Неточные совпадения
«Однако когда-нибудь же нужно;
ведь не может же это так остаться», сказал он, стараясь придать себе смелости. Он выпрямил грудь, вынул папироску, закурил, пыхнул два раза, бросил ее в перламутровую раковину-пепельницу, быстрыми шагами прошел мрачную гостиную
и отворил другую дверь в спальню жены.
— Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, — отвечал Левин, с трудом удерживая улыбку счастья, выступавшую невольно на его лице. «Да, — думал он, — вот это жизнь, вот это счастье! Вместе, сказала она, давайте кататься вместе. Сказать ей теперь? Но
ведь я оттого
и боюсь сказать, что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой… А тогда?… Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!»
— Мне всё равно. Мне лучше всего щи
и каша; но
ведь здесь этого нет.
— Так мне иногда кажется.
Ведь это будет ужасно
и для меня
и для нее.
— Нет, ты постой, постой, — сказал он. — Ты пойми, что это для меня вопрос жизни
и смерти. Я никогда ни с кем не говорил об этом.
И ни с кем я не могу говорить об этом, как с тобою.
Ведь вот мы с тобой по всему чужие: другие вкусы, взгляды, всё; но я знаю, что ты меня любишь
и понимаешь,
и от этого я тебя ужасно люблю. Но, ради Бога, будь вполне откровенен.
— Ты пойми, — сказал он, — что это не любовь. Я был влюблен, но это не то. Это не мое чувство, а какая-то сила внешняя завладела мной.
Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может быть, понимаешь, как счастья, которого не бывает на земле; но я бился с собой
и вижу, что без этого нет жизни.
И надо решить…
— Ах перестань! Христос никогда бы не сказал этих слов, если бы знал, как будут злоупотреблять ими. Изо всего Евангелия только
и помнят эти слова. Впрочем, я говорю не то, что думаю, а то, что чувствую. Я имею отвращение к падшим женщинам. Ты пауков боишься, а я этих гадин. Ты
ведь, наверно, не изучал пауков
и не знаешь их нравов: так
и я.
Ведь молодым людям в брак вступать, а не родителям; стало-быть,
и надо оставить молодых людей устраиваться, как они знают».
— Вы надолго приехали в Москву?
Ведь вы, кажется, мировым земством занимаетесь,
и вам нельзя надолго.
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен в тебя. Я помню это время, когда он приезжал ко мне
и плакал, говоря о тебе,
и какая поэзия
и высота была ты для него,
и я знаю, что чем больше он с тобой жил, тем выше ты для него становилась.
Ведь мы смеялись бывало над ним, что он к каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда была
и осталась, а это увлечение не души его…
— Ты, я
ведь вижу, всё понял
и оценил
и с сожалением относишься к моим заблуждениям, — заговорил он опять, возвышая голос.
— Да сюда посвети, Федор, сюда фонарь, — говорил Левин, оглядывая телку. — В мать! Даром что мастью в отца. Очень хороша. Длинна
и пашиста. Василий Федорович,
ведь хороша? — обращался он к приказчику, совершенно примиряясь с ним за гречу под влиянием радости за телку.
— Только не говорит, — сказала Агафья Михайловна. А пес…
Ведь понимает же, что хозяин приехал
и ему скучно.
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он был мил очень
и… я должен тебя огорчить… не скучал о тебе, не так, как твой муж. Но еще раз merci, мой друг, что подарила мне день. Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию Ивановну, за то что она всегда
и обо всем волновалась
и горячилась.) Она о тебе спрашивала.
И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче.
Ведь у ней обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.
«
Ведь всё это было
и прежде; но отчего я не замечала этого прежде?» — сказала себе Анна. — Или она очень раздражена нынче? А в самом деле, смешно: ее цель добродетель, она христианка, а она всё сердится,
и всё у нее враги
и всё враги по христианству
и добродетели».
— Браво! Вронский! — закричал Петрицкий, вскакивая
и гремя стулом. — Сам хозяин! Баронесса, кофею ему из нового кофейника. Вот не ждали! Надеюсь, ты доволен украшением твоего кабинета, — сказал он, указывая на баронессу. — Вы
ведь знакомы?
— Ах, с Бузулуковым была история — прелесть! — закричал Петрицкий. —
Ведь его страсть — балы,
и он ни одного придворного бала не пропускает. Отправился он на большой бал в новой каске. Ты видел новые каски? Очень хороши, легче. Только стоит он… Нет, ты слушай.
— Вот как! — проговорил князь. — Так
и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись
и скажи себе: да
ведь я совсем здорова
и весела,
и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
—
Ведь я прошу одного, прошу права надеяться, мучаться, как теперь; но, если
и этого нельзя, велите мне исчезнуть,
и я исчезну. Вы не будете видеть меня, если мое присутствие тяжело вам.
— Да вот посмотрите на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил!
Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот как отцу родному стараюсь. Я
и сам не люблю дурно делать
и другим не велю. Хозяину хорошо,
и нам хорошо. Как глянешь вон, — сказал Василий, указывая на поле, — сердце радуется.
— Отлично, отлично, — говорил он, закуривая толстую папиросу после жаркого. — Я к тебе точно с парохода после шума
и тряски на тихий берег вышел. Так ты говоришь, что самый элемент рабочего должен быть изучаем
и руководить в выборе приемов хозяйства. Я
ведь в этом профан; но мне кажется, что теория
и приложение ее будет иметь влияние
и на рабочего.
— Ты
ведь не признаешь, чтобы можно было любить калачи, когда есть отсыпной паек, — по твоему, это преступление; а я не признаю жизни без любви, — сказал он, поняв по своему вопрос Левина. Что ж делать, я так сотворен.
И право, так мало делается этим кому-нибудь зла, а себе столько удовольствия…
— Ах, эти мне сельские хозяева! — шутливо сказал Степан Аркадьич. — Этот ваш тон презрения к нашему брату городским!… А как дело сделать, так мы лучше всегда сделаем. Поверь, что я всё расчел, — сказал он, —
и лес очень выгодно продан, так что я боюсь, как бы тот не отказался даже.
Ведь это не обидной лес, — сказал Степан Аркадьич, желая словом обидной совсем убедить Левина в несправедливости его сомнений, — а дровяной больше.
И станет не больше тридцати сажен на десятину, а он дал мне по двести рублей.
— Оттого, что у него стачки с купцами; он дал отступного. Я со всеми ими имел дела, я их знаю.
Ведь это не купцы, а барышники. Он
и не пойдет на дело, где ему предстоит десять, пятнадцать процентов, а он ждет, чтобы купить за двадцать копеек рубль.
— Зачем мне вам свое даром давать? Я
ведь не на земле нашел
и не украл.
— Как это удивительно делают мыло, — сказал он, оглядывая
и развертывая душистый кусок мыла, который для гостя приготовила Агафья Михайловна, но который Облонский не употреблял. — Ты посмотри,
ведь это произведение искусства.
— Из всякого положения есть выход. Нужно решиться, — сказал он. — Всё лучше, чем то положение, в котором ты живешь. Я
ведь вижу, как ты мучаешься всем,
и светом,
и сыном,
и мужем.
—
Ведь я пробовал, — тихо
и неохотно отвечал Левин, — не могу! ну что ж делать!
— Ну, послушай однако, — нахмурив свое красивое умное лицо, сказал старший брат, — есть границы всему. Это очень хорошо быть чудаком
и искренним человеком
и не любить фальши, — я всё это знаю; но
ведь то, что ты говоришь, или не имеет смысла или имеет очень дурной смысл. Как ты находишь неважным, что тот народ, который ты любишь, как ты уверяешь…
— Может быть; но
ведь это такое удовольствие, какого я в жизнь свою не испытывал.
И дурного
ведь ничего нет. Не правда ли? — отвечал Левин. — Что же делать, если им не нравится. А впрочем, я думаю, что ничего. А?
—
Ведь он уж стар был, — сказал он
и переменил разговор. — Да, вот поживу у тебя месяц, два, а потом в Москву. Ты знаешь, мне Мягков обещал место,
и я поступаю на службу. Теперь я устрою свою жизнь совсем иначе, — продолжал он. — Ты знаешь, я удалил эту женщину.
― Отчего ж?
Ведь это всегдашняя жизнь вас всех молодых мужчин, ― сказала она, насупив брови,
и, взявшись за вязанье, которое лежало на столе, стала, не глядя на Вронского, выпрастывать из него крючок.
― Да
ведь вы все любите эти животные удовольствия, ― сказала она,
и опять он заметил мрачный взгляд, который избегал его.
— Мне
ведь нужно пальто Грише купить
и Тане. Дай же мне денег!
— Да что же, я не перестаю думать о смерти, — сказал Левин. Правда, что умирать пора.
И что всё это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею
и работой ужасно дорожу, но в сущности — ты подумай об этом:
ведь весь этот мир наш — это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, — мысли, дела! Всё это песчинки.
— Нет, мы шли только затем, чтобы вас вызвать,
и благодарю, — сказала она, как подарком, награждая его улыбкой, — что вы пришли. Что за охота спорить?
Ведь никогда один не убедит другого.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я,
и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать, у Сережи точно такие же,
и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать?
Ведь я знаю, все забудут. Он бы не забыл. Надо Сережу перевести в угольную
и Mariette попросить с ним лечь.
— Ай, ай, ай! — вскрикнул Левин. — Я
ведь, кажется, уже лет девять не говел. Я
и не подумал.
—
Ведь вот, — говорил Катавасов, по привычке, приобретенной на кафедре, растягивая свои слова, — какой был способный малый наш приятель Константин Дмитрич. Я говорю про отсутствующих, потому что его уж нет.
И науку любил тогда, по выходе из университета,
и интересы имел человеческие; теперь же одна половина его способностей направлена на то, чтоб обманывать себя,
и другая — чтоб оправдывать этот обман.
— Положим, не завидует, потому что у него талант; но ему досадно, что придворный
и богатый человек, еще граф (
ведь они всё это ненавидят) без особенного труда делает то же, если не лучше, чем он, посвятивший на это всю жизнь. Главное, образование, которого у него нет.
— Ну,
ведь как хорошо нам вдвоем! Мне, то есть, — сказал он, подходя к ней
и сияя улыбкой счастья.
Он говорил, обращаясь к Богу: «сделай, если Ты существуешь, то, чтоб исцелился этот человек (
ведь это самое повторялось много раз),
и Ты спасешь его
и меня».
— Ну, я пешком пойду.
Ведь мне здорово. — Кити встала, подошла к мужу
и взяла его за руку.
— То есть как тебе сказать?… Я по душе ничего не желаю, кроме того, чтобы вот ты не споткнулась. Ах, да
ведь нельзя же так прыгать! — прервал он свой разговор упреком за то, что она сделала слишком быстрое движение, переступая через лежавший на тропинке сук. — Но когда я рассуждаю о себе
и сравниваю себя с другими, особенно с братом, я чувствую, что я плох.
— А ты знаешь, Весловский был у Анны.
И он опять к ним едет.
Ведь они всего в семидесяти верстах от вас.
И я тоже непременно съезжу. Весловский, поди сюда!
— Ты пойми ужас
и комизм моего положения, — продолжал он отчаянным шопотом, — что он у меня в доме, что он ничего неприличного собственно
ведь не сделал, кроме этой развязности
и поджимания ног. Он считает это самым хорошим тоном,
и потому я должен быть любезен с ним.
—
Ведь три ступеньки
и в длину прибавят… Куда ж она придет?
— Помилуйте.
Ведь снизу пойдеть. Пойдеть, пойдеть
и придеть.
— Что это за бессмыслица! — говорил Степан Аркадьич, узнав от приятеля, что его выгоняют из дому,
и найдя Левина в саду, где он гулял, дожидаясь отъезда гостя. — Mais c’est ridicule! [
Ведь это смешно!] Какая тебя муха укусила? Mais c’est du dernier ridicule! [
Ведь это смешно до последней степени!] Что же тебе показалось, если молодой человек…
— Вот если б я знала, — сказала Анна, — что ты меня не презираешь… Вы бы все приехали к нам.
Ведь Стива старый
и большой друг Алексея, — прибавила она
и вдруг покраснела.