Неточные совпадения
С древнейших времен сказал себе это
человек, и это внутреннее противоречие жизни
человека с необычайной силой и ясностью было выражено и Индийскими, и Китайскими, и Египетскими, и Греческими, и Еврейскими мудрецами, и с древнейших времен разум
человека был направлен на
познание такого блага
человека, которое не уничтожалось бы борьбой существ между собою, страданиями и смертью.
Заблуждение, что видимый нами, на нашей животной личности совершающийся, закон и есть закон нашей жизни, есть старинное заблуждение, в которое всегда впадали и впадают
люди. Заблуждение это, скрывая от
людей главный предмет их
познания, подчинение животной личности разуму для достижения блага жизни, ставит на место его изучение существования
людей, независимо от блага жизни.
Вместо того, чтобы изучать тот закон, которому, для достижения своего блага, должна быть подчинена животная личность
человека, и, только познав этот закон, на основании его изучать все остальные явления мира, ложное
познание направляет свои усилия на изучение только блага и существования животной личности
человека, без всякого отношения к главному предмету знания, — подчинению этой животной личности
человека закону разума, для достижения блага истинной жизни.
Ложное
познание, не имея в виду этого главного предмета знания, направляет свои силы на изучение животного существования прошедших и современных
людей и на изучение условий существования
человека вообще, как животного. Ему представляется, что из этих изучений может быть найдено и руководство для блага жизни человеческой.
Если же для
человека возможно знание того разумного закона, которому должна быть подчинена его жизнь, то очевидно, что
познание этого закона разума он нигде не может почерпнуть, кроме как там, где он и открыт ему: в своем разумном сознании.
Другой разряд особенно распространенных в наше время рассуждений, при которых уже совершенно теряется из вида единственный предмет
познания, такой: рассматривая
человека, как предмет наблюдения, мы видим, говорят ученые, что он так же питается, ростет, плодится, стареется и умирает, как и всякое животное: но некоторые явления — психические (так они называют их) — мешают точности наблюдений, представляют слишком большую сложность, и потому, чтобы лучше понять
человека, будем рассматривать его жизнь сперва в более простых проявлениях, подобных тем, которые мы видим в лишенных этой психической деятельности животных и растениях.
Соображение же о том, что в
человеке есть нечто такое, чего мы не видим ни в животных, ни в растениях, ни в мертвом веществе, и что это-то нечто и есть единственный предмет
познания, без которого бесполезно всякое другое, не смущает их.
Изучение законов, управляющих существованием животных, растений и вещества, не только полезно, но необходимо для уяснения закона жизни
человека, но только тогда, когда изучение это имеет целью главный предмет
познания человеческого: уяснение закона разума.
При предположении же о том, что жизнь
человека есть только его животное существование, и что благо, указываемое разумным сознанием, невозможно, и что закон разума есть только призрак, такое изучение делается не только праздным, но и губительным, закрывая от
человека его единственный предмет
познания и поддерживая его в том заблуждении, что, исследуя отражение предмета, он может познать и предмет.
Истинное знание
человека кончается
познанием своей личности, своего животного.
Еще далее от себя, за животными и растениями, в пространстве и времени,
человек видит неживые тела и уже мало или совсем не различающиеся формы вещества. Вещество он понимает уже меньше всего.
Познание форм вещества для него уже совсем безразлично, и он не только не знает его, но он только воображает себе его, — тем более, что вещество уже представляется ему в пространстве и времени бесконечным.
Человек всегда видит эти три разряда предметов в мире, потому что он сам в себе заключает эти три предмета
познания. Он знает себя: 1) как разумное сознание, подчиняющее животное; 2) как животное, подчиненное разумному сознанию, и 3) как вещество, подчиненное животному.
Только
познание призрачности и обманчивости животного существования и освобождение в себе единственной истинной жизни любви дает
человеку благо.
В этом стремлении к благу и состоит основа всякого
познания о жизни. Без признания того, что стремление к благу, которое чувствует в себе
человек, есть жизнь и признак всякой жизни, невозможно никакое изучение жизни, невозможно никакое наблюдение над жизнью. И потому наблюдение начинается тогда, когда уже известна жизнь, и никакое наблюдение над проявлениями жизни не может (как это предполагает ложная наука) определить самую жизнь.
Общение
людей показало им ту, общую им всем, основу
познания, и
люди уже не могут вернуться к прежним заблуждениям — и наступает время и наступило уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут.
Неточные совпадения
— Это, очевидно, местный покровитель искусств и наук. Там какой-то рыжий
человек читал нечто вроде лекции «Об инстинктах
познания», кажется? Нет, «О третьем инстинкте», но это именно инстинкт
познания. Я — невежда в философии, но — мне понравилось: он доказывал, что
познание такая же сила, как любовь и голод. Я никогда не слышала этого… в такой форме.
Вспомнились слова Марины: «Мир ограничивает
человека, если
человек не имеет опоры в духе». Нечто подобное же утверждал Томилин, когда говорил о
познании как инстинкте.
Лекция была озаглавлена «Интеллект и рок», — в ней доказывалось, что интеллект и является выразителем воли рока, а сам «рок не что иное, как маска Сатаны — Прометея»; «Прометей — это тот, кто первый внушил
человеку в раю неведения страсть к
познанию, и с той поры девственная, жаждущая веры душа богоподобного
человека сгорает в Прометеевом огне; материализм — это серый пепел ее».
Так как у тунгусов нет грамоты и, следовательно, грамотных
людей, то духовное начальство здешнее, для опыта, намерено разослать пока письменные копии с перевода Евангелия в кочевья тунгусов, чтоб наши священники, знающие тунгусский язык, чтением перевода распространяли между ними предварительно и постепенно истины веры и приготовляли их таким образом к более основательному
познанию Священного Писания, в ожидании, когда распространится между ними знание грамоты и когда можно будет снабдить их печатным переводом.
И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум
человека не может познать истины, что истина открывается только совокупности
людей, что единственное средство
познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с тех пор уже мог спокойно, без сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение в нерадостной семейной жизни.