Неточные совпадения
— На двенадцатом году отдала меня мачеха
в монастырь, рукоделию учиться и грамоте, — сказала она медленно и громко. — После той, пьяной жизни хорошо показалось мне
в монастыре-то, там я и
жила пять лет.
— Монах я,
в монастыре жил. Девять лет. Оттуда меня и взял супруг Марины Петровны…
Потом он был подпаском
в монастыре и снова
жил у нас; отец очень много возился с ним, но все неудачно.
— Петровна у меня вместо матери, любит меня, точно кошку. Очень умная и революционерка, — вам смешно? Однако это верно: терпеть не может богатых, царя, князей, попов. Она тоже монастырская, была послушницей, но накануне пострига у нее случился роман и выгнали ее из
монастыря. Работала сиделкой
в больнице, была санитаркой на японской войне, там получила медаль за спасение офицеров из горящего барака. Вы думаете, сколько ей лет — шестьдесят? А ей только сорок три года. Вот как
живут!
Писал Макар Иванович из разных концов России, из городов и
монастырей,
в которых подолгу иногда
проживал.
В шесть часов вечера все народонаселение высыпает на улицу, по взморью, по бульвару. Появляются пешие, верховые офицеры, негоцианты, дамы. На лугу, близ дома губернатора, играет музыка. Недалеко оттуда, на горе,
в каменном доме,
живет генерал, командующий здешним отрядом, и тут же близко помещается
в здании, вроде
монастыря, итальянский епископ с несколькими монахами.
— «И прекрасно: monseigneur Dinacourt
живет сам
в испанском
монастыре.
Надо заметить, что Алеша,
живя тогда
в монастыре, был еще ничем не связан, мог выходить куда угодно хоть на целые дни, и если носил свой подрясник, то добровольно, чтобы ни от кого
в монастыре не отличаться.
Да, уже с год как
проживал он тогда
в нашем
монастыре и, казалось, на всю жизнь готовился
в нем затвориться.
«Где же ваше, спрашивает, богатство?» Отвечаю ему: «
В монастырь отдал, а
живем мы
в общежитии».
И не женщины вообще он боялся
в ней: женщин он знал, конечно, мало, но все-таки всю жизнь, с самого младенчества и до самого
монастыря, только с ними одними и
жил.
— Старец Зосима
живет в скиту,
в скиту наглухо, шагов четыреста от
монастыря, через лесок, через лесок…
Было ему лет семьдесят пять, если не более, а
проживал он за скитскою пасекой,
в углу стены,
в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще
в древнейшие времена, еще
в прошлом столетии, для одного тоже величайшего постника и молчальника, отца Ионы, прожившего до ста пяти лет и о подвигах которого даже до сих пор ходили
в монастыре и
в окрестностях его многие любопытнейшие рассказы.
— Городские мы, отец, городские, по крестьянству мы, а городские,
в городу
проживаем. Тебя повидать, отец, прибыла. Слышали о тебе, батюшка, слышали. Сыночка младенчика схоронила, пошла молить Бога.
В трех
монастырях побывала, да указали мне: «Зайди, Настасьюшка, и сюда, к вам то есть, голубчик, к вам». Пришла, вчера у стояния была, а сегодня и к вам.
Знаешь,
в одном
монастыре есть одна подгородная слободка, и уж всем там известно, что
в ней одни только «монастырские жены»
живут, так их там называют, штук тридцать жен, я думаю…
Немецкая наука, и это ее главный недостаток, приучилась к искусственному, тяжелому, схоластическому языку своему именно потому, что она
жила в академиях, то есть
в монастырях идеализма. Это язык попов науки, язык для верных, и никто из оглашенных его не понимал; к нему надобно было иметь ключ, как к шифрованным письмам. Ключ этот теперь не тайна; понявши его, люди были удивлены, что наука говорила очень дельные вещи и очень простые на своем мудреном наречии; Фейербах стал первый говорить человечественнее.
— Ах, да ты, верно, старой Акули застыдился! так ведь ей, голубчик, за семьдесят! И мастерица уж она мыть! еще папеньку твоего мывала, когда
в Малиновце
жила. Вздор, сударь, вздор! Иди-ка
в баньку и мойся!
в чужой
монастырь с своим уставом не ходят! Настюша! скажи Акулине да проведи его
в баню!
Лаврецкий
прожил зиму
в Москве, а весною следующего года дошла до него весть, что Лиза постриглась
в Б…м
монастыре,
в одном из отдаленнейших краев России.
Долго я смотрел на Девичий
монастырь [Письмо Н. Д. — на листке с видом Девичьего
монастыря в Москве.] — и мне знакомо это место, — я часто там бывал,
живя близко у Колошиных…
Из Иркутска имел письмо от 25 марта — все по-старому, только Марья Казимировна поехала с женой Руперта лечиться от рюматизма на Туринские воды. Алексей Петрович
живет в Жилкинской волости,
в юрте;
в городе не позволили остаться. Якубович ходил говеть
в монастырь и взял с собой только мешок сухарей — узнаете ли
в этом нашего драгуна? Он вообще там действует — задает обеды чиновникам и пр. и пр. Мне об этом говорит Вадковской.
Я и стала проситься
в монастырь, да вот и
живу.
— То-то хорошо. Скажи на ушко Ольге Сергеевне, — прибавила, смеясь, игуменья, — что если Лизу будут обижать дома, то я ее к себе
в монастырь возьму. Не смейся, не смейся, а скажи. Я без шуток говорю: если увижу, что вы не хотите дать ей
жить сообразно ее натуре, честное слово даю, что к себе увезу.
— К Александру Тихонычу дочка вчерашнего числа приехала из Петербурга. С мужем, говорят, совсем решилась: просит отца
в монастыре келейку ей поставить и там будет
жить белицей.
— Свет велик… А я жизнь люблю!.. Вот я так же и
в монастыре,
жила,
жила, пела антифоны и залостойники, пока не отдохнула, не соскучилась вконец, а потом сразу хоп! и
в кафешантан… Хорош скачок? Так и отсюда…
В театр пойду,
в цирк,
в кордебалет… а больше, знаешь, тянет меня, Женечка, все-таки воровское дело… Смелое, опасное, жуткое и какое-то пьяное… Тянет!.. Ты не гляди на меня, что я такая приличная и скромная и могу казаться воспитанной девицей. Я совсем-совсем другая.
— Пойду
в монастырь и буду там
жить, буду ходить
в черненьком платьице,
в бархатной шапочке.
— Что же, вы
в самом
монастыре живете? — спросил его Вихров.
Раза два, матерь божья, на сеновале места присматривал, чтобы удавиться, а тут, прах дери, на мельницу меня еще с мешками вздумали послать, и
жил тоже
в монастыре мужичонко один, — по решению присутственного места.
— Ты… ты… ты всей смуте заводчик! Если б не доброта моя, давно бы тебя
в суздаль-монастырь упечь надо! не посмотрела бы, что ты генерал, а так бы вышколила, что позабыл бы, да и другим бы заказал
в семействе смутьянничать! Натко, прошу покорно,
в одном городе
живут, вместе почти всю дорогу ехали и не могли друг дружке открыться, какой кто матери презент везет!
Недалеко от города был
монастырь,
в котором
жил старец, прославившийся своей жизнью, поучениями и предсказаниями и исцелениями, которые приписывали ему.
Полюбопытствовал я узнать, кто такова эта Артемида-богиня, и проведал, что прозывается она Натальей, происхождением от семени солдатского и родилась
в Перми.
Жила она, слышь, долгое время
в иргизских
монастырях, да там будто и схиму приняла.
— Это ты говоришь"за грехи", а я тебе сказываю, что грех тут особь статья. Да и надобно ж это дело порешить чем-нибудь. Я вот сызмальства будто все эти каверзы терпела: и
в монастырях бывала, и
в пустынях
жила, так всего насмотрелась, и знашь ли, как на сердце-то у меня нагорело… Словно кора, право так!
Сами, может быть, ваше превосходительство, изволите знать: у других из их званья по два, по три за раз бывает, а у нас, что-что при театре состоим,
живем словно
в монастыре: мужского духу
в доме не слыхать, сколь ни много на то соискателей, но ни к кому как-то из них наша барышня желанья не имеет.
— И я решительно бы тогда что-нибудь над собою сделала, — продолжала Настенька, — потому что, думаю, если этот человек умер, что ж мне? Для чего осталось
жить на свете? Лучше уж руки на себя наложить, — и только бог еще, видно, не хотел совершенной моей погибели и внушил мне мысль и желание причаститься… Отговела я тогда и пошла на исповедь к этому отцу Серафиму — помнишь? — настоятель
в монастыре: все ему рассказала, как ты меня полюбил, оставил, а теперь умер, и что я решилась лишить себя жизни!
Тому и другому пришлось оставить сотрудничество после следующего случая: П.И. Кичеев встретил
в театре репортера «Русского курьера», которому он не раз давал сведения для газеты, и рассказал ему, что сегодня лопнул самый большой колокол
в Страстном
монастыре, но это стараются скрыть, и второе, что вчера на Бронной у модистки родились близнецы, сросшиеся между собою спинами, мальчик и девочка, и оба живы-здоровы, и врачи определили, что они будут
жить.
— К Тихону. Тихон, бывший архиерей, по болезни
живет на покое, здесь
в городе,
в черте города,
в нашем Ефимьевском Богородском
монастыре.
— А подле Спасова-с,
в В—м
монастыре,
в посаде у Марфы Сергевны, сестрицы Авдотьи Сергевны, может, изволите помнить, ногу сломали, из коляски выскочили, на бал ехали. Теперь около
монастыря проживают, а я при них-с; а теперь вот, изволите видеть,
в губернию собрался, своих попроведать…
— Упрям дятел, да не страшен, никто его не боится! Душевно я советую тебе: иди-ка ты
в монастырь,
поживешь там до возраста — будешь хорошей беседой богомолов утешать, и будет тебе спокойно, а монахам — доход! Душевно советую. К мирским делам ты, видно, не способен, что ли…
— Сиротой
жить лучше. Умри-ка у меня отец с матерью, я бы сестру оставила на брата, а сама —
в монастырь на всю жизнь. Куда мне еще? Замуж я не гожусь, хромая — не работница. Да еще детей тоже хромых народишь…
— Ну вот, не хочешь, чудород! Что ж, ты век бобылем
жить станешь? — уверенно возразил Рутилов. — Или
в монастырь собираешься? Или еще Варя не опротивела? Нет, ты подумай только, какую она рожу скорчит, если ты молодую жену приведешь.
— Тело у нас — битое, а душа — крепка и не
жила ещё, а всё пряталась
в лесах,
монастырях,
в потёмках,
в пьянстве, разгуле, бродяжестве да
в самой себе. Духовно все мы ещё подростки, и жизни у нас впереди — непочат край. Не робь, ребята, выкарабкивайся! Встанет Русь, только верь
в это, верою всё доброе создано, будем верить — и всё сумеем сделать.
А придя домой, рассказал: однажды поп покаялся духовнику своему, что его-де одолевает неверие, а духовник об этом владыке доложил, поп же и прежде был замечен
в мыслях вольных, за всё это его, пожурив, выслали к нам, и с той поры попадья
живёт в страхе за мужа, как бы его
в монастырь не сослали. Вот почему она всё оговаривает его — Саша да Саша.
— А ежели так вот, как Марфа
жила, —
в подозрениях да окриках, — ну, вы меня извините! Мужа тут нету, а просто — мужик, и хранить себя не для кого. Жалко мне было Марфу, а помочь — нечем, глупа уж очень была. Таким бабам, как она, бездетным да глупым, по-моему, два пути —
в монастырь али
в развратный дом.
— И, голубушка! — сказал священник. — До величанья ли им было! Ты, чай, слышала, какие ей на площади попевали свадебные песенки? Ну, боярин! — продолжал он, обращаясь к Юрию. — Куда ж ты теперь поедешь с своею супругою?.. Чай,
в стане у князя Пожарского
жить боярыням не пристало?.. Не худо, если б ты отвез на время свою супругу
в Хотьковский
монастырь; он близехонько отсюда, и, верно, игуменья не откажется дать приют боярыне Милославской.
Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей. Смолоду постригся неведомо где,
жил в Суздале,
в Ефимьевском
монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен: читал наши летописи, сочинял каноны святым; но, знать, грамота далася ему не от господа бога…
То мне хотелось уйти
в монастырь, сидеть там по целым дням у окошка и смотреть на деревья и поля; то я воображал, как я покупаю десятин пять земли и
живу помещиком; то я давал себе слово, что займусь наукой и непременно сделаюсь профессором какого-нибудь провинциального университета.
— Хоть бы бог привел съездить на Афонские горы [Афонские горы —
в Греции район сосредоточения ряда
монастырей и скитов, одно из «святых мест» православной церкви, когда-то усердно посещаемое богомольцами из России.], — сказала Маремьяша. — Когда мы с Аделаидой Ивановной
жили еще
в деревне, к нам заезжал один греческий монах и рассказывал, как там
в монастырях-то хорошо!
Железнов.
В монастырь попрошусь. Пускай постригут.
В схимники. Под землей
жить буду, а — буду!
Прокопьевский
монастырь был основан
в конце XVII столетия пустынножителем Саввой,
в иночестве Савватием, когда кругом
жила еще «орда» «обонпол Яровой».
— Да ведь не своею волей грешит-то мой Полуект Степаныч, а напущено на него проклятым дьячком. Сам мне каялся, когда я везла его к тебе
в монастырь. Я-то
в обители пока
поживу, у матушки Досифеи, может, и отмолю моего сердечного друга. Связал его сатана по рукам и ногам.
— Каина — нельзя понять. Этим Тихон меня, как на цепь приковал. Со дня смерти отца у меня и началось. Я думал: уйду
в монастырь — погаснет, А — нет. Так и
живу в этих мыслях.