Неточные совпадения
Деньги за две трети леса были уже прожиты, и, за вычетом десяти процентов, он
забрал у купца почти все вперед за последнюю треть. Купец больше не
давал денег, тем более что в эту зиму Дарья Александровна, в первый раз прямо заявив права на свое состояние, отказалась расписаться на контракте в получении денег за последнюю треть леса. Всё жалование уходило на домашние расходы и на уплату мелких непереводившихся долгов. Денег совсем не было.
Одна очень любезная
дама, — которая приехала вовсе не с тем чтобы танцевать, по причине приключившегося, как сама выразилась, небольшого инкомодите [Инкомодитé (от фр. l’incommоdité) — здесь: нездоровье.] в виде горошинки на правой ноге, вследствие чего должна была даже надеть плисовые сапоги, — не вытерпела, однако же, и сделала несколько кругов в плисовых сапогах, для того именно, чтобы почтмейстерша не
забрала в самом деле слишком много себе в голову.
Схватили их турки у самого Трапезонта и всех
забрали невольниками на галеры, взяли их по рукам и ногам в железные цепи, не
давали по целым неделям пшена и поили противной морской водою.
— Правильно привезли, по депеше, — успокоил его красавец. — Господин Ногайцев депешу
дал, чтобы послать экипаж за вами и вообще оказать вам помощь. Места наши довольно глухие. Лошадей хороших на войну
забрали. Зовут меня Анисим Ефимов Фроленков — для удобства вашего.
Но один потерпел при выходе какое-то повреждение, воротился и получил помощь от жителей: он был так тронут этим, что, на прощанье, съехал с людьми на берег, поколотил и обобрал поселенцев. У одного
забрал всех кур, уток и тринадцатилетнюю дочь, у другого отнял свиней и жену, у старика же Севри, сверх того, две тысячи долларов — и ушел. Но прибывший вслед за тем английский военный корабль
дал об этом знать на Сандвичевы острова и в Сан-Франциско, и преступник был схвачен, с судном, где-то в Новой Зеландии.
Тема случилась странная: Григорий поутру,
забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки,
дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.
Об этих Дыроватых камнях у туземцев есть такое сказание. Одни люди жили на реке Нахтоху, а другие — на реке Шооми. Последние взяли себе жен с реки Нахтоху, но, согласно обычаю, сами им в обмен дочерей своих не
дали. Нахтохуские удэгейцы отправились на Шооми и, воспользовавшись отсутствием мужчин, силой
забрали столько девушек, сколько им было нужно.
Его перевели в скверную комнату, то есть
дали гораздо худшую, в ней
забрали окно до половины досками, чтоб нельзя было ничего видеть, кроме неба, не велели к нему пускать никого, к дверям поставили особого часового.
Наконец Марья Маревна сделала решительный шаг. Мальчикам приближалось уж одиннадцать лет, и все, что захолустье могло ей
дать в смысле обучения, было уже исчерпано. Приходилось серьезно думать о продолжении воспитания, и, натурально, взоры ее прежде всего обратились к Москве. Неизвестно, сама ли она догадалась или надоумил ее отец, только в одно прекрасное утро, одевши близнецов в новенькие курточки, она
забрала их с собой и ранним утром отправилась в Отраду.
— Что же это такое будет, господа? — в отчаянии говорил Луковников гласным, которым доверял. — Мы делаемся какими-то пешками… Мышников всех нас
заберет. Вон он и Драке, и Штоффа, и Галактиона Колобова в гласные проводит… Дохнуть не
дадут.
Всех
заберут в лапы, Ермилыч, как пить
дадут.
Но согласись, милый друг, согласись сам, какова вдруг загадка и какова досада слышать, когда вдруг этот хладнокровный бесенок (потому что она стояла пред матерью с видом глубочайшего презрения ко всем нашим вопросам, а к моим преимущественно, потому что я, черт возьми, сглупил, вздумал было строгость показать, так как я глава семейства, — ну, и сглупил), этот хладнокровный бесенок так вдруг и объявляет с усмешкой, что эта «помешанная» (так она выразилась, и мне странно, что она в одно слово с тобой: «Разве вы не могли, говорит, до сих пор догадаться»), что эта помешанная «
забрала себе в голову во что бы то ни стало меня замуж за князя Льва Николаича выдать, а для того Евгения Павлыча из дому от нас выживает…»; только и сказала; никакого больше объяснения не
дала, хохочет себе, а мы рот разинули, хлопнула дверью и вышла.
Его сиятельство улыбнулись: «Ну, уж, говорит, коли так тебя
забрало,
дать ему место станового!» Оно выходит и справедливо, что с вельможами нужно быть завсегда откровенным, — потому что вельможа, вы понимаете, так воспитан, что благородство чувств ему доступно…
Я так и начал исполнять: выбрал на бережку лимана такое местечко, где песок есть, и как погожий теплый день, я
заберу и козу и девочку и туда с ними удаляюсь. Разгребу руками теплый песочек и закопаю туда девочку по пояс и
дам ей палочек играть и камушков, а коза наша вокруг нас ходит, травку щиплет, а я сижу, сижу, руками ноги обхвативши, и засну, и сплю.
— Кто с него стребует, с выжиги экого. Он нынче всем у нас орудует, и полицу, с исправником вместе, под нозе себе покорил. Чуть кто супротивное слово скажет — сейчас: сицилист! Одним этим словом всех кругом окружил. Весь торг в свои руки
забрал, не
дает никому вздыху, да и шабаш!
Он был, кажется, очень поражен, что я сам ему предложил денег, сам вспомнил о его затруднительном положении, тем более что в последнее время он, по его мнению, уж слишком много у меня
забрал, так что и надеяться не смел, что я еще
дам ему.
Всю дорогу грусть томила Передонова. Враждебно все смотрело на него, все веяло угрожающими приметами. Небо хмурилось. Ветер дул навстречу и вздыхал о чем-то. Деревья не хотели
давать тени, — всю себе
забрали. Зато поднималась пыль длинною полупрозрачно-серою змеею. Солнце с чего-то пряталось за тучи, — подсматривало, что ли?
Человек обыкновенный, здравомыслящий, берет от жизни, что она
дает ему, и отдает ей, что может; но педанты всегда
забирают свысока и парализируют жизнь мертвыми идеалами и отвлечениями.
Граф предоставлял до всего додуматься графине Антониде и ей же дарил весь почин дела: она должна была вызнать мысли княжны, внушить ей симпатию к этому плану;
забрать ее на свою сторону и, уверясь, что княжна в случае решительного вопроса
даст решительный же ответ в желанном духе, граф предоставлял Хотетовой упросить и уговорить его на этот брак; а ему тогда останется только согласиться или не согласиться.
И вот Ольга Федотовна,
забрав это в голову, слетала в казенное село к знакомому мужичку, у которого родился ребенок;
дала там денег на крестины и назвалась в кумы, с тем чтобы кума не звали, так как она привезет своего кума.
— Дай-то господи, чтоб приказали! — продолжал Буркин. — Что, господа офицеры, неужели и вас охота не
забирает подраться с этими супостатами? Да нет! по глазам вижу, вы все готовы умереть за матушку Москву, и уж, верно, из вас никто назад не попятится?
— Эх, Ваня, Ваня! Да есть ли земля, где б поборов не было? Что вы верите этим нехристям; теперь-то они так говорят, а
дай Бонапарту до нас добраться, так последнюю рубаху стащит; да еще
заберет всех молодых парней и ушлет их за тридевять земель в тридесятое государство.
— Да не
дают мужики, говорят, какие были, все Соловьев
забрал. Врут.
— Совершенно верно. «Ну, — говорит Липонтий, — я тебе
дам средство. Будешь ты здоров через два дня. Вот тебе французские горчишники. Один налепишь на спину между крыл, другой — на грудь. Подержишь десять минут, сымешь. Марш! Действуй!»
Забрал тот горчишники и уехал. Через два дня появляется на приеме.
Сорин. Будь у меня деньги, понятная вещь, я бы сам
дал ему, но у меня ничего нет, ни пятачка. (Смеется.) Всю мою пенсию у меня
забирает управляющий и тратит на земледелие, скотоводство, пчеловодство, и деньги мои пропадают даром. Пчелы дохнут, коровы дохнут, лошадей мне никогда не
дают…
Лакей. Не могу знать. Только они
забрали свою зубную щетку, полотенце и мыло из адъютантской комнаты. Я же им еще газету
давал.
Тут уж я, разумеется, надзираю за ним как не надо лучше, потому что это надо делать безотходительно, да уж и был такой и слух, что он с одной девицей из купечества обручившись и деньги двести серебра на окипировку себе
забрал, а им
дал женитьбенную расписку, но расписка эта оказалась коварная, и ничего с ним по ней сделать не могли.
Николай Иванович. Вот то-то и есть, что я считаю, что бог ничего не
дал, а люди сами
забрали, у своих братьев отобрали.
Рябинин. Сердитая! Значит — решили: часов в шесть утра посылай наших солдат, они
заберут муку и отвезут половину — себе, половину — на фабрику, прямо в казарму. Бабы сразу увидят, что большевики не только обещают, а и
дают. Ясно, леший?
Старшой. Куда приставить, что ты городишь? Встань, говори толком.
Давай отчет, много ли ты за эту неделю мужиков
забрал?
А как ты болтаешься да
дал им ходу, — они, твои мужики, силу
забрали.
Видно, это только баловство одно было —
дай, мол, потешусь над парнем, пущай
забирает себе невесть чего в голову.
Если хочешь остудить теплую горницу, принеси льду и
дай ему растаять. Отчего станет холоднее? — Оттого, что лед, чтоб ему сделаться водой,
заберет в себя тепло из воздуха.
Если хочешь остудить, налей воды и
дай ей высохнуть. Отчего так будет? — Оттого, что из воды сделается пар. А чтобы из воды сделаться паром, она
заберет много тепла из воздуха.
Храня сухой и сдержанный вид человека обиженного и поссорившегося, он явился к ним под предлогом, чтобы
забрать кое-что из оставшихся вещей своих, белье да платье, однако же с сильным желанием в душе, чтобы дело приняло удачный оборот и
дало бы ему возможность снова поселиться в коммуне и снова верховодить ее сожителями. В сущности, он очень хорошо сознавал, что вне коммуны ему почти некуда и деваться.
Ашанин очень обрадовался и еще более обрадовался, когда недели через две ему
дали знать, что русское военное судно пришло на рейд. В тот же день он откланялся адмиралу Бонару, простился с сожителями и,
забравши свои пожитки, отправился на «Коршун».
— А не то так, пожалуй, мы и прынцессу твою к уголовщине прицепим, — продолжал Корней. — Из Фатьянки-то всех фармазонов
забрали, ищут и тамошнюю барыню Алымову. Не сегодня, так завтра и она будет за железной решеткой сидеть. А ведь всем известно, что твоя дочка с ней уехала — шабаш, что ли, ихний справлять, аль другое что. Верно говорю. Сгниет твоя прынцесса в остроге, и сундук ей впрок не пойдет… Все на суде расскажу.
Давай же делиться. Где ключи-то? Под подушкой, что ли?
— Я сама удостоверялась обо всем: всё правда, мне ничего не
дали на общее дело, но этого мало: знайте и ведайте, что Оболдуев обломал дела, он
забрал не только женины деньги, но и деньги свояченицы, и на эти деньги будет… издаваться газета с русским направлением!
У нее теперь есть bien aimé, [возлюбленный (франц.).] что всем известно, — поляк-скрипач, который играет и будет
давать концерты, потому полякам все дозволяют, но он совершенно бедный и потому она
забрала себе Бодростина с первой же встречи у Кишенского и Висленевой жены, которая Бодростиной терпеть не может.
— Совершенно с вами согласен, — решительно сказал Сергей. — Люди устраивают себе тухлятину. Виноваты в этом только они сами. Почему отсюда следует, что нужно давить себя, связывать, взваливать на себя какие-то аскетические ограничения? Раз это — потребность, то она свята, и бежать от нее стыдно и смешно… Эх, ночь какая будет! Господа, чуете?
Давайте, выедем сегодня же. Лошади отдохнули, а ночи теперь лунные, светлые…
Заберем всю колонию с собою и поедем.
— Мой клиент — мужчина 52 лет… Несмотря на такой возраст, он еще имеет людей, которые
дают ему взаймы. Так, у него два портных, шьющих на него в кредит. В лавочках отпускают ему по книжке сколько угодно. Никто лучше его не может уходить от извозчиков в проходные ворота и т. д. Не стану распространяться в похвалах его деловитости, скажу только для полной характеристики, что он ухитряется даже в аптеке
забирать в кредит.
— И удивляться нечего… — продолжал Николай Сергеич, помолчав немного. — Обыкновенная история! Мне деньги нужны, а она… не
дает. Ведь этот дом и все это мой отец наживал, Марья Андреевна! Все ведь это мое, и брошка принадлежала моей матери, и… все мое! А она
забрала, завладела всем… Не судиться же мне с ней, согласитесь… Прошу вас убедительно, извините и… и останьтесь. Tout comprendre, tout pardonner. [Все понять, все простить (фр.).] Остаетесь?
Все устрой, очисти его от долгов, работай для детей из-за купеческой чести своей, а он все потом
заберет, да и скажет: разводиться
давай!..
Генерал Копцевич
дал в доме такую волю полковнику, что тот прямо
забирал детей, уводил их и говорил с ними в своем роде «наедине»… Это был какой-то злой гений, который находил удовольствие в отраве и растлении.
Коромыслов. Не знаю. Одним словом, окно и пропасть — все это пустяки, драма, кинематограф — верно? А настоящее то, что вы должны
забрать себя в руки, и я вас настоятельно об этом прошу, просто требую.
Даете слово?
— Овцу описали. Пришли.
Давай, говорит, деньги. Я говорю: хозяина нет, на работе.
Давай, говорит. Где же я возьму. Одна овца, и ту
забрали. — Плачет.
Дело было ясное, как нить
дать; пришла полиция и
забрала Машеньку, а с ней и Кузьму-бессребреника.
Аркадий Семенович был действительно без ума влюблен в Екатерину Николаевну, не только когда она была невестой, но и первые годы после свадьбы, и этим
дал возможность молодой властной женщине совершенно
забрать себя в руки.
Надо оговориться, что Артемий Петрович,
дав слово гостям не нарушать их маскерадной тайны, свято исполнил его; гостям же бумажные
забрала позволяли, осушая стопы, сохранить свое инкогнито.
А как
забрало,
давай шампанского, да шарманку, да цыган…