Неточные совпадения
Люди, любившие друг друга, расходились на целые недели, не согласившись в определении «перехватывающего духа», принимали за обиды мнения об «
абсолютной личности и о ее по себе
бытии».
Если Сын Божий есть Логос
бытия, Смысл
бытия, идея совершенного космоса, то Дух есть
абсолютная реализация этого Логоса, этого Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве мира, есть обоженная до конца душа мира.
Мы стоим перед объективизмом, который свяжет нас с подлинным
бытием,
бытием абсолютным, а не природной и социальной средой; мы идем к тому реализму, который находит центр индивидуума, связующую нить жизни и утверждает личность как некое вечное
бытие, а не мгновенные и распавшиеся переживания и настроения.
Как к
бытию вообще, так и к
бытию абсолютному,
бытию Божьему нельзя прийти, нельзя доказать Бога, можно только изойти от Бога, изначально открыть Бога в себе.
Бытие и небытие, как
абсолютное и относительное, не могут находиться в одной плоскости и ни в каком смысле не могут быть сравниваемы и сопоставляемы.
Внутри
Абсолютного не может быть никакого злого
бытия, а вне
Абсолютного вообще никакое
бытие немыслимо.
Замечательный анализ идеи
бытия дан русским философом Козловым.] и всецелого пребывания его в
абсолютном Существе есть идея первоначальная, нам данная из непосредственного источника, не искоренимая никакими софизмами позитивизма и критицизма, ни из чего не выводимая, усматриваемая в глубине.
Бытию принадлежит изначальный и
абсолютный примат.
Абсолютная святыня православной церкви, святыня св. Максима Исповедника, св. Макария Египетского и св. Серафима Саровского, став динамической силой всемирной истории и всемирной культуры, приведет к сакраментальному завершению истории, к богочеловеческому исходу из трагических противоречий нашего
бытия.
В
бытии абсолютном падает само различие между сказуемым и подлежащим, между предикатом и субъектом.
Насильственное, принудительное, внешнее устранение зла из мира, необходимость и неизбежность добра — вот что окончательно противоречит достоинству всякого лица и совершенству
бытия, вот план, не соответствующий замыслу Существа
абсолютного во всех своих совершенствах.
Грех отделяет субъект от объекта, вырывает пропасть между нашим «я» и другим «я», отрывает каждое существо от
абсолютного центра
бытия.
Божество есть
абсолютное, полное
бытие, сущий субъект всякого
бытия, положительное всеединство; вне Божества нельзя мыслить никакого
бытия, в Нем пребывает идеальный космос, в космосе этом осуществлено совершенное
бытие всех и всего.
Логическая же и грамматическая противоположность между
абсолютным и относительным никакого реального соотношения за собою не скрывает.] не есть иное
бытие и не есть часть того же
бытия, а есть небытие, в духе небытия зачалось и пребывает.
Зло находится в сфере относительного, а не Единого
Абсолютного и не второго
Абсолютного, в сфере небытия, а не
бытия, поэтому зло не ограничивает царства
Абсолютного, не обусловливает Божества.
Содержа в себе всю полноту
бытия,
абсолютное не подчиняется законам противоречия и исключенного третьего не в том смысле, чтобы оно отменяло их, а в том смысле, что они не имеют никакого отношения к
абсолютному, подобно тому как теоремы геометрии не отменяются этикой, но не имеют никакого применения к ней».
Соблазн манихейского дуализма, соблазн увидеть два равносильных начала
бытия, двух богов, в том и коренится, что
абсолютное и относительное рассматривают в одной плоскости, как соотносительные и конкурирующие силы.
Свобода
бытия повела к отпадению от
Абсолютного Разума и к образованию стихии иррациональной и хаотической.
Бытие есть трагедия, в которой все акты не следуют один за другим во времени, а идеально пребывают в
абсолютной действительности.
Мировая история философии громко свидетельствует, что связь с
бытием и
абсолютным не порвана окончательно, что нить вечной связи тянется через всю историю философского самосознания человечества.
Для христианского сознания земля и происходящее на ней имеет
абсолютное и центральное значение; она не может быть рассматриваема как один из многих миров, как одна из форм в числе бесконечно многих форм
бытия.
И мифологичность книги
Бытия не есть ложь и выдумка первобытного, наивного человечества, а есть лишь ограниченность и условность в восприятии
абсолютной истины, предел ветхого сознания в восприятии откровения
абсолютной реальности.
Зло не есть самобытное и
абсолютное начало
бытия, зло есть творение, отпавшее от Бога и обоготворившее себя и свои силы.
Но отпадение не есть полная потеря связи с
Абсолютным Разумом, с Логосом; связь эта остается, и в ней дан выход к
бытию и познанию
бытия в его
абсолютной реальности.
Творение, в силу присущей ему свободы, свободы избрания пути, отпало от Творца, от
абсолютного источника
бытия и пошло путем природным, натуральным; оно распалось на части, и все части попали в рабство друг к другу, подчинились закону тления, так как источник вечной жизни отдалился и потерялся.
Абсолютный центр и смысл
бытия был потерян еще раньше; этого центра и смысла не было в ложном объективизме, капитулировавшем перед необходимостью, преклонившимся пред законом природы вместо закона Божьего, подменившим
бытие призрачной феноменальностью.
Им удивительно, о чем люди хлопочут, когда все объяснено, сознано и человечество достигло
абсолютной формы
бытия [Это не выдумка, а сказано в Байергофферовой «Истории философии» («Die Idee und Geschichte der Philosophie» von Bayerhoffer. Leipzig, 1838.
Последняя глава).], что доказано ясно тем, что современная философия есть
абсолютная философия, а наука всегда является тожественною эпохе — но как ее результат, т. е. по совершении в
бытии.
Спросите их, отчего при этой
абсолютной форме
бытия в Манчестере и Бирмингаме работники мрут в голоду или прокармливаются настолько, насколько нужно, чтоб они не потеряли сил.
Мировому
бытию может быть, далее, приписана некоторая, хотя и ущербленная, реальность, производная от
Абсолютного; так стоит дело в системе статического пантеизма Спинозы, а также и динамического пантеизма Гартмана и Древса: мир возникает, согласно учению последних, вследствие некоторого «скандала» в
абсолютном, — появления слепой и бессмысленной воли к
бытию, вызвавшей против себя логическую реакцию в недрах
абсолютного, причем для ликвидации этого недоразумения потребовался целый мировой процесс.
Апории, возникающие при определении соотношения между единым
абсолютным универсом и относительным
бытием, вскрылись бы с еще большей ясностью, если бы Бруно перешел к выяснению природы человеческой личности и индивидуального духа, который во имя последовательности тоже пришлось бы признать акциденцией, модусом или феноменом единой субстанции (к каковому аперсонализму и приводит обыкновенно логика пантеизма).
У Юма она имела субъективно-человеческое значение — «быть для человека», у Беркли получила истолкование как действие Божества в человеческом сознании; у Гегеля она была транспонирована уже на язык божественного
бытия: мышление мышления — само
абсолютное, единое в
бытии и сознании [К этим общим аргументам следует присоединить и то еще соображение, что если религия есть низшая ступень философского сознания, то она отменяется упраздняется за ненадобностью после высшего ее достижения, и только непоследовательность позволяет Гегелю удерживать религию, соответствующую «представлению», в самостоятельном ее значении, рядом с философией, соответствующей «понятию».
Если скажем, что
бытие, т. е. относительное во всей множественности своей, есть совокупность модусов
Абсолютного, т. е. что
Абсолютное имеет в себе относительное, как модусы (учение Спинозы [Модус (в системе Спинозы) — единичное проявление единой и единственной субстанции.
Абсолютное выше
бытия, вот чего не познал Парменид, благодаря чему он и вовлек его в диалектику относительного, т. е.
бытия.
Он есть в
бытии своем только жертва попустительствующей полноты
Абсолютного, до известной степени его изнанка.
В действительности мы знаем, что эта философская дедукция земли и неба совершается посредством фактических позаимствований у эмпирического
бытия, которое отнюдь не соглашается быть только понятием [Совершенно справедливо замечает А. Древе в своих примечаниях к гегелевской философии религии: «Гегель отожествляет сознательное
бытие не с сознательной стороной
бытия (Bewusst-Sein) или идеальным
бытием, но непосредственно с реальным и приходит, таким образом, к чудовищному утверждению, что можно посредством конечного, дискурсивного, сознательного
бытия продумать процесс
абсолютного, вечного, досознательного и сверхсознательного мышления непосредственно как таковой.
Каждая человеческая личность, имея для-себя-бытие, является своим
абсолютным центром; но она же и не имеет самостоятельного
бытия, свой центр находя вне себя, в целом.
Но, должны мы тем не менее настойчиво указать, в
Абсолютном нет и
бытия, которое соотносительно небытию, с ним сопряжено, не существует вне небытия; последнее ведь только и полагается в
бытии, на фоне
бытия, как его грань.
Если мир не сотворен, но диалектически возникает в
абсолютном и ему единосущен, то он, следовательно, вечен и субстанциален в своей основе; с другой же стороны, и бог здесь не абсолютен и самоосновен в своем
бытии, но рождается или происходит в
абсолютном Ничто-все.
Абсолютное преизбыточно, оно есть неисчерпаемый источник преизобильного
бытия, которое есть излияние его богатства и полноты, и в этом правда идеи эманации, которая целиком включается и в идею творения.
Бог, как знает Его «отрицательное богословие», —
Абсолютное НЕ, совершенно трансцендентен миру и всякому
бытию, но, как Бог, Он соотносителен миру, причастен
бытию, есть.
Рядом со сверхбытийно сущим
Абсолютным появляется
бытие, в котором
Абсолютное обнаруживает себя как Творец, открывается в нем, осуществляется в нем, само приобщается к
бытию, и в этом смысле мир есть становящийся Бог.
Бог же волен ввести себя в трагический процесс мировой истории, в себе и для себя оставаясь от него свободным, поэтому в самом
Абсолютном нет места трагедии, которая коренится в противоборстве раздробленных сил относительного
бытия.
Как в этой тьме «кромешной» и бессветной воссиял свет, как в
абсолютное ничто всеменено
бытие, это есть непостижимое дело всемудрости и всемогущества Божия, творческого «да будет».
И наоборот, если принять, что
Абсолютное, полагая в себе относительное, или
бытие, становится «Отцом всяческих», то и ничто, не-сущая основа творения, становится Матернею, меоном, содержащим в себе все, потенциальным всеединством мира.
Поэтому, хотя и прав остается Парменид, что в
Абсолютном, как пребывающем выше
бытия, не существует и небытия, но Бог, полагая относительное, т. е.
бытие, косвенно дает
бытие и небытию.
Мы не только чада неба, но и дети земли, у нас есть своя собственная мать, которая заслоняет нас собой от всепопаляющего огня
Абсолютного и рождае, нас к самобытности тварного
бытия.
Абсолютное, не теряя абсолютности своей, полагает в себе относительное как самостоятельное
бытие — реальное, живое начало.
Парменид учит нас, что есть только
бытие, небытия же вовсе не существует; правда, он имел при этом в виду свое неподвижное,
абсолютное Единое, субстанцию мира, которой только и принадлежит
бытие, вне же ее ничего нет. В применении к такому понятию
абсолютного, очевидно, не имеет никакого значения идея небытия. Однако не так просто обстоит это в применении к действию
Абсолютного, к творческому акту, которым оно вызывает к существованию несуществовавшее доселе, т. е. небытие, творит из ничего.
Однако такая свобода, т. е.
абсолютный произвол (каковой невозможен в теперешней жизни, где свобода и необходимость смешаны неразрывно в жизненном процессе, так же как
бытие и небытие), не имеет в себе устойчивости, как напрягающаяся самость.