Неточные совпадения
Он лежал в первой комнате на постели, подложив одну руку под затылок, а другой держа погасшую трубку; дверь во вторую комнату была заперта на замок, и
ключа в замке не было. Я все это тотчас
заметил… Я начал кашлять и постукивать каблуками о порог — только он притворялся, будто не слышит.
— Вот, посмотрите сюда, в эту вторую большую комнату.
Заметьте эту дверь, она заперта на
ключ. Возле дверей стоит стул, всего один стул в обеих комнатах. Это я принес из своей квартиры, чтоб удобнее слушать. Вот там сейчас за дверью стоит стол Софьи Семеновны; там она сидела и разговаривала с Родионом Романычем. А я здесь подслушивал, сидя на стуле, два вечера сряду, оба раза часа по два, — и, уж конечно, мог узнать что-нибудь, как вы думаете?
Варвара (покрывает голову платком перед зеркалом). Я теперь гулять пойду; а ужо нам Глаша постелет постели в саду, маменька позволила. В саду, за малиной, есть калитка, ее маменька запирает на замок, а
ключ прячет. Я его унесла, а ей подложила другой, чтоб не
заметила. На вот, может быть, понадобится. (Подает
ключ.) Если увижу, так скажу, чтоб приходил к калитке.
У него был второй
ключ от комнаты, и как-то вечером, ожидая Никонову, Самгин открыл книгу модного, неприятного ему автора. Из книги вылетела узкая полоска бумаги, на ней ничего не было написано, и Клим положил ее в пепельницу, а потом, закурив, бросил туда же непогасшую спичку; край бумаги нагрелся и готов был вспыхнуть, но Самгин успел схватить ее,
заметив четко выступившие буквы.
Он продолжал шагать и через полчаса сидел у себя в гостинице, разбирая бумаги в портфеле Варвары. Нашел вексель Дронова на пятьсот рублей,
ключ от сейфа, проект договора с финской фабрикой о поставке бумаги, газетные вырезки с рецензиями о каких-то книгах, заметки Варвары. Потом спустился в ресторан, поужинал и, возвратясь к себе, разделся, лег в постель с книгой Мережковского «Не мир, но
меч».
Еще сильнее, нежели от упреков, просыпалась в нем бодрость, когда он
замечал, что от его усталости уставала и она, делалась небрежною, холодною. Тогда в нем появлялась лихорадка жизни, сил, деятельности, и тень исчезала опять, и симпатия била опять сильным и ясным
ключом.
Он с удовольствием приметил, что она перестала бояться его, доверялась ему, не запиралась от него на
ключ, не уходила из сада, видя, что он, пробыв с ней несколько минут, уходил сам; просила
смело у него книг и даже приходила за ними сама к нему в комнату, а он, давая требуемую книгу, не удерживал ее, не напрашивался в «руководители мысли», не спрашивал о прочитанном, а она сама иногда говорила ему о своем впечатлении.
Вскочив в спальню и наткнувшись на кровать, я тотчас
заметил, что есть дверь из спальни в кухню, стало быть был исход из беды и можно было убежать совсем, но — о ужас! — дверь была заперта на замок, а в щелке
ключа не было.
Он сказал, что деньги утащил сегодня у матери из шкатулки, подделав
ключ, потому что деньги от отца все его, по закону, и что она не
смеет не давать, а что вчера к нему приходил аббат Риго увещевать — вошел, стал над ним и стал хныкать, изображать ужас и поднимать руки к небу, «а я вынул нож и сказал, что я его зарежу» (он выговаривал: загхэжу).
— Прощайте, — прибавил он через минуту и вышел. Унтер запер меня на
ключ,
заметив, что если что нужно, то могу постучать в дверь.
Дома писать доктор не решался, чтобы не попасться с поличным, он не
смел затворить дверей собственного кабинета на
ключ, а сочинял корреспонденции в дежурной своей больницы.
Я придумал: подстерег, когда кабатчица спустилась в погреб, закрыл над нею творило, запер его, сплясал на нем танец
мести и, забросив
ключ на крышу, стремглав прибежал в кухню, где стряпала бабушка. Она не сразу поняла мой восторг, а поняв, нашлепала меня, где подобает, вытащила на двор и послала на крышу за
ключом. Удивленный ее отношением, я молча достал
ключ и, убежав в угол двора, смотрел оттуда, как она освобождала пленную кабатчицу и как обе они, дружелюбно посмеиваясь, идут по двору.
— Вот так-то лучше! — схватился за
ключ Лебедев и, ядовито усмехаясь, побежал в соседнюю комнату. Коля остановился, хотел было что-то
заметить, но Лебедев утащил его за собой.
Но явиться к сему почтенному человеку, — излагал далее Аггей Никитич, — прямо от себя с просьбою о посвящении в таинства масонства он не
смеет и потому умолял Егора Егорыча снабдить его рекомендательным письмом, с которым будто бы можно, как с золотыми
ключами Петра […с золотыми
ключами Петра.
Здесь Иван Васильевич глубоко вздохнул, но не открыл очей. Зарево пожара делалось ярче. Перстень стал опасаться, что тревога подымется прежде, чем они успеют достать
ключи. Не решаясь сам тронуться с места, чтобы царь не
заметил его движения по голосу, он указал Коршуну на пожар, потом на спящего Иоанна и продолжал...
Но помпадур ничего не
замечал. Он был от природы не сентиментален, и потому вопрос, счатливы ли подведомственные ему обыватели, интересовал его мало. Быть может, он даже думал, что они не
смеют не быть счастливыми. Поэтому проявления народной жизни, проходившие перед его глазами, казались не более как фантасмагорией,
ключ к объяснению которой, быть может, когда-то существовал, но уже в давнее время одним из наезжих помпадуров был закинут в колодезь, и с тех пор никто оттуда достать его не может.
Из безводного и лесного села Троицкого, где было так мало лугов, что с трудом прокармливали по корове, да по лошади на тягло, где с незапамятных времен пахали одни и те же загоны, и несмотря на превосходную почву, конечно, повыпахали и поистощили землю, — переселились они на обширные плодоносные поля и луга, никогда не тронутые ни косой, ни сохой человека, на быструю, свежую и здоровую воду с множеством родников и
ключей, на широкий, проточный и рыбный пруд и на мельницу у самого носа, тогда как прежде таскались они за двадцать пять верст, чтобы
смолоть воз хлеба, да и то случалось несколько дней ждать очереди.
— И ведомо так, — сказал Лесута. — Когда я был стряпчим с
ключом, то однажды блаженной памяти царь Феодор Иоаннович, идя к обедне, изволил сказать мне: «Ты, Лесута, малый добрый, знаешь свою стряпню, а в чужие дела не мешаешься». В другое время, как он изволил отслушать часы и я стал ему докладывать, что любимую его шапку попортила
моль…
Дверь Дуная заперев на
ключ,
Королю дорогу заступая,
Бремена ты
мечешь выше туч,
Суд вершишь до самого Дуная.
Крякнул
ключ, завизжала окованная железом дверь, и мы очутились в потемках — только можно было разглядеть два окна: одно полутемное, заросшее паутиной, другое посветлее. И вся эта масса хлама была сплошь покрыта пылью, как одеялом, только слева непонятные контуры какие-то торчали. Около двери, налево, широкая полка, на ней сквозь пыль можно рассмотреть шлемы, короны, латы, конечно бумажные. Над ними висели такие же
мечи, сабли, шестоперы.
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не страх (о нет! кого бояться мне?
При мне мой
меч: за злато отвечает
Честной булат), но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство…
Нас уверяют медики: есть люди,
В убийстве находящие приятность.
Когда я
ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в жертву нож: приятно
И страшно вместе.
Узнали наконец одну капитальную вещь, именно: что князем овладела какая-то неизвестная Степанида Матвеевна, бог знает какая женщина, приехавшая с ним из Петербурга, пожилая и толстая, которая ходит в ситцевых платьях и с
ключами в руках; что князь слушается ее во всем как ребенок и не
смеет ступить шагу без ее позволения; что она даже моет его своими руками; балует его, носит и тешит как ребенка; что, наконец, она-то и отдаляет от него всех посетителей, и в особенности родственников, которые начали было понемногу заезжать в Духаново, для разведок.
— Как же ты
смеешь думать, холоп, что я дам тебе
ключ?
Державин, никогда не подписывавший своих стихотворений, предоставляя узнавать ex ungue leonem,
поместил здесь многие из лучших своих стихотворений: «Фелицу», «Оду на смерть Мещерского», «Оду к соседу», «Благодарность Фелице», «
Ключ», «Оду Решемыслу», «Бог» и др.
— Это чёрт знает что такое!
Ключи должны всегда лежать в передней на окне! Кто
смел взять их оттуда? Приказчик может, если ему угодно, завести себе свою лодку!
Дворецкий и это чудо опять
заметил и
ключ у него из кармана достал и меня отпер.
Платонов. Ах… Это вы, Анна Петровна? Pardon, я и не
заметил… Не запирается да и только… Странно… (Роняет
ключ и поднимает.)
Тотчас же
заместил его Ярослав Ильич (причем Ремнева и Зимовейкина сдали кому следует на руки), расспросил кой-кого, ловко овладел сундуком, который хозяйка уже пыталась вскрывать, поставил сапоги на прежнее место,
заметив, что они все в дырьях и совсем не годятся, потребовал назад подушку, подозвал Океанова, спросил
ключ от сундука, который нашелся в кармане пьянчужки-приятеля, и торжественно, при ком следует, вскрыл добро Семена Ивановича.
Калистрат Стратилактович внимательно перечел ее, аккуратно сложил пополам и вместе с двумя рукописями запер в свой массивный несгораемый шкаф,
ключ от которого неизменно носил в кармане. Оттуда же, из одной полновесной пачки (Ардальон очень хорошо
заметил эту полновесность быстрым и горящим взором) отсчитал он две новенькие радужные бумажки да одну серую и с полупоклоном подал их Полоярову.
Лара поняла, что столбняк ее длился довольно долго, прежде чем ее пробудили от него звуки несуществующего оркестра, и удивилась, как она не
заметила времени? Она торопливо заперла дверь в залу на
ключ, помолилась наскоро пред образом, разделась, поставила свечу на предпостельном столике и села в одной сорочке и кофте на диване, который служил ей кроватью, и снова задумалась.
Эта девушка представила меня и другим лицам своего семейства, из которых одно, именно: свояченица генерала, Меланья Фоминишна, имела очевидное над прочими преобладание; я
заметил это из того, что она содержала
ключи от сахарной шкатулки и говорила вполголоса в то время, как все другие едва шептали.
Он отошел к столу и снял с себя часы на длинной и массивной цепочке с жетонами, двумя стальными
ключами и золотым карандашом. На столе лежал уже его бумажник. Тася посмотрела в ту сторону и
заметила, что бумажник отдулся. Она сейчас догадалась, что брат играл и приехал с большим выигрышем.
Палтусов сидел так, что ему была видна часть стены, где он в первый раз
заметил несгораемый шкап. Глаза его остановились на продольной, чуть заметной щели. Опять разглядел он и маленькое отверстие для
ключа.
Его зоркий глаз отличил от обоев закрашенную полосу, дырочку для
ключа и темные полоски с трех сторон. Это был вделанный в стену несгораемый шкап. Он отвел глаза, чтобы старик не
заметил.
— Отдай княжим людям
ключи от второго, что ли, погреба. Пускай утешаются. Да молви дворецкому: гости,
мол, есть хотят.
— Это против правил, Иван Корнильевич, —
заметил Дмитрий Павлович, —
ключ от кассы может только оставаться у главы фирмы.
Она не
смела рассказать мне всего; она только сунула мне в руку какой-то
ключ и, вся в слезах, проговорила мне:"Батюшка Степан Николаич, поезжайте, адрес я знаю, там-то и там-то, на Екатерининском канале, мне сказывал извощик, на втором этаже.
— Ни-ни-ни! — орет он, наливая вам большую рюмку рябиновой. — Не
смей отказаться! По гроб жизни обидишь! Не выпьешь — не выпущу! Сережка, запри-ка на
ключ дверь!
Строева, конечно, не могла не
заметить внушенного ею чувства, которое било
ключом в тоне голоса, в жестах, во взглядах Николая Герасимовича, но искусно делала вид, что ничего не
замечает.
И он запер дверь двойным поворотом
ключа и
ключ положил в карман. И не
заметил странного взгляда, каким девушка провожала его. И вообще весь этот вежливый, пристойный разговор, такой дикий в несчастном месте, где самый воздух мутно густел от винных испарений и ругательств, — казался ему совершенно естественным, и простым, и вполне убедительным. Все с тою же вежливостью, точно где-нибудь на лодке, при катанье с барышнями, он слегка раздвинул борты сюртука и спросил...