Неточные совпадения
— Все мы из одних местов.
Я от бабки ушел,
я от дедки ушел и
от тебя, писарь, уйду, — спокойно ответил бродяга, переминаясь с ноги на ногу.
— Главная причина: добрый человек, а
от доброго человека и потерпеть можно. Слабенек Харитон Артемьич к винцу… Ах, житейское дело! Веселенько у вас поживают в Заполье, слыхивал
я. А не осужу, никого не осужу… И ты напрасно огорчаешься, мать.
— Так, так… Заходил ко
мне Галактион-то, поклончик
от тебя сказывал. Да… Невесту высматривать приехали у Малыгиных.
— Ты у
меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!..
Я о нем же забочусь, а у него пароходы на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел
меня. Ох, согрешил
я с вами: один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из
меня вить…
Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то
от вас. Для кого
я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот на старости лет в новое дело впутываюсь, петлю себе на шею надеваю, а вы…
—
От свадьбы убежал… да… А у
меня дельце до тебя, Флегонт Васильич, и не маленькое дельце.
— Ты
меня любишь, да? Немножечко? — шептала она, сгорая
от нахлынувшего на нее счастия.
— А почему земля все? Потому, что она дает хлеб насущный… Поднялся хлебец в цене на пятачок — красный товар у купцов встал, еще на пятачок — бакалея разная остановилась, а еще на пятачок — и все остальное село. Никому не нужно ни твоей фабрики, ни твоего завода, ни твоей машины… Все
от хлебца-батюшки. Урожай — девки, как блохи, замуж поскакали, неурожай — посиживай у окошечка да поглядывай на голодных женихов. Так
я говорю, дурашка?
— Да ведь
мне, батюшка, ничего
от вас и не нужно, — объяснил Штофф, не сморгнув глазом. — Престо, счел долгом познакомиться с вами, так как будем жить в соседях.
Я теперь управляющий Стабровского и завишу
от него.
— А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У
меня уже арендованы пески на Оби в трех местах. Тоже дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у
меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию на устройство подъездного пути
от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны люди и деньги.
— А ты, зятюшка, не очень-то баб слушай… — тайно советовал этот мудрый тесть. — Они, брат, изведут кого угодно. Вот смотри на
меня: уж
я, кажется, натерпелся
от них достаточно. Даже
от родных дочерей приходится терпеть… Ты не поддавайся бабам.
— Хорошо, хорошо. Все вы на одну стать, — грубо ответил Галактион. — И цена вам всем одна. Только бы вырваться
мне от вас.
— Извините
меня, а только
от глупости, Прасковья Ивановна. Мало ли что девушки придумывают, а замуж выйдут — все и пройдет.
— А ты не сердитуй, миленький… Сам кругом виноват. На себя сердишься… Нехорошо, вот что
я тебе скажу, миленький!.. Затемнил ты образ нескверного брачного жития… да.
От скверны пришел и скверну в себе принес. Свое-то гнездо постылишь, подружию слезишь и чад милых не жалеешь… Вот что
я тебе скажу, миленький!.. Откуда пришел-то?
— Да нет…
Я от писания буду попа донимать, чтобы он чувствовал. Невозможно… Поедем на покос.
— Ничего
я не знаю
от писания, — признался писарь. — Вот насчет закона, извини, могу соответствовать кому угодно.
— Плохая наша ворожба, Флегонт Васильич. Михей-то Зотыч того, разнемогся, в лежку лежит. Того гляди, скапутится. А у
меня та причина, что ежели он помрет, так жалованье мое все пропадет. Денег-то
я еще и не видывал
от него, а уж второй год живу.
— Братец, совсем вы забыли нас, — жаловался он. — А мы тут померли
от скуки… Емельян-то уезжает по ночам в Суслон, а
я все один. Хоть бы вы
меня взяли к себе в Заполье, братец… Уж
я бы как старался.
— Симон, бойся проклятых баб. Всякое несчастье
от них… да. Вот смотри на
меня и казнись. У нас уж такая роковая семья… Счастья нет.
— И скажу!
От кого плачется Серафима Харитоновна?
От кого дом у
меня пустует? Кто засиротил малых детушек при живом отце-матери?
От кого мыкается по чужим дворам Емельянова жена, как беспастушная скотина? Вся семья врозь пошла.
— Уж какая судьба выпадет. Вот вы гонялись за Харитиной, а попали на
меня. Значит, была одна судьба, а сейчас вам выходит другая:
от ворот поворот.
— Ну, милый зятек, как мы будем с тобой разговаривать? — бормотал он, размахивая рукой. — Оно тово… да… Наградил господь
меня зятьками, нечего сказать. Один в тюрьме сидит,
от другого жена убежала, третий… Настоящий альбом! Истинно благословил господь за родительские молитвы.
— Заехал
я к вам, Галактион Михеич, по этой самой опеке, — говорил Голяшкин, сладко жмуря глаза. — Хотя вы и отверглись
от нее, а между прочим, и мы не желаем тонуть одни-с. Тонуть, так вместе-с.
— Вы-то как знаете, Галактион Михеич, а
я не согласен, что касаемо подсудимой скамьи. Уж вы
меня извините, а
я не согласен. Так и Прасковье Ивановне скажу. Конечно, вы во-время из дела ушли, и вам все равно… да-с. Что касаемо опять подсудимой скамьи, так
от сумы да
от тюрьмы не отказывайся. Это вы правильно. А Прасковья Ивановна говорит…
— А вы, ваше степенство, небось рады, да? Что же, это в порядке вещей: сегодня Бубнов умер
от купеческого запоя, а завтра умрем мы с вами. Homo sum, nihil humanum alienum puto… [
Я — человек, и ничто человеческое
мне не чуждо… (лат.)]
— Куда же это вы? — каким-то упавшим голосом заговорил хозяин. — Выпили бы мадерцы…
Я от поясницы грешным делом мадерцой лечусь.
— Вот что, посаженый сынок,
от тебя-то
я не ожидала, что ты такой повеса… Смотри,
я строгая!
— Вот что, Флегонт Васильич… — замялся немного Галактион. — А если
я тебя попрошу зайти к ней? Понимаешь, ты как будто
от себя…
—
Я знаю ее характер: не пойдет… А поголодает, посидит у хлеба без воды и выкинет какую-нибудь глупость. Есть тут один адвокат, Мышников, так он давно за ней ухаживает. Одним словом, долго ли до греха? Так вот
я и хотел предложить с своей стороны… Но
от меня-то она не примет. Ни-ни! А ты можешь так сказать, что много был обязан Илье Фирсычу по службе и что мажешь по-родственному ссудить. Только требуй с нее вексель, a то догадается.
— Пустяки, это
от скуки, — коротко объяснила Харитина улыбаясь. — Что
мне больше-то делать? А тут мысли разгоняет.
— Ах, сколько дела! — повторял он, не выпуская руки Галактиона из своих рук. — Вы
меня, господа, оттерли
от банка, ну, да
я и не сержусь, — где наше не пропало? У
меня по горло других дел. Скажите, Луковников дома?
— Ну вас совсем! Отстаньте! Не до вас! С пустяками только пристаешь. У
меня в башке-то столбы ходят
от заботы, а вы разные пустяки придумываете. Симке скажи, промежду прочим, что
я ее растерзаю.
—
Я тут ни при чем, — точно оправдывался он. — Все зависит
от натуры… А Устенька, слава богу, субъект вполне нормальный.
— И отколь ты взялся только, Иван Федорыч?.. Вот уж воистину, что
от своей судьбы не уйти. Гляжу
я на вас и думаю, точно
я гостья… Право!
—
Я ходил к нему, к хохлу, и говорил с ним. Как, говорю, вам не совестно тому подобными делами заниматься? А он смеется и говорит: «Подождите, вот мы свою газету откроем и прижимать вас будем, толстосумов». Это как, по-вашему? А потом он совсем обошел стариков, взял доверенность
от Анфусы Гавриловны и хочет в гласные баллотироваться, значит, в думу. Настоящий яд…
— Бога
мне, дураку, не замолить за Галактиона Михеича, — повторял Вахрушка, задыхаясь
от рабьего усердия. — Что
я такое был?.. Никчемный человек, червь, а тетерь… Ведь уродятся же такие человеки, как Галактион Михеич! Глазом глянет — человек и сделался человеком… Ежели бы поп Макар поглядел теперь на
меня. Х-ха!.. Ах, какое дело, какое дело!
Я ничего
от вас не скрываю.
— Да о чем говорить-то? — возмущался Замараев. — Да
я от себя готов заплатить эти десять тысяч… Жили без них и проживем без них, а тут одна мораль. Да и то сказать, много ли
мне с женой нужно? Ох, грехи, грехи!..
— Не дам, ничего не дам, сынок… Жалеючи тебя, не дам. Ох, грехи
от денег-то, и
от своих и
от чужих! Будешь богатый, так и себя-то забудешь, Галактион. Видал
я всяких человеков… ох, много видал! Пожалуй, и смотреть больше ничего не осталось.
— Устенька, вы уже большая девушка и поймете все, что
я вам скажу… да. Вы знаете, как
я всегда любил вас, —
я не отделял вас
от своей дочери, но сейчас нам, кажется, придется расстаться. Дело в том, что болезнь Диди до известной степени заразительна, то есть она может передаться предрасположенному к подобным страданиям субъекту.
Я не желаю и не имею права рисковать вашим здоровьем. Скажу откровенно,
мне очень тяжело расставаться, но заставляют обстоятельства.
— Нет, вы жарьте их, подлецов, а главное — моих зятьев накаливайте… Ежели бы
я был грамотный, так
я бы им сам показал, как лягушки скачут.
От своей темноты и погибаем.
— Ведь отчего погиб? — удивлялся Полуянов, подавленный воспоминаниями своего роскошества. — А?
От простого деревенского попа… И из-за чего?.. Уж ежели бы на то пошло и
я захотел бы рассказать всю матку-правду, да разве тут попом Макаром пахнет?
— Да ведь и ты, Галактион Михеич, женился не по своей воле. Не все ли одно, ежели разобрать? А
я так полагаю, что
от своей судьбы человек не уйдет. Значит, уж Симону Михеичу выпала такая часть, а суженой конем не объедешь.
— О нас не беспокойтесь, — с улыбкой ответила невеста. — Проживем не хуже других. Счастье не
от людей, а
от бога. Может быть, вы против
меня, так скажите вперед. Время еще не ушло.
— Вот это так кусочек хлеба с маслом! — ворчал Мышников, задыхаясь
от далекой ходьбы. — Положим, у
меня все имущество застраховано.
— Дидя, а иллюзии? Ведь в жизни иллюзия — все… Отними ее — и ничего не останется. Жизнь в том и заключается, что постепенно падает эта способность к иллюзии, падает светлая молодая вера в принцев и принцесс, понижается вообще самый appetitus vitae… Это — печальное достояние нас, стариков, и
мне прямо больно слышать это
от тебя. Ты начинаешь с того, чем обыкновенно кончают.
— Нет, папа, отлично понимаю. Ну, скажи, пожалуйста, для чего нам много денег: ведь ты два обеда не съешь, а
я не надену два платья?.. Потом, много ли богатых людей на свете, да и вопрос, счастливее ли они
от своего богатства?
— Тоже вот
от доброты началось, — вздыхал он. — Небойсь мужички в банк не идут, а у
меня точно к явленной иконе народ прет.
— Пожалуйста, увольте
меня от этих подробностей.
Я решительно не понимаю, к чему вы все это говорите.
— Нет, не сошел и имею документ, что вы знали все и знали, какие деньги брали
от Натальи Осиповны, чтобы сделать закупку дешевого сибирского хлеба. Ведь знали… У
меня есть ваше письмо к Наталье Осиповне. И теперь, представьте себе, являюсь
я, например, к прокурору, и все как на ладони. Вместе и в остроге будем сидеть, а Харитина будет по два калачика приносить, — один мужу, другой любовнику.