Неточные совпадения
Весь длинный трудовой день не оставил в них
другого следа, кроме веселости. Перед утреннею зарей всё затихло. Слышались только ночные звуки неумолкаемых в болоте лягушек и лошадей, фыркавших по лугу в поднявшемся пред утром тумане.
Очнувшись, Левин встал с копны и, оглядев звезды, понял, что прошла ночь.
Когда он
очнулся, то увидал, что сидит на стуле, что его поддерживает справа какой-то человек, что слева стоит
другой человек с желтым стаканом, наполненным желтою водою, и что Никодим Фомич стоит перед ним и пристально глядит на него; он встал со стула.
Кажется бы,
другой раз убил, если б
очнулась!
«Нет, это уж надо теперь бросить, — подумал он,
очнувшись, — надо о чем-нибудь
другом думать.
Мы полюбили
друг друга так внезапно, так быстро, как будто оба вдруг сделались больны, и это мне мешало
очнуться ранее.
— А? нет, я слышу… —
очнувшись, сказала она, — где я брала книги? Тут… в городе, то у того, то у
другого…
Он ушел, а Татьяна Марковна все еще стояла в своей позе, с глазами, сверкающими гневом, передергивая на себе, от волнения, шаль. Райский
очнулся от изумления и робко подошел к ней, как будто не узнавая ее, видя в ней не бабушку, а
другую, незнакомую ему до тех пор женщину.
Долго сидел он в задумчивом сне, потом
очнулся, пересел за письменный стол и начал перебирать рукописи, — на некоторых останавливался, качал головой, рвал и бросал в корзину, под стол,
другие откладывал в сторону.
Но Райский в сенат не поступил, в академии с бюстов не рисовал, между тем много читал, много писал стихов и прозы, танцевал, ездил в свет, ходил в театр и к «Армидам» и в это время сочинил три вальса и нарисовал несколько женских портретов. Потом, после бешеной Масленицы, вдруг
очнулся, вспомнил о своей артистической карьере и бросился в академию: там ученики молча, углубленно рисовали с бюста, в
другой студии писали с торса…
Едва станешь засыпать — во сне ведь
другая жизнь и, стало быть,
другие обстоятельства, — приснитесь вы, ваша гостиная или дача какая-нибудь; кругом знакомые лица; говоришь, слушаешь музыку: вдруг хаос — ваши лица искажаются в какие-то призраки; полуоткрываешь сонные глаза и видишь, не то во сне, не то наяву, половину вашего фортепиано и половину скамьи; на картине, вместо женщины с обнаженной спиной, очутился часовой; раздался внезапный треск, звон —
очнешься — что такое? ничего: заскрипел трап, хлопнула дверь, упал графин, или кто-нибудь вскакивает с постели и бранится, облитый водою, хлынувшей к нему из полупортика прямо на тюфяк.
Вскоре бивак наш опять ожил; заговорили люди,
очнулись от оцепенения лошади, заверещала в стороне пищуха, ниже по оврагу ей стала вторить
другая; послышался крик дятла и трещоточная музыка желны.
Когда я
очнулся, он уже сидел подле меня на
другом стуле, с которого тоже, вероятно, сбросил лохмотья на пол, и пристально в меня всматривался.
В
другой раз, вдруг
очнувшись ночью, при свете нагоревшей свечи, стоявшей передо мной на придвинутом к дивану столике, я увидел, что Елена прилегла лицом на мою подушку и пугливо спала, полураскрыв свои бледные губки и приложив ладонь к своей теплой щечке.
Он занят был совсем
другим и с удивлением осмотрелся, когда вдруг,
очнувшись от глубокого раздумья, увидал себя чуть не на средине нашего длинного, мокрого плашкотного моста.
На
другой же день он
очнулся вполне и прошелся раза два по палате!
Не
очнутся они, и совершится такое же ужасное дело, какое было в Орле, и усилится в
других людях то самовнушение и внушение, под влиянием которого они действуют;
очнутся они, и не только не произойдет такого дела, но еще и многие из тех, которые узнают про оборот, который приняло дело, освободятся от того внушения, в котором они находились, или по крайней мере приблизятся к такому освобождению.
Но не только если все люди, едущие в этом поезде
очнутся и воздержатся от совершения начатого дела, если
очнутся и воздержатся хоть некоторые из них и выскажут смело
другим людям преступность этого дела, то и тогда воздействие этих нескольких людей может сделать то, что и остальные люди
очнутся от того внушения, под которым они находились, и предполагаемое злодеяние не будет совершено.
Набежало множество тёмных людей без лиц. «Пожар!» — кричали они в один голос, опрокинувшись на землю, помяв все кусты, цепляясь
друг за
друга, хватая Кожемякина горячими руками за лицо, за грудь, и помчались куда-то тесной толпою, так быстро, что остановилось сердце. Кожемякин закричал, вырываясь из крепких объятий горбатого Сени, вырвался, упал, ударясь головой, и —
очнулся сидя, опираясь о пол руками, весь облепленный мухами, мокрый и задыхающийся.
Немного погодя она открыла глаза и, как бы
очнувшись после долгого сна, стала оглядывать присутствующих; руки и ноги ее дрожали. Наконец она остановила мутный взор на каком-то предмете, который находился совершенно в
другой стороне против той, где стояли люди, ее окружавшие.
Первый толчок дал один из батюшек, сказав, что"ныне настали времена покаянные", на что
другой батюшка отозвался, что давно
очнуться пора, потому что"все революции, и древние и новые, оттого происходили, что правительства на вольные мысли сквозь пальцы смотрели".
В первый раз я
очнулся в дымной сакле. Я лежал на полу на бурке и не мог пошевелиться — все болело. Седой черкес с ястребиным носом держал передо мной посудину и поил меня чем-то кислым, необыкновенно вкусным.
Другой, помоложе, весь заросший волосами, что-то мне говорил. Я видел, что он шевелит губами, ласково смотрит на меня, но я ничего не понимал и опять заснул или потерял сознание — сам не знаю.
Оскорбляя беспрестанно самолюбие
других народов, вы заставите, наконец, их
очнуться от их непонятного и позорного сна.
— Да, сударь, чуть было не прыгнул в Елисейские. Вы знаете моего персидского жеребца, Султана? Я стал показывать конюху, как его выводить, — черт знает, что с ним сделалось! Заиграл, да как хлысть меня под самое дыханье! Поверите ль, света божьего невзвидел! Как меня подняли, как раздели, как Сенька-коновал пустил мне кровь, ничего не помню! Насилу на
другой день
очнулся.
На этот раз беспамятство мое было гораздо продолжительнее: я
очнулся уже на
другой день поутру.
— Не балуй, барчук, — гневно сказал мужик и опять покрыл «это» рогожей.
Другой, с знакомым лицом дорожного сторожа, повернул меня и вывел из беседки… Я
очнулся на платформе, посмотрел кругом и… засмеялся… Мне казалось, будто все, что я только что видел, было глупым и «стыдным» сном, будто я только что рассказал этот сон мужикам, и от этого мне было очень совестно…
Ей никто не отвечал, и Матрена Ивановна открыла
другой глаз. В комнате было пусто, а Ванька стоял посредине и с удивлением оглядывался кругом.
Очнулись Аня и Катя и тоже удивились.
Я плакал, ревел, как маленькое дитя, валялся по полу, рвал на себе волосы и едва не изорвал своих книг и тетрадей, и, конечно, только огорчение матери и кроткие увещания отца спасли меня от глупых, безумных поступков; на
другой день я как будто
очнулся, а на третий мог уже заниматься и читать вслух моих любимых стихотворцев со вниманием и удовольствием; на четвертый день я совершенно успокоился, и тогда только прояснилось лицо моего наставника.
Бывают минуты, когда, размышляя, не замечаешь движений, поэтому я
очнулся лишь увидев себя сидящим в кубрике против посетителей — они сели на вторую койку, где спал Эгва,
другой матрос, — и сидели согнувшись, чтобы не стукнуться о потолок-палубу.
Гришка встал, чесал голову, чесал спину и никак не мог
очнуться. Насилу его умыли, прибрали и повели с женою в избу, где был готов завтрак и новая попойка. Но тут же были готовы и пересуды. Одни ругали Настю,
другие винили молодого, третьи говорили, что свадьба испорчена, что на молодых напущено и что нужно съездить либо в Пузеево к знахарю, либо в Ломовец к бабке. Однако так ли не так, а опять веселья не было, хотя подпили все опять на порядках.
Но вот она
очнулась вдруг;
И ищет пленника очами.
Черкешенка! где, где твой
друг…
Его уж нет.
Она слезами
Не может ужас выражать,
Не может крови омывать.
И взор ее как бы безумный
Порыв любви изобразил;
Она страдала. Ветер шумный
Свистя покров ее клубил!..
Встает… и скорыми шагами
Пошла с потупленной главой,
Через поляну — за холмами
Сокрылась вдруг в тени ночной.
На
другой день, ровно в восемь часов, господин Голядкин
очнулся на своей постели.
Много ли, мало ли продолжалось недоразумение господина Голядкина, долго ли именно он сидел на тротуарном столбу, — не могу сказать, но только, наконец, маленько
очнувшись, он вдруг пустился бежать без оглядки, что силы в нем было; дух его занимался; он споткнулся два раза, чуть не упал, — и при этом обстоятельстве осиротел
другой сапог господина Голядкина, тоже покинутый своею калошею.
Дуняша, тетка ее и
другая девушка обмерли со страху; но не успели они
очнуться, как тяжелые, медленные и нерешительные шаги послышались в сенях и у двери.
Когда Ольга Михайловна в
другой раз
очнулась от боли, то уж не рыдала и не металась, а только стонала. От стонов она не могла удержаться даже в те промежутки, когда не было боли. Свечи еще горели, но уже сквозь шторы пробивался утренний свет. Было, вероятно, около пяти часов утра. В спальне за круглым столиком сидела какая-то незнакомая женщина в белом фартуке и с очень скромною физиономией. По выражению ее фигуры видно было, что она давно уже сидит. Ольга Михайловна догадалась, что это акушерка.
— Вот что мне нужно приготовить к послезавтрашнему дню. Я и четвертой доли не сделал! Не спрашивай, не спрашивай… как это сделалось! — продолжал Вася, сам тотчас заговорив о том, что так его мучило. — Аркадий,
друг мой! Я не знаю сам, что было со мной! Я как будто из какого сна выхожу. Я целые три недели потерял даром. Я все… я… ходил к ней… У меня сердце болело, я мучился… неизвестностью… я и не мог писать. Я и не думал об этом. Только теперь, когда счастье настает для меня, я
очнулся.
Распрощавшись с Виринеей, снабдившей его на дорогу большим кульком с крупитчатым хлебом, пирогами, кокурками, крашеными яйцами и
другими снедями, медленными шагами пошел он на конный двор, заложил пару добрых вяток в легкую тележку, уложился и хотел было уж ехать, как ровно неведомая сила потянула его назад. Сам не понимал, куда и зачем идет.
Очнулся перед дверью домика Марьи Гавриловны.
Долго не может
очнуться и, опомнившись, спешно творит одно за
другим крестные знамения…
Через минуту более половины этой толпы уже
очнулось и было готово встретить огонь. «Ура!!» — громко и радостно вырывалось из нее, вместе с
другими ободрительными криками и возгласами.
Я упал без чувств и
очнулся только в воде по
другую сторону борта…
— Все уныло копошатся в постылой жизни, и себе противны, и
друг другу. Время назрело, и предтеч было много. Придет пророк с могучим словом и крикнет на весь мир: «Люди!
Очнитесь же, оглянитесь кругом! Ведь жизнь-то хороша!» Как и Иезекииль на мертвое поле: «Кости сухия! Слушайте слово господне!»
При этих словах Кропотов
очнулся; он посмотрел на
друга с сожалением, будто хотел сказать: зачем шлют тебя? Потом взял бумагу, которую писал, сложил ее бережно, перекрестился и, отдавая ее Полуектову, примолвил...
Он
очнулся и пришел несколько в себя только на
другой день в своей камере.
Мечта выйти за чиновника уже давно жила в уме Тани. С этим исходом она бы примирилась. Она не может только примириться с отправкой в дальнюю вотчину. Думы в этом роде, одна
другой противоречащие, неслись в ее голове. Она сидела неподвижно, с устремленными в одну точку глазами. Она
очнулась от этой задумчивости, когда ее позвали к княжне. Последняя встретила ее радостным восклицанием...
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее,
очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененною нравственною физиономией, как дети с
другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто
очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в
другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он
очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с
другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Пьер,
очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые, обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а
другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Когда Пьер совсем
очнулся на
другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
—
Очнись, княжна… От себя никуда не уйдешь. Ты месяца краше, миндаль-цвет перед тобой будто полынь-трава, — ужель красота в подземелье вянуть должна? Который месяц по тебе сохну, и все без последствий. Все свои дела через тебя забросил, должна ты меня на путь окончательно наставить, а то так закручу, что чертям тошно станет. Себя, девушка, спасаешь, а
другого губишь, — это что ж такое выходит?