Неточные совпадения
Марфин строго
посмотрел на него, но Ченцов сделал вид, что как будто бы
не заметил того.
—
Не нюхаю! — отвечал тот отрывисто, но
на табакерку взглянул и, смекнув, что она была подарок из дворцового кабинета, заподозрил, что сенатор сделал это с умыслом, для внушения вящего уважения к себе: «Вот кто я,
смотри!» — и Марфин, как водится, рассердился при этой мысли своей.
— Вы об этом
не беспокойтесь! Все узнается по городским слухам подробно и с полною достоверностью, — за это я вам ручаюсь, — и
смотрите, что может произойти!.. Вы вашим влиянием вызвали ревизию над губернатором, а потом мы сообща, может быть, накличем острастку и
на сенатора.
Ченцов приехал в свою гостиницу очень пьяный и, проходя по коридору, опять-таки совершенно случайно взглянул в окно и увидал комету с ее хвостом. При этом он уже
не страх почувствовал, а какую-то злую радость, похожую
на ту, которую он испытывал
на дуэли, глядя в дуло направленного
на него противником пистолета. Ченцов и
на комету постарался так же
смотреть, но вдруг послышались чьи-то шаги. Он обернулся и увидал Антипа Ильича.
Ченцов закусил себе губы и, отвернувшись от Людмилы, начал
смотреть на Катрин, которая, видимо, уничтоженная и опечаленная, танцевала с одним из самых щеголеватых сенаторских чиновников, но говорить с своим кавалером
не могла и только отчасти вознаграждена была, танцуя вторую кадриль с Ченцовым, с которым она тоже мало говорила, но зато крепко пожимала ему руку, чувствуя при этом, что он хоть продолжал кусать себе усы, но отвечал ей тоже пожатием.
Вода, заранее уже налитая в кофейник, начала невдолге закипать вместе с насыпанным в нее кофеем. Девочка и мальчик с полатей
смотрели на всю эту операцию с большим любопытством, да
не меньше их и сама Парасковья: кофею у них никогда никто из проезжающих
не варил.
Gnadige Frau пошла
не без величия, и когда в коридоре ее встретили и пошли провожать четыре горничные, она
посмотрела на них с некоторым удивлением: все они были расфранченные, молодые и красивые.
Но последнее время записка эта исчезла по той причине, что вышесказанные три комнаты наняла приехавшая в Москву с дочерью адмиральша, видимо, выбиравшая уединенный переулок для своего местопребывания и желавшая непременно нанять квартиру у одинокой женщины и пожилой, за каковую она и приняла владетельницу дома; но Миропа Дмитриевна Зудченко вовсе
не считала себя пожилою дамою и всем своим знакомым доказывала, что у женщины никогда
не надобно спрашивать, сколько ей лет, а должно
смотреть, какою она кажется
на вид;
на вид же Миропа Дмитриевна, по ее мнению, казалась никак
не старее тридцати пяти лет, потому что если у нее и появлялись седые волосы, то она немедля их выщипывала; три — четыре выпавшие зуба были заменены вставленными; цвет ее лица постоянно освежался разными притираньями; при этом Миропа Дмитриевна была стройна; глаза имела хоть и небольшие, но черненькие и светящиеся, нос тонкий; рот, правда, довольно широкий, провалистый, но
не без приятности; словом, всей своей физиономией она напоминала несколько мышь, способную всюду пробежать и все вынюхать, что подтверждалось даже прозвищем, которым называли Миропу Дмитриевну соседние лавочники: дама обделистая.
Адмиральша
не совсем доверчиво
посмотрела на дочь и уж станции через две после этого разговора начала будто бы так, случайно, рассуждать, что если бы Ченцов был хоть сколько-нибудь честный человек, то он никогда бы
не позволил себе сделать того, что он сделал, потому что он женат.
Ченцов остался с поникшей головой, потом опустился
на стоявшее недалеко кресло и, как малый ребенок, зарыдал. Адмиральша начинала уж
смотреть на него с некоторым трепетом: видимо, что ей становилось жаль его. Но Ченцов
не подметил этого, встал, глубоко вздохнул и ушел, проговорив...
— Знаю и понимаю это! — подхватила адмиральша, обрадованная, что Сусанна согласно с нею
смотрит. — Ты вообрази одно: он давно был благодетелем всей нашей семьи и будет еще потом, когда я умру, а то
на кого я вас оставлю?.. Кроме его —
не на кого!
Ее начал серьезно лечить Сверстов, объявивши Егору Егорычу и Сусанне, что старуха поражена нервным параличом и что у нее все более и более будет пропадать связь между мозгом и языком, что уже и теперь довольно часто повторялось; так, желая сказать: «Дайте мне ложку!» — она говорила: «Дайте мне лошадь!» Муза с самого первого дня приезда в Кузьмищево все
посматривала на фортепьяно, стоявшее в огромной зале и про которое Муза по воспоминаниям еще детства знала, что оно было превосходное, но играть
на нем она
не решалась, недоумевая, можно ли так скоро после смерти сестры заниматься музыкой.
Когда молодой человек, отпущенный, наконец, старым камердинером, вошел в залу, его с оника встретила Муза, что было и
не мудрено, потому что она целые дни проводила в зале под предлогом якобы игры
на фортепьяно,
на котором, впрочем, играла немного и все больше
смотрела в окно, из которого далеко было видно, кто едет по дороге к Кузьмищеву.
Gnadige Frau больше всего поразили глаза Андреюшки — ясные, голубые,
не имеющие в себе ни малейшего оттенка помешательства, напротив, очень умные и как бы в душу вам проникающие; а доктор глядел все
на цепь; ему очень хотелось
посмотреть под мышки Андреюшке, чтобы удостовериться, существуют ли
на них если
не раны, то, по крайней мере, мозоли от тридцатилетнего прикосновения к ним постороннего твердого тела.
— Я
не понимаю тебя! Неужели ты этими словами оплакиваешь смерть Людмилы или жены твоей! — проговорила она с легким укором и вместе с тем
смотря жгучим и ревнивым взором
на Ченцова.
— Святые эти денежки, святые! — говорил тот,
смотря на билет. — Кто внушил вам эту благую мысль, я
не знаю!
Не довольствуясь этим, некоторые из них убежали в сад, влезли
на балкой и оттуда
смотрели в гостиную.
Екатерина Петровна
посмотрела на него с некоторым недоумением,
не совсем понимая его ответ.
Едучи всю дорогу в приятном настроении духа, она ожидала, что осчастливит всех в Кузьмищеве своим приездом, но, к великому своему удивлению,
на первых же шагах заметила, что Аггей Никитич, кажется, так давно с ней
не видавшийся,
смотрит на нее озлобленно...
— Нет-с,
не гонку, — принялся объяснять Янгуржеев, — но Феодосий Гаврилыч, как, может быть, вам небезызвестно, агроном и любит охранять
не травы, нам полезные, а насекомых, кои вредны травам; это я знаю давно, и вот раз, когда
на вербном воскресеньи мы купили вместе вот эти самые злополучные шарики, в которые теперь играли, Феодосий Гаврилыч приехал ко мне обедать, и вижу я, что он все ходит и
посматривает на окна, где еще с осени лежало множество нападавших мух, и потом вдруг стал меня уверять, что в мае месяце мухи все оживут, а я, по простоте моей, уверяю, что нет.
На лице Сусанны Николаевны
на мгновение промелькнула радость; потом выражение этого чувства мгновенно же перешло в страх; сколь ни внимательно
смотрели на нее в эти минуты Егор Егорыч и Сверстов, но решительно
не поняли и
не догадались, какая борьба началась в душе Сусанны Николаевны: мысль ехать в Петербург и увидеть там Углакова наполнила ее душу восторгом, а вместе с тем явилось и обычное: но.
Сверстов лет пятнадцать
не бывал в Петербурге, и так как, несмотря
на свои седины, сохранил способность воспринимать впечатления, то Северная Пальмира, сильно украсившаяся за это время, просто потрясла его, и он, наскоро побрившись, умывшись и вообще приодевшись, немедленно побежал
посмотреть:
на Невский проспект,
на дворец,
на Александровскую колонну,
на набережную,
на памятник Петра.
— Да, — подтвердил и управляющий, — ни один еще министр, как нынешний,
не позволял себе писать такие бумаги князю!..
Смотрите, — присовокупил он, показывая
на несколько строчек министерской бумаги, в которых значилось: «Находя требование московской полиции о высылке к ее производству дела о господине Тулузове совершенно незаконным, я вместе с сим предложил местному губернатору
не передавать сказанного дела в Москву и производить оное во вверенной ему губернии».
— Мы это отчасти знаем, — произнес откупщик и, таинственно усмехнувшись, взглянул
на стоявшего в дверях Аггея Никитича, который если
не прислушивался к их разговору, то все-таки
смотрел на них.
Унтер-офицер, впрочем, прежде чем пойти докладывать,
посмотрел на вешалку, стоявшую в сенях, и, убедившись, что
на ней ничего
не висело, ушел и довольно долго
не возвращался назад, а когда показался
на лестнице, то еще с верхней ступеньки ее крикнул Янгуржееву окончательно неприветливым голосом...
Доктор сделал сначала довольно тихие магнетизерские движения, потом их все усиливал и учащал, стараясь
смотреть на Егора Егорыча упорным взглядом; но в ответ
на это тот
смотрел на него тоже упорно и лихорадочно-блестящими глазами. У доктора, наконец, начал выступать пот
на лбу от делаемых им магнетизерских движений, но Егор Егорыч
не засыпал.
— Что это у тебя идет за шептанье с Терховым? Ты
смотри у меня:
на старости лет
не согреши!
Посмотрим-с,
посмотрим, какую пользу правительство извлечет из этого для себя и для народа; но только я
на этом
не удовлетворюсь!..