Неточные совпадения
— Эге-ге! — вскрикнула Фленушка и захохотала. — Память-то какая у тебя короткая стала, Настасья Патаповна! Аль
забыла того, кто из Москвы конфеты в бумажных коробках с золотом привозил? Ай да Настя, ай да Настасья Патаповна! Можно чести приписать! Видно, у тебя с глаз долой, так из думы вон. Так, что ли?.. А?..
Воды в
той степи мало, иной раз два дня идешь, хотя б калужинку какую встретить; а как увидишь издали светлую водицу, бежишь к ней бегом,
забывая усталость.
—
То и говорю, что высоко камешки кидаешь, — ответил Артемий. — Тут вашему брату не
то что руки-ноги переломают, а пожалуй, в город на ставку свезут.
Забыл аль нет, что Паранькин дядя в головах сидит? — сказал Артемий.
Меж
тем заводской барин, убоясь русской стужи, убрался в чужие края, на теплые воды,
забыв про петровскую свою работу и про маленького Колышкина.
Забыл бы и Русь, да не мог: из недр ее зябкий барин получал свои доходы.
— Известно, миротворица наша, мать Виринея, в дело вступилась… ну и помирила. На другой день целое утро она, сердечная,
то к
той,
то к другой бегала, стряпать даже
забыла. Часа три уговаривала: ну, смирились, у нее в келарне и попрощались.
Только ты у меня смотри, Марья, хоть и сказано тебе от отца, от родителя значит: причаливай Масляникова, а
того не
забывай — коли прежде венца до греха дойдешь, живой тебе не быть.
Василий Борисыч хватил какой-то девятисильной [Девятисильною зовут настойку на траве девясиле.] и откромсал добрый ломоть паюсной икры. За девичьими гулянками да за пением Божественных псальм совсем
забыл он, что в
тот день путем не обедал. К вечеру пронял голод московского посланника. Сделал Василий Борисыч честь донскому балыку, не отказал в ней ветлужским груздям и вятским рыжикам, ни другому, что доброго перед ним гостеприимной игуменьей было наставлено.
Забыл Алексей, что надо ему наскоре ехать к отцу Михаилу… Разок бы еще полюбоваться на такую красоту неописанную… Медленным низким поклоном поклонился он Марье Гавриловне и не
то с грустью, не
то с робостью промолвил ей...
Но ведь он чуть не совсем
забыл ее в слезовые дни ее замужества, стал заботным и ласковым лишь с
той поры, как сделалась она вольной вдовой с большим капиталом…
— Прости, Параша… прощай, сестрица милая… — обращаясь
то к одному,
то к другому, говорила Настя тихим, певучим голосом, — не
забывай меня…
— Ах, матушка,
забыла я сказать вам, — спохватилась Марья Гавриловна, — Патап-то Максимыч сказывал, что
тот епископ чуть ли в острог не попал… Красноярский скит знаете?
— Опять же на Фоминой неделе Патап посылал с письмом к отцу Михаилу
того детину… Как бишь его?..
забываю все… — говорила Манефа.
Спалив токарню, сам же писарь, как ни в чем не бывало, подговаривал Трифона подать становому объявление. «Как зачнется следствие, — думал он, — запутаю Лохматого бумагами, так оплету, что овина да жалоб и на
том свете не
забудет». Спознал Морковкин, что Трифон не хочет судиться, что ему мужики «спасибо» за
то говорят.
К
тому ж и Господь повелел, себя помня, ближнего не
забывать…
— Не дадут! — горько улыбнувшись, молвил Василий Борисыч. — Мало вы знаете их, матушка, московских-то наших тузов!.. Как мы с Жигаревым из Белой-то Криницы приехали, что они тогда?.. Какую засту́пу оказали?.. Век
того не
забуду…
Делай добро, у тебя на
то достатков довольно: бедного, сирого не
забудь, голодного накорми, о больном попечалуйся.
— Ловок ты, парень! — задушевным смехом хохотала Фленушка. —
Забыл, что мы Христовы невесты?.. Как же твое подаренье мне на руку вздеть?.. Проходу не будет… Матушку
тем огорчу.
Искусно после
того поворотил Василий Борисыч рассуждения матерей на
то, еретики ли беспоповцы, или токмо в душепагубном мудровании пребывают… Пошел спор по всей келарне.
Забыли про Антония,
забыли и про московское послание. Больше часа проспорили, во всех книгах справлялись, книг с десяток еще из кладовой притащили, но никак не могли решить, еретики ли нет беспоповцы. А Василий Борисыч сидит себе да помалкивает и чуть-чуть ухмыляется, сам про себя думая: «Вот какую косточку бросил я им».
— А по-моему, разве только на
том свете от него ты укроешься, — молвил Семен Петрович. — У тебя за рубежом знакомцы, а у него деньги в кармане. Что перетянет?.. А?.. За границу уедешь?.. Да ведь граница-то не железной стеной огорожена. Сыщет тебя Чапурин и там. Не
забудет дочернего позора, не помрет без
того, чтоб не заплатить тебе за ее бесчестье…
— У Бога давностей нет, — сказал Петр Степаныч. — Люди
забыли — Господь помнит… Если б мне ведать, кого дедушка грабил, отыскал бы я внуков-правнуков
тех, что им граблены были, и долю мою отдал бы им до копейки.
— Помилуйте, почтеннейший господин Чапурин, как же возможно вашу хлеб-соль нам позабыть? — молвил Алексей. — Хоша в
те времена и в крестьянстве я числился, никакого авантажу за собой не имел, однако ж
забыть того не могу… Справляй, справляй, а ты, Марья Гавриловна… Не можно
того, чтоб не угостить господина Чапурина. Сами у него угощались, и я и ты.
— Аль
забыла, что к ярманке надо все долги нам собрать? — грубо и резко сказал Алексей, обращаясь к жене. — Про что вечор после ужины с тобой толковали?.. Эка память-то у тебя!.. Удивляться даже надобно!.. Теперь отсрочки не
то что на два месяца, на два дня нельзя давать… Самим на обороты деньги нужны…
— Я буду хлопотать, а ты сиди дома, точи веретёна, — перебил Колышкин. — И хозяйке моей не кажись — вишь какой ты расстроенный! Не надо таким в люди казаться…
То дело, Бог даст, обойдется и ввек не помянется, а увидят тебя этаким, толки зачнутся да пересуды, наплетут и невесть чего — и, что ни придумают, ввек
того не
забудут… Сиди же дома, крестный… Слышишь?…
«Не спится, няня: здесь так душно! // Открой окно да сядь ко мне». — // «Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно, // Поговорим о старине». — // «О чем же, Таня? Я, бывало, // Хранила в памяти не мало // Старинных былей, небылиц // Про злых духов и про девиц; // А нынче всё мне тёмно, Таня: // Что знала,
то забыла. Да, // Пришла худая череда! // Зашибло…» — «Расскажи мне, няня, // Про ваши старые года: // Была ты влюблена тогда?» —
Неточные совпадения
Какою рыбой сглонуты // Ключи
те заповедные, // В каких морях
та рыбина // Гуляет — Бог
забыл!..»
[Ныне доказано, что тела всех вообще начальников подчиняются
тем же физиологическим законам, как и всякое другое человеческое тело, но не следует
забывать, что в 1762 году наука была в младенчестве.
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных мер заставил
забыть всех старых градоначальников, а в
том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Сначала он распоряжался довольно деятельно и даже пустил в дерущихся порядочную струю воды; но когда увидел Домашку, действовавшую в одной рубахе впереди всех с вилами в руках,
то"злопыхательное"сердце его до такой степени воспламенилось, что он мгновенно
забыл и о силе данной им присяги, и о цели своего прибытия.
Был у нее, по слухам, и муж, но так как она дома ночевала редко, а все по клевушка́м да по овинам, да и детей у нее не было,
то в скором времени об этом муже совсем
забыли, словно так и явилась она на свет божий прямо бабой мирскою да бабой нероди́хою.