Во все это время Анна Ивановна, остававшаяся одна, по временам взглядывала то на Павла, то на Неведомова. Не принимая, конечно, никакого участия в этом разговоре, она собиралась было
уйти к себе в комнату; но вдруг, услышав шум и голоса у дверей, радостно воскликнула...
Полковник после этого зачем-то
ушел к себе в спальню и что-то очень долго там возился, и потом, когда вышел оттуда, лицо его и вообще вся фигура приняли какой-то торжественный вид.
— Совершенно прощаю! — отвечал Павел. Ему больше всего хотелось поскорей кончить эту сцену. — Ты устала, да и я тоже; пойду и отдохну, — проговорил он и, поцеловав Клеопатру Петровну по ее желанию,
ушел к себе.
Вихров ничего ей на это не отвечал и, высадив ее у крыльца из кареты, сейчас же поспешил
уйти к себе на квартиру. Чем дальше шли репетиции, тем выходило все лучше и лучше, и один только Полоний, муж Пиколовой, был из рук вон плох.
Неточные совпадения
— Всегда
к вашим услугам, — отвечал ей Павел и поспешил
уйти. В голове у него все еще шумело и трещало; в глазах мелькали зеленые пятна; ноги едва двигались. Придя
к себе на квартиру, которая была по-прежнему в доме Александры Григорьевны, он лег и так пролежал до самого утра, с открытыми глазами, не спав и в то же время как бы ничего не понимая, ничего не соображая и даже ничего не чувствуя.
Павел вскоре после того
ушел к Неведомову, чтоб узнать от того, зачем он едет
к Троице, и чтоб поговорить с ним о собственных чувствованиях и отношениях
к m-me Фатеевой. В глубине души он все-таки чувствовал
себя не совсем правым против нее.
Стряпчий взял у него бумагу и
ушел. Вихров остальной день провел в тоске, проклиная и свою службу, и свою жизнь, и самого
себя. Часов в одиннадцать у него в передней послышался шум шагов и бряцанье сабель и шпор, — это пришли
к нему жандармы и полицейские солдаты; хорошо, что Ивана не было, а то бы он умер со страху, но и Груша тоже испугалась. Войдя
к барину с встревоженным лицом, она сказала...
— Ни за что, ни за что!.. И слышать вас не хочу! — воскликнула m-me Пиколова, зажимая
себе даже уши. — Вы добрый, милый, съездите и поправите все это, а мне уж пора
к Ивану Алексеевичу, а то он, пожалуй, скучать будет!.. — заключила она и
ушла из кабинета.
Мужики потом рассказали ему, что опекун в ту же ночь, как Вихров уехал от него, созывал их всех
к себе, приказывал им, чтобы они ничего против него не показывали, требовал от них оброки, и когда они сказали ему, что до решения дела они оброка ему не дадут, он грозился их пересечь и велел было уж своим людям дворовым розги принести, но они не дались ему и
ушли.
— Не пускает, все лезет ко мне: вот и в острог теперь все ходит ко мне. А что, сударь, коли я в Сибирь
уйду, он никогда уже не может меня
к себе воротить?
— Она письмо одно получила, сегодня, ее очень встревожило. Очень. Слишком уж даже. Я заговорил о тебе — просила замолчать. Потом… потом сказала, что, может, мы очень скоро расстанемся, потом стала меня за что-то горячо благодарить; потом
ушла к себе и заперлась.
Неточные совпадения
«Всех ненавижу, и вас, и
себя», отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу. Но ему не судьба была
уйти. Только что хотели устроиться около столика, а Левин
уйти, как вошел старый князь и, поздоровавшись с дамами, обратился
к Левину.
— Ах, не слушал бы! — мрачно проговорил князь, вставая с кресла и как бы желая
уйти, но останавливаясь в дверях. — Законы есть, матушка, и если ты уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было того, чего не должно было быть, я — старик, но я бы поставил его на барьер, этого франта. Да, а теперь и лечите, возите
к себе этих шарлатанов.
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его. Мать и отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока
уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon
ушла. Она, не думая, не спрашивая
себя, как и что, подошла
к нему и сделала то, что она сделала.
Весь день этот, за исключением поездки
к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его целый день и вечером,
уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала
себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
«Я, — думала она, — не привлекала
к себе Стиву; он
ушел от меня
к другим, и та первая, для которой он изменил мне, не удержала его тем, что она была всегда красива и весела.