Неточные совпадения
— Уж я лаской с ней: вижу, окриком не возьмешь, — сказал Патап Максимыч. — Молвил, что
про свадьбу год целый помину не будет, жениха, мол, покажу, а год сроку даю на раздумье. Смолкла моя девка, только все еще невеселая
ходила. А на другой день одумалась, с утра бирюком глядела, к обеду так и сияет, пышная такая стала да радостная.
И
прошла слава по Заволжью
про молодую жену вихоревского тысячника. Добрая слава, хорошая слава!.. Дай Бог всякому такой славы, такой доброй по людям молвы!
У Патапа Максимыча в самом деле новые мысли в голове забродили. Когда он
ходил взад и вперед по горницам, гадая
про будущие миллионы, приходило ему и то в голову, как дочерей устроить. «Не Снежковым чета женихи найдутся, — тогда думал он, — а все ж не выдам Настасью за такого шута, как Михайло Данилыч… Надо мне людей богобоязненных, благочестивых, не скоморохов, что теперь по купечеству пошли. Тогда можно и небогатого в зятья принять, богатства на всех хватит».
— Как возможно, любезненькой ты мой!.. Как возможно, чтобы весь монастырь
про такую вещь знал?.. — отвечал отец Михаил. — В огласку таких делов пускать не годится… Слух-то по скиту
ходит, много болтают, да пустые речи пустыми завсегда и остаются. Видят песок, а силы его не знают, не умеют, как за него взяться… Пробовали, как Силантий же, в горшке топить; ну, известно, ничего не вышло; после того сами же на смех стали поднимать, кто по лесу золотой песок собирает.
Хоть и верил он Сергею Андреичу, хоть не боялся передать ему тайны, а все-таки слово
про золото не по маслу с языка
сошло. И когда он с тайной своей распростался, ровно куль у него с плеч скатился… Вздохнул даже — до того вдруг так облегчало.
—
Про это что говорить, — молвила Машина мать. — Только уж не прогневайтесь, Макар Тихоныч, старый молодому не ровня, наше с вами время
прошло.
Теперь хозяин ровно другой стал:
ходит один,
про что-то сам с собой бормочет, зачнет по пальцам считать,
ходит,
ходит, да вдруг и станет на месте как вкопанный, постоит маленько, опять зашагает…
У Алексея свои думы. Золотой песок не
сходит с ума. «Денег, денег, казны золотой! — думает он
про себя. — Богатому везде ширь да гладь, чего захочет, все перед ним само выкладáется. Ино дело бедному… Ему только на ум какое дело вспадет, и то страшно покажется, а богатый тешь свое хотенье — золотым молотом он и железны ворота прокует. Тугая мошна не говорит, а чудеса творит — крякни да денежкой брякни, все тебе поклонится, все по-твоему сделается».
— Житейское дело, Аксинья Захаровна, — ухмыляясь, молвил Патап Максимыч. — Не клюковный сок, — кровь в девке
ходит.
Про себя вспомни-ка, какова в ее годы была. Тоже девятнадцатый шел, как со мной сошлась?
— Самому мне где примечать?.. А по людям говор нехорош
ходит, — отвечал Пантелей. — Кого ни спроси, всяк
про Дюкова скажет, что век свой на воровских делах стоит.
Праздники
прошли. Виду не подал Насте Патап Максимыч, что судьба ее решена. Строго-настрого запрещал и жене говорить
про это дочери.
Другие песни раздаются на кладбищах… Поют
про «калинушку с малинушкой — лазоревый цвет», поют
про «кручинушку, крытую белою грудью, запечатанную крепкою думой», поют
про то, «как
прошли наши вольные веселые дни, да наступили слезовы-горьки времена». Не жарким весельем, тоской горемычной звучат они… Нет, то новые песни, не Ярилины.
Алексей в келарню
прошел. Там, угощая путника, со сверкавшими на маленьких глазках слезами любви и участья, добродушная мать Виринея расспрашивала его
про житье-бытье Насти с Парашей под кровом родительским. От души любила их Виринея. Как по покойницам плакала она, когда Патап Максимыч взял дочерей из обители.
И
ходила про то молва великая, и были говоры многие по всему Заволжью и по всем лесам Керженским и Чернораменским. Все похваляли и возносили Патапа Максимыча за доброе его устроение. Хоть и тысячник, хоть и бархатник, а дочку хороня, справил все по-старому, по-заветному, как отцами-дедами святорусскому люду заповедано.
Про него между старообрядцами
ходили слухи, будто он сын грузинского царя, другие называли его даже сыном императрицы Екатерины II.
— Что нам до людей?.. — в страстном порыве вскликнула Марья Гавриловна. — Делай скорей… Завтра же… А чтоб людям поменьше пришлось
про нас толковать, сделаем вот что: говорено было венчаться осенью, повенчаемся теперь же… Ищи попа. Петровки
пройдут — будем муж и жена.
Новый купец и владелец парохода явился на пристань. Когда Алексей
проходил по набережной, на него только что пальцами не указывали. Идет и слышит, как ведут
про него пересуды…
Подошел к «Соболю». Капитан стоит у руля и молча вдаль смотрит. На палубе ни души. Сказывает
про себя Алексей капитану, что он новый хозяин. Не торопясь,
сошел капитан с рубки, не снимая картуза, подошел к Алексею и сухо спросил...
— Ну, эти игры там не годятся,
про них и не поминайте — не то как раз осмеют… — сказал маклер. — Другие надобно знать… Да я обучу вас по времени… А теперь — прежде всего оденьтесь как следует, на руки перчатки наденьте в обтяжку, да чтоб завсегда перчатки были чистые… Под скобку тоже вам
ходить не приходится… Прежде портного — зайдите вы к цирюльнику, там обстригут вас, причешут.
Двести лет
прошло от начала скитов; спросить
про Ярилу у окольных людей, спросить
про царь-огонь, спросить
про купальские костры — никто и не слыхивал.
— Да, вот оно что значит праведна-то молитва! — заметил тот парень, что
про Перфила Григорьича рассказывал. — Огненными столбами в небо-то
ходит!.. Вот тут и поди!..
Много
про нее
ходило рассказов, и в тех рассказах давняя правда с новыми вымыслами мешалась.
— Как можно Варвару? — тревожно заговорила игуменья. — Нет, уж вы, пожалуйста,
про нее и не поминайте… Мне-то как же без Варварушки быть?.. И за мной
ходить, и на клиросе в головщицах, и письма какие случатся, все она да она… Без Варвары я как без рук… Коли так, так уж лучше Катерину пошлем: плакальщиц по ней не будет.
Неточные совпадения
Я сам уж в той губернии // Давненько не бывал, // А
про Ермилу слыхивал, // Народ им не бахвалится, //
Сходите вы к нему.
Четыре года тихие, // Как близнецы похожие, //
Прошли потом… Всему // Я покорилась: первая // С постели Тимофеевна, // Последняя — в постель; // За всех,
про всех работаю, — // С свекрови, свекра пьяного, // С золовушки бракованной // Снимаю сапоги…
Всё, что она видела, подъезжая к дому и
проходя через него, и теперь в своей комнате, всё производило в ней впечатление изобилия и щегольства и той новой европейской роскоши,
про которые она читала только в английских романах, но никогда не видала еще в России и в деревне.
Алексей Александрович ждал, что страсть эта
пройдет, как и всё
проходит, что все
про это забудут, и имя его останется неопозоренным.
Из слов его я заметил, что
про меня и княжну уж распущены в городе разные дурные слухи: это Грушницкому даром не
пройдет!