Неточные совпадения
Софья (одна, глядя на часы). Дядюшка скоро должен вытти. (Садясь.) Я его здесь
подожду. (Вынимает книжку и прочитав несколько.) Это правда. Как не быть довольну сердцу, когда спокойна совесть! (Прочитав опять несколько.) Нельзя не любить правил добродетели. Они — способы к
счастью. (Прочитав еще несколько, взглянула и, увидев Стародума, к нему подбегает.)
И у кондитера, и у Фомина, и у Фульда он видел, что его
ждали, что ему рады и торжествуют его
счастье так же, как и все, с кем он имел дело в эти дни.
Она тоже не спала всю ночь и всё утро
ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее
счастьем. Она
ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его
счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и
ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что, подошла к нему и сделала то, что она сделала.
«И теперь я
жду, как особенного
счастья, приезда матушки из Петербурга», сказал он.
И вдруг ему вспомнилось, как они детьми вместе ложились спать и
ждали только того, чтобы Федор Богданыч вышел зa дверь, чтобы кидать друг в друга подушками и хохотать, хохотать неудержимо, так что даже страх пред Федором Богданычем не мог остановить это через край бившее и пенящееся сознание
счастья жизни.
Вот, окружен своей дубравой,
Петровский замок. Мрачно он
Недавнею гордится славой.
Напрасно
ждал Наполеон,
Последним
счастьем упоенный,
Москвы коленопреклоненной
С ключами старого Кремля;
Нет, не пошла Москва моя
К нему с повинной головою.
Не праздник, не приемный дар,
Она готовила пожар
Нетерпеливому герою.
Отселе, в думу погружен,
Глядел на грозный пламень он.
Они положили
ждать и терпеть. Им оставалось еще семь лет; а до тех пор столько нестерпимой муки и столько бесконечного
счастия! Но он воскрес, и он знал это, чувствовал вполне всем обновившимся существом своим, а она — она ведь и жила только одною его жизнью!
Подумаешь, как
счастье своенравно!
Бывает хуже, с рук сойдет;
Когда ж печальное ничто на ум не йдет,
Забылись музыкой, и время шло так плавно;
Судьба нас будто берегла;
Ни беспокойства, ни сомненья…
А горе
ждет из-за угла.
У него шевельнулась странная мысль. Она смотрела на него с спокойной гордостью и твердо
ждала; а ему хотелось бы в эту минуту не гордости и твердости, а слез, страсти, охмеляющего
счастья, хоть на одну минуту, а потом уже пусть потекла бы жизнь невозмутимого покоя!
Тогда еще он был молод, и если нельзя сказать, чтоб он был жив, то, по крайней мере, живее, чем теперь; еще он был полон разных стремлений, все чего-то надеялся,
ждал многого и от судьбы, и от самого себя; все готовился к поприщу, к роли — прежде всего, разумеется, в службе, что и было целью его приезда в Петербург. Потом он думал и о роли в обществе; наконец, в отдаленной перспективе, на повороте с юности к зрелым летам, воображению его мелькало и улыбалось семейное
счастие.
Еще на год отодвинулось
счастье! Обломов застонал болезненно и повалился было на постель, но вдруг опомнился и встал. А что говорила Ольга? Как взывала к нему, как к мужчине, доверилась его силам? Она
ждет, как он пойдет вперед и дойдет до той высоты, где протянет ей руку и поведет за собой, покажет ее путь! Да, да! Но с чего начать?
Я
жду, ищу одного —
счастья, и верю, что нашла.
«Нашел свое, — думал он, глядя влюбленными глазами на деревья, на небо, на озеро, даже на поднимавшийся с воды туман. — Дождался! Столько лет жажды чувства, терпения, экономии сил души! Как долго я
ждал — все награждено: вот оно, последнее
счастье человека!»
— Как это вы делали, расскажите! Так же сидели, глядели на все покойно, так же, с помощью ваших двух фей, медленно одевались, покойно
ждали кареты, чтоб ехать туда, куда рвалось сердце? не вышли ни разу из себя, тысячу раз не спросили себя мысленно, там ли он,
ждет ли, думает ли? не изнемогли ни разу, не покраснели от напрасно потерянной минуты или от
счастья, увидя, что он там? И не сбежала краска с лица, не являлся ни испуг, ни удивление, что его нет?
Все находили, что она образец достоинства строгих понятий, comme il faut, [светскости (фр.).] жалели, что она лишена семейного
счастья, и
ждали, когда новый Гименей наложит на нее цепи.
К
счастью, он сидел с моим хозяином, который, чтоб не было скучно гостю
ждать, нашел нужным немедленно познакомиться и о чем-то ему с жаром начал рассказывать.
Я нервно
ждал Матвея: в этот вечер я решил в последний раз испытать
счастье и… и, кроме
счастья, ощущал ужасную потребность играть; иначе бы было невыносимо.
Затихшее было жестокое чувство оскорбленной гордости поднялось в нем с новой силой, как только она упомянула о больнице. «Он, человек света, за которого за
счастье сочла бы выдти всякая девушка высшего круга, предложил себя мужем этой женщине, и она не могла
подождать и завела шашни с фельдшером», думал он, с ненавистью глядя на нее.
Долго еще
ждать завершения его, и еще много выстрадает земля, но мы достигнем и будем кесарями и тогда уже помыслим о всемирном
счастии людей.
На радость взяли дочку,
Все ждем-пождем, что
счастье поплывет.
Поверил ты чужому разговору,
Что бедному приемыши на
счастье,
Да вот и плачь — достался курам на смех
Под старость лет.
Мы с замиранием сердца
ждали, что вот еще один момент и баржа будет перерезана цепью, но, к
счастью, добрые люди вовремя перехватили канат, и солдаты отделались одним только испугом.
Доктор
ждал гостя. Он не обременял его никакими вопросами, помог ему хорошенько обриться; на
счастье, Розанов умел стричь, он наскоро поправил Райнерову стрижку, дал ему теплые сапоги, шапку, немного белья и выпроводил на улицу часа за полтора до рассвета.
— Ну что же, я
жду — выбирай: Операция и стопроцентное
счастье — или…
Все
ждали своего
счастия, не осмеливаясь заговорить сами.
— И ты, дружок, будешь видеть, и все будут видеть, а душа покойного радоваться будет. Может, он что-нибудь и вымолит там для тебя! Ты и не
ждешь — ан вдруг тебе Бог
счастье пошлет!
— Ты думаешь? Нет, брат Сергей, это дело деликатное, ужасно деликатное! Гм!.. А знаешь, хоть и тосковал я, а как-то всю ночь сердце сосало от какого-то
счастия!.. Ну, прощай, лечу.
Ждут; я уж и так опоздал. Только так забежал, слово с тобой перебросить. Ах, боже мой! — вскричал он, возвращаясь. — Главное-то я и забыл! Знаешь что: ведь я ему писал, Фоме-то!
Но и от леса, и от реки, и от земли, и от неба, от всякого облачка, от всякой травки я
жду, я хочу
счастия, я во всем чую его приближение, слышу его призыв!
— Вы думаете, что я равнодушно смотрю на эти плоды, что я
ждал, чтоб вы пришли мне рассказать? Прежде вас я понял, что мое
счастье потускло, что эпоха, полная поэзии и упоенья, прошла, что эту женщину затерзают… потому что она удивительно высоко стоит. Дмитрий Яковлевич хороший человек, он ее безумно любит, но у него любовь — мания; он себя погубит этой любовью, что ж с этим делать?.. Хуже всего, что он и ее погубит.
Матери что-то не хотелось; она в эти годы более сдружилась с кротким
счастием, нежели во всю жизнь; ей было так хорошо в этой безмятежной, созвучной жизни, что она боялась всякой перемены: она так привыкла и так любила
ждать на своем заветном балконе Володю с дальних прогулок; она так наслаждалась им, когда он, отирая пот с своего лица, раскрасневшийся и веселый, бросался к ней на шею; она с такой гордостью, с таким наслаждением смотрела на него, что готова была заплакать.
Успокоившись немного, Ариша решилась еще
подождать, что и оказалось самым лучшим. Гордей Евстратыч оставил ее в покое, не приставал с своими ласками, но зато постоянно преследовал всевозможными придирками, ворчаньем и руганью. Ариша покорно сносила все эти невзгоды и была даже рада им: авось на них износится все горе, а Гордей Евстратыч одумается. На ее
счастье, подвернулся такой случай, который перевернул в брагинском доме все вверх дном.
Конечно, мне приятно…
Но
счастия такого я не
ждал.
Но вот мало-помалу наступило безразличное настроение, в какое впадают преступники после сурового приговора, он думал уже о том, что, слава богу, теперь все уже прошло, и нет этой ужасной неизвестности, уже не нужно по целым дням ожидать, томиться, думать все об одном; теперь все ясно; нужно оставить всякие надежды на личное
счастье, жить без желаний, без надежд, не мечтать, не
ждать, а чтобы не было этой скуки, с которой уже так надоело нянчиться, можно заняться чужими делами, чужим
счастьем, а там незаметно наступит старость, жизнь придет к концу — и больше ничего не нужно.
Аннушка. Помешаешь ей! Да кто ж на ее капитал не польстится, какая бы она ни была. Нет, таким-то всегда
счастье; а хорошие барышни
жди да пожди. Вот вы скоро ль дождетесь хорошего жениха! Другой бы, может, и взял; вот хоть бы, например, Григорий Львович, да…
— Ах, нет-с! То-то именно нет-с. В наши годы можно о себе серьезней думать. Просто разбитые мы все люди: ни
счастья у нас, ни радостей у нас, утром
ждешь вечера, с вечера ночь к утру торопишь, жить не при чем, а руки на себя наложить подло. Это что же это такое? Это просто терзанье, а не жизнь.
— О, нет! я
жду многого, но не для себя… От деятельности, от блаженства деятельности я никогда не откажусь, но я отказался от наслаждения. Мои надежды, мои мечты — и собственное мое
счастие не имеют ничего общего. Любовь (при этом слове он пожал плечом)… любовь — не для меня; я… ее не стою; женщина, которая любит, вправе требовать всего человека, а я уж весь отдаться не могу. Притом нравиться — это дело юношей: я слишком стар. Куда мне кружить чужие головы? Дай Бог свою сносить на плечах!
К
счастью для себя, поднял воровские глаза Соловьев — и не увидел Жегулева, но увидел мужиков: точно на аршинных шеях тянулись к нему головы и, не мигая,
ждали… Гробовую тесноту почувствовал Щеголь, до краев налился смертью и залисил, топчась на месте, даже не смея отступить...
Справа по обрыву стоял лес, слева блестело утреннее красивое море, а ветер дул на
счастье в затылок. Я был рад, что иду берегом. На гравии бежали, шумя, полосы зеленой воды, отливаясь затем назад шепчущей о тишине пеной. Обогнув мыс, мы увидели вдали, на изгибе лиловых холмов берега, синюю крышу с узким дымком флага, и только тут я вспомнил, что Эстамп
ждет известий. То же самое, должно быть, думал Дюрок, так как сказал...
— Мой идол… идол… и-д-о-л! — с страстным увлечением говорил маленький голос в минуту моего пробуждения. — Какой ты приятный, когда ты стоишь на коленях!.. Как я люблю тебя, как много я тебе желаю
счастья! Я верю, я просто чувствую, я знаю, что тебя
ждет слава; я знаю, что вся эта мелкая зависть перед тобою преклонится, и женщины толпами целыми будут любить тебя, боготворить, с ума сходить. Моя любовь читает все вперед, что будет; она чутка, мой друг! мой превосходный, мой божественный художник!
Ровно в одиннадцать часов зазвенел колокольчик. Через минуту она в первый раз показалась на пороге моей комнаты. О, как я помню ее бледное лицо, когда она, волнуясь и стыдясь (да, стыд сменил ее вчерашнее выражение), молча стояла в дверях! Она точно не смела войти в эту комнату, где нашла потом свое
счастье, единственную свою светлую полосу жизни и… гибель. Не ту гибель, о которой говорил Бессонов… Я не могу писать об этом. Я
подожду и успокоюсь.
Не удержу ведь
счастья час,
Не прогоню ведь час разлуки?..»
И Зара с трепетом в ответ
Ждала напрасно два-три слова...
Изменчива судьба.
Мы на лету ее всечасно ласку
Ловить должны. Усердье к нам людей
С ней заодно. Сегодня прежним блеском
Мой светит скиптр. В Бориса
счастье снова
Поверили. Сегодня уклониться
От царской воли никому не может
И в мысль войти. Но знаем ли мы, что
Нас завтра
ждет? Я на обеде царском
От всех бояр хочу тебе присяги
Потребовать.
Я вас
ждала с безумной жаждой
счастья,
Я вас
ждала и млела у окна.
Вера.
Подожди, мама!.. На пути нашем к
счастью сказала я, неодолимые препятствия… Я всё уничтожу или умру, ответил подлец… то есть — герой, мама. Мы говорили долго, красиво, и оба плакали от восторга друг перед другом, две чистые, две пылкие души.
Матрена. Велит? А веленье то его псу под хвост. Уж ты не сумлевайся, не бывать этому делу, я сейчас с твоим стариком все дела просею, процежу, ничего не останется. Я и пошла с ним — один пример сделать. Как же сынок в
счастье живет,
счастья ждет, а я за него потаскуху сватать стану. Что ж, я дура, что ль.
Что часто ты глядишь в окно-то, Марфа
Борисовна? Тебе кого бы
ждать!
Сиротка ты, ты горя не видала,
На смертный бой родимых отпуская
И каждый час болея здесь об них,
И радости за то тебе не будет
Родных своих здоровых увидать.
Хоть тяжело прощанье с милым мужем,
Да
ждать его приятно, а дождешься, —
Так радости и
счастью меры нет.
А ты у нас отшельница…
И может быть, маменька, мне это
счастье суждено; может, оно
ждет меня где-нибудь; я только не знаю, где оно: там, или там, или там.
— А эта? Тоже любил ее? Нечего сказать, поиграли в чувство довольно. А ведь искренно, казалось, говорил и думал тогда… Мученья сколько было! И когда
счастье пришло, оно оказалось вовсе не
счастьем, и если бы я тогда в самом деле мог приказать времени: «
подожди, постой, здесь хорошо», то я еще подумал бы — приказывать или нет. А потом, и очень скоро, понадобилось уже гнать время вперед… Да не думать же теперь об этом! Нужно думать о том, что было, а не о том, что казалось.
Я смотрела прямо ему в глаза. Он несколько смутился, он
ждал какого-нибудь ответа. Но он скоро нашелся, подошел ко мне, и, сказавши: «Ne faites done pas la prude [Не разыгрывай недотрогу (фр.).], не дурачься, ну, посмотри же на меня не так; другие за
счастие поставили бы себе…», он взял меня за руку; я ее отдернула.
За вас я не боюсь. Город страшит меня. Все жители сошли с ума. Они строят свое
счастье на какой-то сумасшедшей мечте. Они
ждут чего-то от кораблей, которые придут сегодня.