Осматриваюсь и понимаю, что стою, прислонясь спиною к какому-то дому, а в нем окна открыты и в середине светло, и оттуда те разные голоса, и шум, и гитара ноет, а передо мною опять мой баринок, и все мне спереди по лицу ладонями машет, а потом по груди руками ведет, против сердца останавливается, напирает, и за персты рук схватит, встряхнет полегонечку, и опять машет, и так трудится, что даже, вижу, он сделался
весь в поту.
Неточные совпадения
— Один молодец из семинаристов сюда за грубость
в дьячки был прислан (этого рода ссылки я уже и понять не мог). Так, приехавши сюда, он долго храбрился и
все надеялся какое-то судбище поднять; а
потом как запил, так до того пил, что совсем с ума сошел и послал такую просьбу, чтобы его лучше как можно скорее велели «расстрелять или
в солдаты отдать, а за неспособностью повесить».
Я с ним и забавлялся —
все его этим голубенком дразню; да
потом как стал пичужку назад
в гнездо класть, а он уже и не дышит.
Всю дорогу я с этими своими с новыми господами
все на козлах на тарантасе, до самой Пензы едучи, сидел и думал: хорошо ли же это я сделал, что я офицера бил? ведь он присягу принимал, и на войне с саблею отечество защищает, и сам государь ему, по его чину, может быть, «вы» говорит, а я, дурак, его так обидел!.. А
потом это передумаю, начну другое думать: куда теперь меня еще судьба определит; а
в Пензе тогда была ярмарка, и улан мне говорит...
Он, — говорит, — не один раз, а чуть не всякую ярмарку тут такую штуку подводит, что прежде
всех своих обыкновенных коней, коих пригонит сюда, распродаст, а
потом в последний день, михорь его знает откуда, как из-за пазухи выймет такого коня, или двух, что конэсеры не знать что делают; а он, хитрый татарин, глядит на это да тешится, и еще деньги за то получает.
А то
всё хлещутся, а
в народе за них спор пошел: одни говорят: «Чепкун Бакшея перепорет», а другие спорят: «Бакшей Чепкуна перебьет», и кому хочется, об заклад держат — те за Чепкуна, а те за Бакшея, кто на кого больше надеется. Поглядят им с познанием
в глаза и
в зубы, и на спины посмотрят, и по каким-то приметам понимают, кто надежнее, за того и держат. Человек, с которым я тут разговаривал, тоже из зрителей опытных был и стал сначала за Бакшея держать, а
потом говорит...
А
потом по старому палу опять клубника засядет; птица на нее разная налетит,
все больше мелочь этакая, и пойдет
в воздухе чириканье…
И приказал управителю еще раз меня высечь с оглашением для всеобщего примера и
потом на оброк пустить. Так и сделалось: выпороли меня
в этот раз по-новому, на крыльце, перед конторою, при
всех людях, и дали паспорт. Отрадно я себя тут-то почувствовал, через столько лет совершенно свободным человеком, с законною бумагою, и пошел. Намерениев у меня никаких определительных не было, но на мою долю бог послал практику.
Еще больше барышники обижают публику глазами: у иной лошади западинки ввалившись над глазом, и некрасиво, но барышник проколет кожицу булавкой, а
потом приляжет губами и
все в это место дует, и надует так, что кожа подымется и глаз освежеет, и красиво станет.
У них
все с этими с обращениями: то плачет, томит, просто душу из тела вынимает, а
потом вдруг как хватит совсем
в другом роде, и точно сразу опять сердце вставит…
и
все им подтягивают да на Грушу смотрят, и я смотрю да подтягиваю: «ты восчувствуй!» А
потом цыгане как хватят: «Ходи, изба, ходи, печь; хозяину негде лечь» — и вдруг
все в пляс пошли…
Князь сейчас опять за мною и посылает, и мы с ним двое ее и слушаем; а
потом Груша и сама стала ему напоминать, чтобы звать меня, и начала со мною обращаться очень дружественно, и я после ее пения не раз у нее
в покоях чай пил вместе с князем, но только, разумеется, или за особым столом, или где-нибудь у окошечка, а если когда она одна оставалась, то завсегда попросту рядом с собою меня сажала. Вот так прошло сколько времени, а князь
все смутнее начал становиться и один раз мне и говорит...
— Я и сам не знаю, но надо достать, а
потом расчет у меня самый верный: у меня есть человек — Иван Голован, из полковых конэсеров, очень не умен, а золотой мужик — честный, и рачитель, и долго у азиатов
в плену был и
все их вкусы отлично знает, а теперь у Макария стоит ярмарка, я пошлю туда Голована заподрядиться и образцов взять, и задатки будут… тогда… я, первое, сейчас эти двадцать тысяч отдам…
— Как же-с:
в двух переменах танцевать надо и кувыркаться, а кувыркнуться страсть неспособно, потому что
весь обшит лохматой шкурой седого козла вверх шерстью; и хвост долгий на проволоке, но он постоянно промеж ног путается, а рога на голове за что попало цепляются, а годы уже стали не прежние, не молодые, и легкости нет; а
потом еще во
все продолжение представления расписано меня бить.
Я ему мало
в ноги от радости не поклонился и думаю: чем мне этою дверью заставляться да
потом ее отставлять, я ее лучше фундаментально прилажу, чтобы она мне всегда была ограждением, и взял и учинил ее на самых надежных плотных петлях, а для безопаски еще к ней самый тяжелый блок приснастил из булыжного камня, и
все это исправил
в тишине
в один день до вечера и, как пришла ночная пора, лег
в свое время и сплю.
Наконец, отдыхая от животного страха,
весь в поту, он стоял в группе таких же онемевших, задыхающихся людей, прижимаясь к запертым воротам, стоял, мигая, чтобы не видеть все то, что как бы извне приклеилось к глазам. Вспомнил, что вход на Гороховую улицу с площади был заткнут матросами гвардейского экипажа, он с разбега наткнулся на них, ему грозно крикнули:
Неточные совпадения
Слуга. Вы изволили
в первый день спросить обед, а на другой день только закусили семги и
потом пошли
всё в долг брать.
Марья Антоновна. Право, маменька,
все смотрел. И как начал говорить о литературе, то взглянул на меня, и
потом, когда рассказывал, как играл
в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
Добчинский.То есть оно так только говорится, а он рожден мною так совершенно, как бы и
в браке, и
все это, как следует, я завершил
потом законными-с узами супружества-с. Так я, изволите видеть, хочу, чтоб он теперь уже был совсем, то есть, законным моим сыном-с и назывался бы так, как я: Добчинский-с.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и
в гостинице
все нехорошо, и к нему не поедет, и что он не хочет сидеть за него
в тюрьме; но
потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу,
все пошло хорошо.
Четыре года тихие, // Как близнецы похожие, // Прошли
потом…
Всему // Я покорилась: первая // С постели Тимофеевна, // Последняя —
в постель; // За
всех, про
всех работаю, — // С свекрови, свекра пьяного, // С золовушки бракованной // Снимаю сапоги…