Неточные совпадения
Я бы не позволил себе так выразиться,
говоря с человеком неразвитым, — сказал адвокат, — но полагаю, что для нас это
понятно.
Глаза его горели лихорадочным огнем. Он почти начинал бредить; беспокойная улыбка бродила на его губах. Сквозь возбужденное состояние духа уже проглядывало страшное бессилие. Соня поняла, как он мучается. У ней тоже голова начинала кружиться. И странно он так
говорил: как будто и
понятно что-то, но… «но как же! Как же! О господи!» И она ломала руки в отчаянии.
Сказав это, он вдруг смутился и побледнел: опять одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом прошло по душе его; опять ему вдруг стало совершенно ясно и
понятно, что он сказал сейчас ужасную ложь, что не только никогда теперь не придется ему успеть наговориться, но уже ни об чем больше, никогда и ни с кем, нельзя ему теперь
говорить. Впечатление этой мучительной мысли было так сильно, что он, на мгновение, почти совсем забылся, встал с места и, не глядя ни на кого, пошел вон из комнаты.
Кого не взбесит, когда дело
понятно и без наивных вопросов и когда решено, что уж нечего
говорить.
— Вы сами же вызывали сейчас на откровенность, а на первый же вопрос и отказываетесь отвечать, — заметил Свидригайлов с улыбкой. — Вам все кажется, что у меня какие-то цели, а потому и глядите на меня подозрительно. Что ж, это совершенно
понятно в вашем положении. Но как я ни желаю сойтись с вами, я все-таки не возьму на себя труда разуверять вас в противном. Ей-богу, игра не стоит свеч, да и говорить-то с вами я ни о чем таком особенном не намеревался.
Издали длинная и тощая фигура Кумова казалась комически заносчивой, — так смешно было вздернуто его лицо, но вблизи становилось
понятно, что он «задирает нос» только потому, что широкий его затылок, должно быть, неестественно тяжел; Кумов был скромен, застенчив,
говорил глуховатым баском, немножко шепеляво и всегда
говорил стоя; даже произнося коротенькие фразы, он привставал со стула, точно школьник.
— Да, молодежь горячится, однако — это
понятно, —
говорил он, тщательно разминая слова губами. — Возмущение здоровое… Люди видят, что правительство бессильно овладеть… то есть — вообще бессильно. И — бездарно, как об этом
говорят — волнения на юге.
Неприятный разговор кончился. Наташа успокоилась, но не хотела при муже
говорить о том, что
понятно было только брату, и, чтобы начать общий разговор, заговорила о дошедшей досюда петербургской новости — о горе матери Каменской, потерявшей единственного сына, убитого на дуэли.
Знаю, что любишь, и тебе будет
понятно, для чего я про них одних хочу теперь
говорить.
Но и об этом нечего
говорить, это
понятно само собою.
— Ах, как вы надоели с вашею реальностью и фантастичностью! Давно
понятно, а они продолжают толковать! —
говорит Вера Павловна.
В теории-то оно
понятно; а как видит перед собою факт, человек-то и умиляется: вы,
говорит, мой благодетель.
А вот он
говорит, что его невеста растолковала всем, кто ее любит, что это именно все так будет, как мне казалось, и растолковала так
понятно, что все они стали заботиться, чтоб это поскорее так было.
Учители, книги, университет
говорили одно — и это одно было
понятно уму и сердцу.
Когда мне кто-нибудь
говорил, что воздержание от мясной пищи дается трудной борьбой, то мне это было мало
понятно, потому что у меня всегда было отвращение к мясной пище, и я должен был себя пересиливать, чтобы есть мясо.
Бабушка
говорит со мною шепотом, а с матерью — громче, но как-то осторожно, робко и очень мало. Мне кажется, что она боится матери. Это
понятно мне и очень сближает с бабушкой.
«В этот момент, — как
говорил он однажды Рогожину, в Москве, во время их тамошних сходок, — в этот момент мне как-то становится
понятно необычайное слово о том, чтовремени больше не будет.
— А Нинка
говорит: я,
говорит, ни за что с ним не останусь, хоть режьте меня на куски… всю,
говорит, меня слюнями обмочил. Ну старик,
понятно, пожаловался швейцару, а швейцар,
понятно, давай Нинку бить. А Сергей Иваныч в это время писал мне письмо домой, в провинцию, и как услышал, что Нинка кричит…
Понятно, что Клеопатра Петровна о всех своих сердечных отношениях
говорила совершенно свободно — и вряд ли в глубине души своей не сознавала, что для нее все уже кончено на свете, и если предавалась иногда материальным заботам, то в этом случае в ней чисто
говорил один только животный инстинкт всякого живого существа, желающего и стремящегося сохранить и обеспечить свое существование.
Старик уже отбросил все мечты о высоком: «С первого шага видно, что далеко кулику до Петрова дня; так себе, просто рассказец; зато сердце захватывает, —
говорил он, — зато становится
понятно и памятно, что кругом происходит; зато познается, что самый забитый, последний человек есть тоже человек и называется брат мой!» Наташа слушала, плакала и под столом, украдкой, крепко пожимала мою руку.
Понятно, что в людях, которые таким образом
говорят, чувство государственности должно вполне отсутствовать.
— Ведь вы знаете, entre nous soit dit, [между нами
говоря (франц.)] что муж ее… (Марья Ивановна шепчет что-то на ухо своей собеседнице.) Ну, конечно, мсьё Щедрин, как молодой человек… Это очень
понятно! И представьте себе: она, эта холодная, эта бездушная кокетка, предпочла мсье Щедрину — кого же? — учителя Линкина! Vous savez?.. Mais elle a des instincts, cette femme!!! [Знаете?.. Ведь эта женщина не без темперамента!!! (франц.)]
Говорят, будто и умственный интерес может служить связующим центром дружества; но, вероятно, это водится где-нибудь инде, на"теплых водах". Там существует общее дело, а стало быть, есть и присущий ему общий умственный интерес. У нас все это в зачаточном виде. У нас умственный интерес, лишенный интереса бакалейного, представляется символом угрюмости, беспокойного нрава и отчужденности.
Понятно, что и дружелюбие наше не может иметь иного характера, кроме бакалейного.
Иван Тимофеич молчал, но для меня и то было уже выигрышем, что он слушал меня. Его взор, задумчиво на меня устремленный, казалось,
говорил: продолжай!
Понятно, с какою радостью я последовал этому молчаливому приглашению.
Очень
понятно теперь, почему, как уже я
говорил прежде, первым вопросом моим при вступлении в острог было: как вести себя, как поставить себя перед этими людьми?
По вечерам на крыльце дома собиралась большая компания: братья К., их сестры, подростки; курносый гимназист Вячеслав Семашко; иногда приходила барышня Птицына, дочь какого-то важного чиновника.
Говорили о книгах, о стихах, — это было близко,
понятно и мне; я читал больше, чем все они. Но чаще они рассказывали друг другу о гимназии, жаловались на учителей; слушая их рассказы, я чувствовал себя свободнее товарищей, очень удивлялся силе их терпения, но все-таки завидовал им — они учатся!
Объяснения к иллюстрациям
понятно рассказывали про иные страны, иных людей,
говорили о разных событиях в прошлом и настоящем; я многого не могу понять, и это меня мучит.
— Именно-с, именно вам
говорю, потому что моя мать записывает людей, которых не знает как и назвать, а от этого
понятно, что у ее приходского попа, когда он станет читать ее поминанье, сейчас полицейские инстинкты разыгрываются: что это за люди имреки, без имен?
Так и вышло.
Поговоривши с немцем, кабатчик принес четыре кружки с пивом (четвертую для себя) и стал разговаривать. Обругал лозищан дураками и объяснил, что они сами виноваты. — «Надо было зайти за угол, где над дверью написано: «Billetenkasse». Billeten — это и дураку
понятно, что значит билет, a Kasse так касса и есть. А вы лезете, как стадо в городьбу, не умея отворить калитки».
Потом немец вынул монету, которую ему Дыма сунул в руку, и показывает лозищанам. Видно, что у этого человека все-таки была совесть; не захотел напрасно денег взять, щелкнул себя пальцем по галстуку и
говорит: «Шнапс», а сам рукой на кабачок показал. «Шнапс», это на всех языках
понятно, что значит. Дыма посмотрел на Матвея, Матвей посмотрел на Дыму и
говорит...
—
Поговорим спокойно, Пыльников. Вы и сами можете не знать действительного состояния вашего здоровья: вы — мальчик старательный и хороший во всех отношениях, поэтому для меня вполне
понятно, что вы не хотели просить увольнения от уроков гимнастики. Кстати, я просил сегодня Евгения Ивановича притти ко мне, так как и сам чувствую себя дурно. Вот он кстати и вас посмотрит. Надеюсь, вы ничего не имеете против этого?
Про женщин очень памятно Дроздов
говорит, хоть и не всегда
понятно. С Максимом они всё спорят, и на все слова Дроздова Максим возражает: врёшь! Выдаёт себя Дроздов за незаконнорожденного, будто мать прижила его с каким-то графом, а Максим спрашивает...
— Ну да,
понятно! — сказала попадья, пожав плечами, и снова начала что-то
говорить убедительно и длинно, возбуждая нетерпение гостя.
Не мигая, он следил за игрою её лица, освещённого добрым сиянием глаз, за живым трепетом губ и ласковым пением голоса, свободно, обильно истекавшего из груди и словах, новых для него, полных стойкой веры. Сначала она
говорила просто и
понятно: о Христе, едином боге, о том, что написано в евангелии и что знакомо Матвею.
Пословиц он знает, видно, сотни. На всякое человечье слово надобно внимание обращать, тогда и будет тебе всё
понятно, а я жил разиня рот да глядел через головы и дожил до того, что вижу себя дураком на поминках: мне
говорят — «хорош был покойник», а я на это «удались блинки!»
— Вы затрудняетесь, чтó прибавить к слову «ваше превосходительство» — это
понятно. Давно бы вы объяснились! Это даже извинительно, особенно если человек не сочинитель, если выразиться поучтивее. Ну, я вам помогу, если вы не сочинитель.
Говорите за мной: «ваше превосходительство!..»
Понятно, что при таких условиях встречается необходимость в людях, которые умели бы
говорить даже в такое время, когда другие молчат; но
понятно также, что это положение совершенно проклятое и что люди скромные принимают его весьма неохотно.
24 июня. Вечером, поздно. Жизнь! Жизнь! Среди тумана и грусти, середь болезненных предчувствий и настоящей боли вдруг засияет солнце, и так сделается светло, хорошо. Сейчас пошел Вольдемар; долго
говорили мы с ним… Он тоже грустен и много страдает, и как
понятно мне каждое слово его! Зачем люди, обстоятельства придают какой-то иной характер нашей симпатии, портят ее? Зачем они все это делают?
— Это и
понятно, что Оресту Марковичу неприятно
говорить о детях и о детстве, сказала хозяйка. — Старые холостяки не любят детей.
А то — так
говорит, что никому не
понятно…
— Я вовсе не в дурном настроении, —
говорила она по-французски. — Но я теперь стала соображать, и мне все
понятно. Я могу назвать вам день и даже час, когда она украла у меня часы. А кошелек? Тут не может быть никаких сомнений. О! — засмеялась она, принимая от меня кофе. — Теперь я понимаю, отчего я так часто теряю свои платки и перчатки. Как хочешь, завтра я отпущу эту сороку на волю и пошлю Степана за своею Софьей. Та не воровка, и у нее не такой… отталкивающий вид.
Старик объяснил ему очень
понятно, с жаром. Порою он отплёвывался, морщил лицо, выражая отвращение к мерзости. Евсей смотрел на старика и почему-то не верил в его отвращение и поверил всему, что сказал хозяин о публичном доме. Но всё, что
говорил старик о женщине, увеличило чувство недоверия, с которым он относился к хозяину.
— Я
говорю, он го-человек; это, я думаю, всякому
понятно, что значит.
Василиса Перегриновна. Видишь ты, что в доме-то делается? Видишь?
Понятно тебе или нет? Как я давеча стала про Гришу-то
говорить, слышал, как сама-то зарычала? Слышал, как зашипела?
— Да, брат, за такие статейки в уездных училищах штанишки снимают, а он еще вон как кочевряжится: «Для того,
говорит, чтобы
понятно писать по-русски, надобно прежде всего и преимущественнейше обзнакомиться с русским языком…» Вот и поди ты с ним!
Бегушев понял, что в этих словах и ему поставлена была шпилька, но прямо на нее он ничего не возразил, видя, что Домна Осиповна и без того была чем-то расстроена, и только, улыбаясь, заметил ей, что она сама очень еще недавно
говорила, что ей
понятно, почему мужчины не уважают женщин.
Кулыгин. В какой-то семинарии учитель написал на сочинении «чепуха», а ученик прочел «реникса» — думал, что по-латыни написано… (Смеется.) Смешно удивительно.
Говорят, будто Соленый влюблен в Ирину и будто возненавидел барона… Это
понятно. Ирина очень хорошая девушка. Она даже похожа на Машу, такая же задумчивая. Только у тебя, Ирина, характер мягче. Хотя и у Маши, впрочем, тоже очень хороший характер. Я ее люблю, Машу.
— Не волнуйтесь, милая! — сказала ей Марья Константиновна, садясь рядом и беря ее за руку. — Это пройдет. Мужчины так же слабы, как и мы, грешные. Вы оба теперь переживаете кризис… это так
понятно! Ну, милая, я жду ответа. Давайте
поговорим.
Что-то квакало и постукивало в трубке, и даже издали было
понятно, что голос в трубке, снисходительный,
говорит с малым ребенком. Кончилось тем, что багровый Персиков с громом повесил трубку и мимо нее в стену сказал...
Яков всегда отвечал неохотно, коротко, но
понятно; по его словам выходило, что Мирон
говорит: Россия должна жить тем же порядком, как живёт вся Европа, а Горицветов верит, что у России свой путь. Тут Артамонову старшему нужно было показать сыну, что у него, отца, есть на этот счёт свои мысли, и он внушительно сказал...