Неточные совпадения
Но
кровь лилась, лилась ужасно и мигом облила
горячею струей дрожащие пальцы Мити.
— Это-то и прекрасно, — сказал он, пристально посмотревши на меня, — и не знайте ничего. Вы меня простите, а я вам дам совет: вы молоды, у вас еще
кровь горяча, хочется поговорить, это — беда; не забудьте же, что вы ничего не знаете, это единственный путь спасения.
На хозяйский крик выскочили с мельницы рабочие и кинулись на Вахрушку. Произошла
горячая свалка. Старика порядочно помяли, а кто-то из усердия так ударил по носу, что у Вахрушки пошла
кровь.
Ей, женщине и матери, которой тело сына всегда и все-таки дороже того, что зовется душой, — ей было страшно видеть, как эти потухшие глаза ползали по его лицу, ощупывали его грудь, плечи, руки, терлись о
горячую кожу, точно искали возможности вспыхнуть, разгореться и согреть
кровь в отвердевших жилах, в изношенных мускулах полумертвых людей, теперь несколько оживленных уколами жадности и зависти к молодой жизни, которую они должны были осудить и отнять у самих себя.
Вспомнился Рыбин, его
кровь, лицо,
горячие глаза, слова его, — сердце сжалось в горьком чувстве бессилия перед зверями.
Вот: она сидит на
горячей от солнца стеклянной скамье — на самой верхней трибуне, куда я ее принес. Правое плечо и ниже — начало чудесной невычислимой кривизны — открыты; тончайшая красная змейка
крови. Она будто не замечает, что
кровь, что открыта грудь… нет, больше: она видит все это — но это именно то, что ей сейчас нужно, и если бы юнифа была застегнута, — она разорвала бы ее, она…
— Но ты не знал и только немногие знали, что небольшая часть их все же уцелела и осталась жить там, за Стенами. Голые — они ушли в леса. Они учились там у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью, но зато под шерстью сберегли
горячую, красную
кровь. С вами хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать все и выгнать голыми в леса. Пусть научатся дрожать от страха, от радости, от бешеного гнева, от холода, пусть молятся огню. И мы, Мефи, — мы хотим…
Но когда полковник заговорил о его матери,
кровь вдруг
горячим, охмеляющим потоком кинулась в голову Ромашову, и дрожь мгновенно прекратилась.
И тут сказывалась разность двух душ, двух темпераментов, двух
кровей. Александров любил с такою же наивной простотой и радостью, с какою растут травы и распускаются почки. Он не думал и даже не умел еще думать о том, в какие формы выльется в будущем его любовь. Он только, вспоминая о Зиночке, чувствовал порою
горячую резь в глазах и потребность заплакать от радостного умиления.
Берди-Паша понимает, изводится, вращает глазами, прикусывает губу, но сделать ничего не может — боится попасть в смешное или неприятное положение. Но татарская
кровь горяча и злопамятна. Берди-Паша молча готовит месть.
Кровь видят все; она красна, всякому бросается в глаза; а сердечного плача моего никто не зрит; слезы бесцветно падают мне на душу, но, словно смола
горячая, проедают, прожигают ее насквозь по вся дни!
— Государь, — сказал он, — хотелось бы, вишь, ему послужить твоей милости. Хотелось бы и гривну на золотой цепочке получить из царских рук твоих.
Горяча в нем
кровь, государь. Затем и просится на татар да немцев.
— Противоборствуют в каждом из нас два начала: исконное, родное, и привитое нам извне, но уже отравившее
кровь нашу, — против сего-то последнего — весь давний наш, тихий бунт! — всё
горячее говорил поп, как будто сам себе.
Тогда, совершенно изнуренный болезнью, я еле-еле бродил по комнате с болью и слабостью в коленях; при каждом более сильном движении
кровь приливала
горячей волной к голове и застилала мраком все предметы перед моими глазами.
«И вот вдруг лес расступился перед ним, расступился и остался сзади, плотный и немой, а Данко и все те люди сразу окунулись в море солнечного света и чистого воздуха, промытого дождем. Гроза была — там, сзади них, над лесом, а тут сияло солнце, вздыхала степь, блестела трава в брильянтах дождя и золотом сверкала река… Был вечер, и от лучей заката река казалась красной, как та
кровь, что била
горячей струей из разорванной груди Данко.
«Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истек ты
кровью… Но будет время — и капли
крови твоей
горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!
Края черных туч тоже в огне, на красных пятнах зловеще рисуются угловатые куски огромных строений; там и тут, точно раны, сверкают стекла; разрушенный, измученный город — место неутомимого боя за счастье — истекает
кровью, и она дымится,
горячая, желтоватым удушливым дымом.
Стоило сходить в мировой съезд, чтоб почувствовать, как в груди начинает саднить и по жилам катится какая-то
горячая, совсем новая
кровь.
— Тащи выше! — было приказание Орленки, и в две минуты она поднялась от земли на аршин… глаза ее налились
кровью, стиснув зубы, она старалась удерживать невольные крики… палачи опять остановились, и Вадим сделал знак Орленке, который его тотчас понял. Солдатку разули; под ногами ее разложили кучку
горячих угольев… от жару и боли в ногах ее начались судороги — и она громко застонала, моля о пощаде.
Труднее было ему удалить от себя другое, милое воспоминание: часто думал он о графини D., воображал ее справедливое негодование, слезы и уныние…. но иногда мысль ужасная стесняла его грудь: рассеяние большого света, новая связь, другой счастливец — он содрогался; ревность начинала бурлить в африканской его
крови, и
горячие слёзы готовы были течь по его черному лицу.
Лужа
крови. Мои руки по локоть в
крови. Кровяные пятна на простынях. Красные сгустки и комки марли. А Пелагея Ивановна уже встряхивает младенца и похлопывает его. Аксинья гремит ведрами, наливая в тазы воду. Младенца погружают то в холодную, то в
горячую воду. Он молчит, и голова его безжизненно, словно на ниточке, болтается из стороны в сторону. Но вот вдруг не то скрип, не то вздох, а за ним слабый, хриплый первый крик.
Глухо занывало сердце в груди господина Голядкина;
кровь горячим ключом била ему в голову; ему было душно, ему хотелось расстегнуться, обнажить свою грудь, обсыпать ее снегом и облить холодной водой.
Некоторые охотники кладут змею в ствол заряженного ружья, притискивают шомполом и выстреливают, после чего оставляют ружье на несколько часов на солнце или на
горячей печке, чтобы
кровь обсохла и хорошенько въелась в железо.
— Так-с; ну, вам лучше знать. А у Евлампии, доложу вам, — что у меня, что у ней: нрав все едино. Казацкая
кровь — а сердце, как уголь
горячий!
Не хочу сказать, что сразу принял я их и тогда же понял до глубины, но впервые тем вечером почувствовал я их родственную близость моей душе, и показалась мне тогда вся земля Вифлеемом, детской
кровью насыщенной. Понятно стало
горячее желание богородицы, коя, видя ад, просила Михаила архангела...
Домине Галушкинский, редкий наставник наш, говаривал, что любовь есть неизъяснимое чувство; приятнее, полезнее и восхитительнее паче прочих
горячих напитков; так же одуряющее самую умнейшую голову, вводящее, правда, часто в дураки: но состояние глупости сей так приятно, так восхитительно, так… Тут у нашего реверендиссиме
кровь вступала в лицо, глаза блистали, как метеоры, он дрожал всем телом, задыхался… и падал в постель, точно как опьянелый.
С детских лет, имея по преимуществу русское направление и пылкую натуру, он горел нетерпением запечатлеть
кровью свою
горячую любовь к отчизне; в сражении под Полоцком он был ранен в ногу и получил за храбрость орден Анны 3-й степени на шпагу.
Один раз, когда под самым окном оглушительно заорал и захлопал крыльями чей-то соседский петух, — старый нищий почувствовал, как вся
кровь отхлынула у него от головы к затрепетавшему сердцу и мгновенно ослабевшее тело покрылось
горячей, колючей испариной.
Цирюльник Иван Яковлевич, живущий на Вознесенском проспекте (фамилия его утрачена, и даже на вывеске его — где изображен господин с намыленною щекою и надписью: «И
кровь отворяют» — не выставлено ничего более), цирюльник Иван Яковлевич проснулся довольно рано и услышал запах
горячего хлеба.
Отольется она тебе с лихвою, твоя слезинка жемчужная, в долгую ночь, в горемычную ночь, когда станет грызть тебя злая кручинушка, нечистая думушка — тогда на твое сердце
горячее, все за ту же слезинку капнет тебе чья-то иная слеза, да кровавая, да не теплая, а словно топленый свинец; до
крови белу грудь разожжет, и до утра, тоскливого, хмурого, что приходит в ненастные дни, ты в постельке своей прометаешься, алу
кровь точа, и не залечишь своей раны свежей до другого утра!
Ударил себя ножом в левую руку повыше локтя, брызнула
кровь, полила
горячей струей; намочил он в ней свой платок, расправил, растянул, навязал на палку и выставил свой красный флаг.
А он, вдруг опьянев, чувствуя, что сердце у него замерло и
горячим ручьём
кровь течёт по жилам, бормотал...
Анна Фридриховна, вся раскрасневшаяся, с сияющими глазами и губами как
кровь, сняла под столом одну туфлю и
горячей ногой в чулке жмет ногу околоточному.
Василий, с налитыми
кровью глазами, вытянув вперед шею, сжал кулаки и дышал в лицо сына
горячим дыханием, смешанным с запахом водки; а Яков откинулся назад и зорко следил угрюмым взглядом за каждым движением отца, готовый отражать удары, наружно спокойный, но — весь в
горячем поту. Между ними была бочка, служившая им столом.
Но в этот миг сердце наконец изменило мне и, казалось, выслало всю свою
кровь мне в лицо. В тот же миг скорый,
горячий поцелуй обжег мои губы. Я слабо вскрикнул, открыл глаза, но тотчас же на них упал вчерашний газовый платочек ее, — как будто она хотела закрыть меня им от солнца. Мгновение спустя ее уже не было. Я расслышал только шелест торопливо удалявшихся шагов. Я был один.
Еще скатывается с пальцев вода на мраморные плиты, когда что-то мягко распластывается у ног Пилата, и
горячие, острые губы целуют его бессильно сопротивляющуюся руку — присасываются к ней, как щупальца, тянут
кровь, почти кусают. С отвращением и страхом он взглядывает вниз — видит большое извивающееся тело, дико двоящееся лицо и два огромные глаза, так странно непохожие друг на друга, как будто не одно существо, а множество их цепляется за его ноги и руки. И слышит ядовитый шепот, прерывистый,
горячий...
Он вздрогнул, и сердце его как будто облилось в это мгновение
горячим ключом
крови, вдруг вскипевшей от прилива какого-то могучего, но доселе не знакомого ему ощущения.
— Правда твоя, правда, Пантелеюшка, — охая, подтвердила Таифа. — Молодым девицам с чужими мужчинами в одном доме жить не годится… Да и не только жить, видаться-то почасту и то опасливое дело, потому человек не камень, а молодая
кровь горяча… Поднеси свечу к сену, нешто не загорится?.. Так и это… Долго ль тут до греха? Недаром люди говорят: «Береги девку, что стеклянну посуду, грехом расшибешь — ввек не починишь».
— Такие дела всегда наспех делаются, — сказал Сергей Андреич. — Баба молодая, кровь-то, видно, еще
горяча, а он из себя молодец… Полюбился… А тут бес… И пришлось скорей грех венцом покрывать… Не она первая, не она последняя… А ловок вскормленник твой… метил недолго, попал хорошо.
Нужно прийти, вырвать его из этого темного, вонючего угла, пустить бегать в поле, под
горячее солнце, на вольный ветер, и легкие его развернутся, сердце окрепнет,
кровь станет алою и
горячею.
Гнев и вкус
горячей лошадиной
крови придают ему чрезмерную силу.
Карл действительно был бледен. При первых же звуках музыки он почувствовал, как
кровь сбежала с его лица и
горячей волной прихлынула к сердцу и как руки его похолодели и приобрели какую-то особенную цепкость. Но это волнение не было волнением трусости. Уже два года Карл укрощал львов и каждый день испытывал одно и то же чувство подъема нервов.
Распорядитель джигитовки, бронзовый от загара Мамед-Рагим,
разгорячив свою лошадь нагайкой, пустил ее во всю прыть вперед… Вот он приблизился к торчащей из земли рукоятке, все заметнее и заметнее клонясь книзу… Вот почти сполз с седла и, крепко держась за гриву лошади левой рукой,
горячит нагайкой и без того возбужденного коня. Его лицо, налитое
кровью, с неестественно горящими глазами, почти касается земли. Он почти у цели! Рукоятка кинжала ближе двух аршин от него… Вот она ближе, ближе…
Свету невзвидел, как из горлышка ее брызнула
горячая алая
кровь.
И, однако, если что, то лишь «нравственное сладострастие» и мучительство способно «
горячим угольком» зажечь
кровь. А нет этого
горячего уголька —
кровь холодна, тело спит, как мертвое. Любовь возможна, но любовь — бестелесная, та, которую наши хлысты-богомолы называют «сухою любовью». Либо жестокое сладострастие, либо сухая любовь.
Все они разговаривают, действуют, живут, но это какая-то особенная, безжизненная жизнь: как будто не
кровь горячая бежит в упругих сосудах, а мутная жидкость медленно струится и переливается в разлагающихся телах.
В его мыслях, прежде чуждых ей и далеких, как мысли книги, она теперь чувствовала правду, живую и
горячую, как
кровь.
Ждать от них таланта, самостоятельного творчества,
горячей любви к делу было бы то же самое, что искать теплой
крови и живых нервов в стопе канцелярской бумаги.
В висках стучало, сердце усиленно билось…
Кровь, казалось ей,
горячим ключом клокотала в жилах.
— Добрый ответ, отче! А другие не так мыслят: называют меня кровопийцей, а не ведают того, что, проливая
кровь, я заливаюсь горючими слезами.
Кровь видят все: она красная, всякому в глаза бросается, а сердечного плача моего никто не зрит; слезы бесцветно падают на мою душу и словно смола
горячая прожигают ее.