Муравьева-Апостола, где теперь помещается музей «Памяти декабристов» (
из письма директора Тюменского областного музея Н.
Последние известия
из Иркутска у меня от 3 мая: М. Н. мне пишет обо всем, [М. Н. — Волконская; сохранились интересные
письма ее (22) к Пущину за 1839–1841, 1843 и 1847 гг. (РО, ф. 243); в
письмах — много для характеристики взаимоотношений Волконской и Пущина.] рассказывает о посещении в Оёк, в именины Лизы была у них с детьми и хвалит новый
дом Трубецких, который на этот раз, как видно
из ее описания, не соображен по теории Ноева ковчега. Все там здоровы и проводят время часто вместе.
Добрался до
дому Бронникова 4-го числа в 7 часов утра. Ваня меня встретил босиком, обрадовался. Утро читал
письма, которых в мое десятидневное отсутствие собралось много. Первые были прочтены твои листки
из Екатеринбурга и
из Перми. Официальные вечером читали все наши, собравшиеся у меня вечером, а заветные — мое богатство.
Письма мои передавались на почту
из нашего
дома в Петербурге; я просил туда же адресоваться ко мне в случае надобности.
Он вышел
из дому. Теплый весенний воздух с нежной лаской гладил его щеки. Земля, недавно обсохшая после дождя, подавалась под ногами с приятной упругостью. Из-за заборов густо и низко свешивались на улицу белые шапки черемухи и лиловые — сирени. Что-то вдруг с необыкновенной силой расширилось в груди Ромашова, как будто бы он собирался летать. Оглянувшись кругом и видя, что на улице никого нет, он вынул
из кармана Шурочкино
письмо, перечитал его и крепко прижался губами к ее подписи.
— Нет, вы погодите, чем еще кончилось! — перебил князь. — Начинается с того, что Сольфини бежит с первой станции. Проходит несколько времени — о нем ни слуху ни духу. Муж этой госпожи уезжает в деревню; она остается одна… и тут различно рассказывают: одни — что будто бы Сольфини как из-под земли вырос и явился в городе, подкупил людей и пробрался к ним в
дом; а другие говорят, что он писал к ней несколько
писем, просил у ней свидания и будто бы она согласилась.
Про героя моего я по крайней мере могу сказать, что он искренно и глубоко страдал: как бы совершив преступление, шел он от князя по Невскому проспекту, где тут же встречалось ему столько спокойных и веселых господ,
из которых уж, конечно, многие имели на своей совести в тысячу раз грязнейшие пятна.
Дома Калинович застал Белавина, который сидел с Настенькой. Она была в слезах и держала в руках
письмо. Не обратив на это внимания, он молча пожал у приятеля руку и сел.
Штабс-капитану Михайлову так приятно было гулять в этом обществе, что он забыл про милое
письмо из Т., про мрачные мысли, осаждавшие его при предстоящем отправлении на бастион и, главное, про то, что в 7 часов ему надо было быть
дома.
Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один
из этих
домов, с
письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия, не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить; станут искусно выведывать, какое его любимое блюдо, как ему станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и хозяйку, станет говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют хором песню…
— Какое горе?
Дома у тебя все обстоит благополучно: это я знаю
из писем, которыми матушка твоя угощает меня ежемесячно; в службе уж ничего не может быть хуже того, что было; подчиненного на шею посадили: это последнее дело. Ты говоришь, что ты здоров, денег не потерял, не проиграл… вот что важно, а с прочим со всем легко справиться; там следует вздор, любовь, я думаю…
Вернувшись к себе в комнату, Санин нашел на столе
письмо от Джеммы. Он мгновенно… испугался — и тотчас же обрадовался, чтобы поскорей замаскировать перед самим собою свой испуг. Оно состояло
из нескольких строк. Она радовалась благополучному «началу дела», советовала ему быть терпеливым и прибавила, что все в
доме здоровы и заранее радуются его возвращению. Санин нашел это
письмо довольно сухим — однако взял перо, бумагу… и все бросил. «Что писать?! Завтра сам вернусь… пора, пора!»
Кроме вышеизложенного, в постскриптуме
письма его было прибавлено, что Петр Григорьич Крапчик одночасно скончался и что столь быстрая смерть его главным образом последовала от побега
из родительского
дома Екатерины Петровны, обвенчавшейся тайно с господином Ченцовым.
Так и осталось в
письме, но Петрухе не суждено было получить ни это известие о том, что жена его ушла
из дома, ни рубля, ни последних слов матери.
Письмо это и деньги вернулись назад с известием, что Петруха убит на войне, «защищая царя, отечество и веру православную». Так написал военный писарь.
В этот вечер Варвара нашла случай украсть у Передонова первое поддельное
письмо. Это было ей необходимо, по требованию Грушиной, чтобы впоследствии, при сравнении двух подделок, не оказалось разницы. Передонов носил это
письмо с собою, но сегодня как-то случайно оставил его
дома: переодеваясь
из виц-мундира в сюртук, вынул его
из кармана, сунул под учебник на комоде, да там и забыл. Варвара сожгла его на свечке у Грушиной.
Степан Михайлович, не получая давно
писем из дому, видя, что дело его затянулось, соскучившись в разлуке с семейством, вдруг в один прекрасный день воротился неожиданно в свое Троицкое.
Получая
письма из дома, от родных и приятелей, он оскорблялся тем, что о нем видимо сокрушались, как о погибшем человеке, тогда как он в своей станице считал погибшими всех тех, кто не вел такую жизнь, как он.
Недолго я пробыл
дома. Вскоре получил
письмо от Далматова
из Пензы, помеченное 5 октября 1878 года, которое храню и до сих пор. Он пишет...
Из дома ей пришло только одно
письмо от сестренки Сони, которая писала, что отец проклял ее.
Елена все уже перепутала в голове; она забыла даже, что князь, не получив еще
письма ее, ушел
из дому.
К Бегушеву Домна Осиповна, хоть и прошла почти неделя, не ехала; он ее поджидал каждый день и не выходил даже
из дому: его очень поразил ее беспокойный и странный вид, который, впрочем, он отнес к ее нервному расстройству; наконец, он получил от нее
письмо; надпись адреса на конверте ему невольно кинулась в глаза: она написана была кривыми строками и совершенно дрожащей рукой.
Крылушкин, проводив нежданных гостей, старался, как мог, успокоить своих домашних. Уговорил всех спать спокойно и, когда удостоверился, что все спят, сел, написал два
письма в Москву и одно в Петербург, а в семь часов напился чайку и, положив в карман свои
письма, ушел
из дома.
Весь следующий день прошел в томительном ожидании приезда Фустова,
письма от него, известий
из дома Ратчей… хотя с какой стати было им посылать ко мне?
Отправив
письмо, я весь тот день уже не выходил
из дому и все размышлял о том, что должно было происходить там, у Ратчей.
Эльчанинов почти обеспамятел: он со слезами на глазах начал целовать
письмо, а потом, не простясь со старухой, выбежал
из дому, в который шел за несколько минут с такими богатыми надеждами, и целую почти ночь бродил по улицам.
Проснувшись на другой день, Эльчанинов совершенно забыл слова Савелья о каком-то
письме и поехал в двенадцать часов к графу. Анна Павловна, всегда скучавшая в отсутствие его, напрасно принималась читать книги, ей было грустно. В целом
доме она была одна: прислуга благодаря неаккуратности Эльчанинова не имела привычки сидеть в комнатах и преблагополучно проводила время в перебранках и в разговорах по избам. Кашель и шаги в зале вывели Анну Павловну
из задумчивости.
«Он, верно, был ночью у Анны Павловны и показал
письмо о смерти Эльчанинова, а теперь, когда она помешалась, он бежал, будучи не в состоянии выгнать ее при себе
из дома; но как же в деньгах-то, при его состоянии сподличать, это уж невероятно!..» Подумав, Савелий в тот же день потребовал экипаж и перевез больную к себе в Ярцово.
Письма из дому приходили тихие, добрые, и, казалось, все уже было прощено и забыто.
Ну, о том, что я в офицерских чинах выкомаривал, не буду распространяться. Подробности
письмом. Скажу коротко: пил, буянил, писал векселя, танцевал кадриль в публичных
домах, бил жидов, сидел на гауптвахте. Но одно скажу: вот вам честное мое благородное слово — в картах всегда бывал корректен. А выкинули меня все-таки из-за карт. Впрочем, настоящая-то причина была, пожалуй, и похуже. Эх, не следовало бы. Ну, да все едино — расскажу.
— Слышали, значит? — спросил Степан, встрепенувшись. — Нет, что же… У меня этого нет… Да что! Здесь такая сторона: никому нет дела! Я даже
письма из дому получал…
Евдокия Антоновна. Ах, как я рада, господин Глуховцев! Как поживают ваши? Давно ли получали
письма из дому?
— Прислала… — сказал сын, подавая ей
письмо. Имя Зины и даже слово «она» не произносилось в
доме; о Зине говорили безлично: «прислала», «ушла»… Мать узнала почерк дочери, и лицо ее стало некрасивым, неприятным, и седые волосы опять выбились из-под чепца.
Была у них одна великая тайна: знал про нее лишь он да жена его, и, чтоб поверила она
письму, написал он про эту тайну и, подойдя к своему
дому, увидел одну женщину
из прислужниц жены и отдал ей
письмо для передачи.
Пришло раз ему
письмо из дома. Пишет ему старуха мать: «Стара я уж стала, и хочется перед смертью повидать любимого сынка. Приезжай со мной проститься, похорони, а там и с богом, поезжай опять на службу. А я тебе и невесту приискала: и умная, и хорошая, и именье есть. Полюбится тебе, может, и женишься и совсем останешься».
Из дому никто не писал
писем Аксенову, и он не знал, живы ли его жена и дети.
— Нет, не могу, — сказал Мокей Данилыч. — Двадцать лет — многое время, что мы не видались с ней. Я, как вам известно, был в бусурманском плену. Ни
письма какого
из дому и ни весточки какой-нибудь я не получивал. Мудрено ли в таком случае не узнать самых близких в прежние годы людей? Сами посудите, Патап Максимыч.
Только что вошла Дуня в отцовский
дом,
письма ей подали. Они только что получены были Герасимом Силычем, и он, с часу на час ожидая хозяйку, удержал их у себя. Оба
письма были
из Луповиц: одно от отца Прохора, другое от Вареньки.
— Каждая по-своему распорядилась, — отвечал Патап Максимыч. — Сестрица моя любезная три
дома в городу-то построила, ни одного не трогает, ни ломать, ни продавать не хочет. Ловкая старица. Много такого знает, чего никто не знает.
Из Питера да
из Москвы в месяц раза по два к ней
письма приходят. Есть у нее что-нибудь на уме, коли не продает строенья. А покупатели есть, выгодные цены дают, а она и слышать не хочет. Что-нибудь смекает. Она ведь лишнего шага не ступит, лишнего слова не скажет. Хитрая!
—
Письма, что ли, какие и́з
дома получила, или другое что.
Прочитав это
письмо тотчас после короткого и быстрого свидания с мужем, Гордановым, Ропшиным и Кишенским, Глафире не было особенного труда убедить их, что вытащенный
из ванной комнаты и безмолвствовавший мокрый Жозеф возвратился в умопомешательстве, во имя которого ему должны быть оставлены безнаказанно все его чудачества и прощены все беспокойства, причиненные им в
доме.
— Я писала в Константинополь
из Венеции к купцу Мелину, — сказала она, — чтоб он переслал в Персию
письма мои к Гамету и князю Гали. Гамета в
письме своем я просила, чтоб он приискал для моего помещения
дом в Испагани, так как я предполагала туда ехать, а к князю Гали обратилась за деньгами. Я просила у него сто тысяч гульденов.