Неточные совпадения
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где
встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим
левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем, брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потопленные луга.
Улыбкой ясною природа
Сквозь сон
встречает утро года;
Синея блещут небеса.
Еще прозрачные леса
Как будто пухом зеленеют.
Пчела за данью
полевойЛетит из кельи восковой.
Долины сохнут и пестреют;
Стада шумят, и соловей
Уж пел в безмолвии ночей.
За чайным столом Орехова, часто отирая платком красное, потное лицо, восхищалась деятельностью английских «суфражисток», восторженно рассказывала о своей
встрече с Панкхерст, ее молча слушали Роза Грейман и Тося, Шемякин сидел рядом с Тосей, посматривая на ее бюст, покручивая
левый ус, изредка вставлял барским тоном, вполголоса...
Он сильно изменился в сравнении с тем, каким Самгин
встретил его здесь в Петрограде: лицо у него как бы обтаяло, высохло, покрылось серой паутиной мелких морщин. Можно было думать, что у него повреждена шея, — голову он держал наклоня и повернув к
левому плечу, точно прислушивался к чему-то, как встревоженная птица. Но острый блеск глаз и задорный, резкий голос напомнил Самгину Тагильского товарищем прокурора, которому поручено какое-то особенное расследование темного дела по убийству Марины Зотовой.
— Обожаю Москву! Горжусь, что я — москвич! Благоговейно — да-с! — хожу по одним улицам со знаменитейшими артистами и учеными нашими! Счастлив снять шапку пред Васильем Осиповичем Ключевским, Толстого,
Льва — Льва-с! — дважды
встречал. А когда Мария Ермолова на репетицию едет, так я на колени среди улицы встать готов, — сердечное слово!
Он много рассказывал о
встречах со
львами и носорогами.
Следуя вниз по реке от Сигоу, с правой стороны мы
встречаем следующие притоки: реку Олон, имеющую устье около горы того же названия, затем Чинтафу, Чин-тансу и Гаану (по-китайски Гонголадзи — огурцовая скала), а с
левой стороны — Саласу-мангу, Мамубясани, Чамбана (она же Потамчи), Сиата-Биасани ( она же Чембен), потом Ситухе (каменная речка), затем горные ключи...
В нижнем течении река Дунца [
Левый приток реки Санхобе.] течет в меридиональном направлении до тех пор, пока не
встретит реку Сицу. Тут она делает петлю и огибает небольшой горный отрог, имеющий пологие склоны к реке Санхобе и крутые — к реке Дунце. Через этот самый отрог нам и надлежало перейти.
На половине пути от моря, на месте слияния Сицы и Дунцы, с
левой стороны есть скала Да-Лаза. Рассказывают, что однажды какой-то старик китаец нашел около нее женьшень крупных размеров. Когда корень принесли в фанзу, сделалось землетрясение, и все люди слышали, как ночью скала Да-Лаза стонала. По словам китайцев, река Санхобе на побережье моря является северной границей, до которой произрастает женьшень. Дальше на север никто его не
встречал.
Передо мной счет трактира Тестова в тридцать шесть рублей с погашенной маркой и распиской в получении денег и подписями: «В. Долматов и О. Григорович». Число — 25 мая. Год не поставлен, но, кажется, 1897-й или 1898-й. Проездом из Петербурга зашли ко мне мой старый товарищ по сцене В. П. Долматов и его друг О. П. Григорович, известный инженер, москвич. Мы пошли к Тестову пообедать по-московски. В
левой зале нас
встречает патриарх половых, справивший сорокалетний юбилей, Кузьма Павлович.
На другой или на третий день после переезда Епанчиных, с утренним поездом из Москвы прибыл и князь
Лев Николаевич Мышкин. Его никто не
встретил в воксале; но при выходе из вагона князю вдруг померещился странный, горячий взгляд чьих-то двух глаз, в толпе, осадившей прибывших с поездом. Поглядев внимательнее, он уже ничего более не различил. Конечно, только померещилось; но впечатление осталось неприятное. К тому же князь и без того был грустен и задумчив и чем-то казался озабоченным.
—
Лев Николаич, воспитанник Николая Андреевича Павлищева, после смерти своих родителей, — ввернул он,
встретив взгляд Ивана Петровича.
— Ну, да ведь от иезуита же, все-таки выходит, что от иезуита! — подхватил старичок, рассмеявшись при приятном воспоминании. — Вы, кажется, очень религиозны, что так редко
встретишь теперь в молодом человеке, — ласково обратился он к князю
Льву Николаевичу, слушавшему раскрыв рот и всё еще пораженному; старичку видимо хотелось разузнать князя ближе; по некоторым причинам он стал очень интересовать его.
— Давно искал чести и случая
встретить вас, многоуважаемый
Лев Николаевич, давно, очень давно, — пробормотал он, чрезвычайно крепко, почти до боли сжимая руку князя, — очень, очень давно.
Александр часто гулял по окрестностям. Однажды он
встретил толпу баб и девок, шедших в лес за грибами, присоединился к ним и проходил целый день. Воротясь домой, он похвалил девушку Машу за проворство и ловкость, и Маша взята была во двор ходить за барином. Ездил он иногда смотреть
полевые работы и на опыте узнавал то, о чем часто писал и переводил для журнала. «Как мы часто врали там…» — думал он, качая головой, и стал вникать в дело глубже и пристальнее.
Изо дня в день он
встречал на улицах Алёшу, в длинной, холщовой рубахе, с раскрытою грудью и большим медным крестом на ней. Наклоня тонкое тело и вытянув вперёд сухую чёрную шею, юродивый поспешно обегал улицы, держась правою рукою за пояс, а между пальцами
левой неустанно крутя чурочку, оглаженную до блеска, — казалось, что он преследует нечто невидимое никому и постоянно ускользающее от него. Тонкие, слабые ноги чётко топали по доскам тротуаров, и сухой язык бормотал...
Полковник Толстой, начальник казанского конного легиона, выступил против Пугачева и 10 июля
встретил его в двенадцати верстах от города. Произошло сражение. Храбрый Толстой был убит, а отряд его рассеян. На другой день Пугачев показался на
левом берегу Казанки и расположился лагерем у Троицкой мельницы. Вечером, в виду всех казанских жителей, он сам ездил высматривать город и возвратился в лагерь, отложа приступ до следующего утра.
А Карлоне уже услыхал ее крики, бросился
встречу ей, но когда ему сказали, что случилось, он упал на колени среди толпы, потом вскочил и ударил невесту свою
левой рукою по лицу, а правой стал душить грека, — народ едва успел отнять его.
Я не помню, как узнал Карлоне правду, но он ее узнал, и вот в первый день праздника отец и мать Джулии, не выходившие даже и в церковь, — получили только один подарок: небольшую корзину сосновых веток, а среди них — отрубленную кисть
левой руки Карлоне Гальярди, — кисть той руки, которой он ударил Джулию, Они — вместе с нею — в ужасе бросились к нему, Карлоне
встретил их, стоя на коленях у двери его дома, его рука была обмотана кровавой тряпкой, и он плакал, точно ребенок.
Князь после того поехал сказать Елене о постигшей ее участи и здесь
встретил то, чего никак не ожидал: дверь ему, по обыкновению, отворила Марфуша, у которой на этот раз нос даже был распухшим от слез, а
левая щека была вся в синяках.
— Вишь ты, кому не спится-то! — говорила шепотом мне навстречу шаловливая Прасковья, пощипывая тонкий лен
левой рукой и далеко отводя правою крутящееся веретено. Невзирая на такую ироническую
встречу, я каждый раз усаживался на скамейке подле Прасковьи и натягивал через приподнятые колени рубашку, образуя как бы палатку вокруг своего тела. Затем начиналась вполголоса неотвязная просьба: «Прасковья, скажи сказочку».
Впоследствии я не раз
встречал Анну Ивановну в церкви и в доме Зыбиных, и даже с подвязанною
левой рукой, которую ей сильно повредили мужики, еще раз где-то принявшие ее за холеру.
Он, как будто у него была совесть нечиста, не мог уже смотреть жене прямо в глаза, не улыбался радостно при
встрече с нею и, чтобы меньше оставаться с нею наедине, часто приводил к себе обедать своего товарища Коростелева, маленького стриженого человечка с помятым лицом, который, когда разговаривал с Ольгой Ивановной, то от смущения расстегивал все пуговицы своего пиджака и опять их застегивал и потом начинал правой рукой щипать свой
левый ус.
Крепко в душу запавшее слово
Также здесь услыхал я впервой:
«Привезли из Москвы
Полевого…»
Возвращаясь в тот вечер домой,
Думал я невеселые думы
И за труд неохотно я сел.
Тучи на небе были угрюмы,
Ветер что—то насмешливо пел.
Напевал он тогда, без сомненья:
«Не такие еще поощренья
Встретишь ты на пути роковом».
Но не понял я песенки спросту,
У Цепного бессмертного мосту
Мне ее пояснили потом…
Я приехал. У больной раньше были поражены правое колено и
левая ступня; теперь к этому присоединились боли в
левом плечевом суставе и
левом колене. Больная
встретила меня холодным и враждебным взглядом.
Во
встрече, состоявшейся в Швейцарии, кроме Булгакова и Струве, участвовали: П. Долгоруков, С. А. Котляревский, H. H.
Львов, Д. И. Шаховской, В. И. Вернадский, Ф. И. Родичев, П. И. Новгородцев, И. М. Гревс, В. В. Водовозов, Б. А. Кистяковский, Н. А. Бердяев, С. Л. Франк, С. И. Прокопович, Е. Д. Кускова и др. (см.: Петрункевич И. И. Из записок общественного деятеля.
Тенеромо приводит рассказ одного студента, как он с товарищами
встречал на харьковском вокзале больного
Льва Николаевича, когда его везли в Крым. Софья Андреевна поручила рассказчику принести для
Льва Николаевича из буфета чашку кофе.
Когда она отдавала на руки слуге свои вещи, из комнаты Павла Николаевича вышел другой слуга с серебряным подносом, на котором стояла посуда, и в отворенную дверь пред нею мелькнул сам Горданов; он был одет в том меховом архалучке, в котором она его
встретила у его усадьбы, и, стоя посреди устилавшего всю комнату пушистого ковра, чистил
левою рукой перышком зубы, между тем как правая его рука очень интересно покоилась на белой перевязи через грудь и
левое плечо.
— Ничего!.. — прервал он Кузьмичева. — Знайте, Андрей Фомич, что Василий Теркин, сдается мне, никогда не променяет вот этого места (и он приложился пальцем к
левой стороне груди) на медный пятак. Да и добро надо помнить! Вы меня понимали и тогда, когда я еще только выслуживался, не смешивали меня с делеческим людом… Андрей Фомич! Ведь в жизни есть не то что фатум, а совпадение случайностей… Вот
встреча с вами здесь, на обрыве Откоса… А хотите знать: она-то мне и нужна была!
— А вы не
встретили по дороге
Льва Николаевича? Он пошел гулять как раз в ту сторону.
Обвив
левою рукою шею старика, он то прижимался к нему, когда
встречал экипаж, с громом на них наезжавший, то ласково трепал его ручонкою по щеке, миловал его, то с любопытством указывал на высокие домы и церкви, на флаги кораблей, на золотую иглу адмиралтейского шпица.
Крыша была выкрашена в тёмнокрасный цвет, С
левой стороны выпячивалось огромное деревянное парадное крыльцо, тоже окрашенное в серую краску, и, кроме того, по стенам его, как снаружи, так и изнутри, были нарисованы, видимо, рукой доморощенного живописца, зеленые деревья, причем и стволы, и листья были одинакового цвета, не говоря уже о том, что в природе такой растительности, по самой форме листвы,
встретить было невозможно.
Контужен был перед тем Пахомыч в
левую ногу, и теперь волочит ее. В лазарете поволялся и в чистую вышел. Домой пришел, барин Петр Александрович ласково таково
встретил, зла не помнил, Катерина-то Пахомовна, его сестра, в барских барынях всем домом заправляла и сынишка у ней Осип по второму году, да дочь Аннушка, по третьему месяцу.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел
левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано, потому что Понятовский, направясь на деревню в лес,
встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова, и не мог обойти и не обошел русской позиции.