Неточные совпадения
Вслед за тем нивы лифляндские
были истоптаны победами
русских (при царе Алексее Михайловиче).
Он первый утвердил
русского монарха в мысли завоевать для себя Лифляндию: он видел, что исполнение мысли этой
было не по силам колебавшегося духом Августа и что одному Петру можно
было сдержать и понесть ее на исполинских раменах своих.
В начале XVIII столетия, по дороге от Мариенбурга к Менцену, не
было еще ни одной из мыз, нами упоминаемых. Ныне она довольно пуста; а в тогдашнее время, когда война с
русскими наводила ужас на весь край и близкое соседство с ними от псковской границы заключало жителей в горах, в тогдашнее время, говорю я, едва встречалось здесь живое существо.
— В приходе Ренко-Мойс, — начал так Фриц свой рассказ, — неподалеку от развалин замка, жила когда-то богатая Тедвен, знаете, та самая, которая сделала дочери на славу такое платье, что черт принужден
был смеяться. В этом замке живали и наши святые рыцари, и злодеи
русские, и монахи, и едва ли, наконец, не одна нечистая сила, — да простит мне Господь! — вы хорошо знаете Ренко-Мойс, фрейлейн?
— До сих пор
был неудачен лов последних: не знаю, что
будет вперед! Впрочем, не в первый раз получать мне щелчки из рук моей любезной сестрицы в разговоре о войске
русском, которое имеет честь
быть под особенным ее покровительством. Подвергая себя новым ударам, докончу то, что я хотел сказать о калмыках. Раз привели ко мне на батарею подобного урода на лошади.
Тогда бы, то
есть если бы адрес написан
был, как я полагал его написать, Паткуль не находился бы в
русском войске, не служил бы Шереметгофу — выговариваю имя этого полководца на немецкий лад.
Еще в 1697 году («25-го марта» — это число
было у него записано красными чернилами и огромными буквами в календаре), смешавшись в толпе лиф-ляндских дворян, прибывших встретить
русского монарха на границе своей в Нейгаузене, он видел там лично этого великого мужа, ехавшего собирать с Европы дань просвещения, чтобы обогатить ею свое государство.
Да! пока мысль может ловить эти минуты,
русский не возьмет ни одной батареи, на которой я
буду!
— Может
быть, придет время, что вы станете учиться
русскому языку; может
быть, лифляндцы…
— Шведы с
русскими могут помириться; тогда произойдут большие перемены в здешнем краю; торговые, дружеские сношения скрепят союз лифляндцев с соседами их; тогда, может
быть, эта прекрасная госпожа захочет съездить во Псков, в Москву.
Сверх того Вольдемар
будет ему хорошим помощником для усовершенствования его в
русском языке.
Он спешил сам вторгнуться в арсенал своей памяти и начал опрометью рыться в нем, чтобы найти приличное оружие, если не для отражения неприятеля, по крайней мере, для убеждения и смягчения его сердца; то
есть он собирал разбросанные в памяти своей
русские сильнейшие выражения, какие только знал.
Были люди, которые верили ей на слово, что в переписке ее с госпожою Монс, соотечественницею ее и временною любимицей Петра I [Речь идет об Анне Иоанновне Монс (?—1714), дочери мастера в Немецкой слободе под Москвою, фаворитке Петра I.], заключались известия обо всех движениях
русской политики.
Между тем знавшие хорошо
русского государя знали так же верно, что хотя он всякой прекрасной женщине старался
быть приятным, но еще ни одна из них не могла прибрать ключа к его кабинету.
Она успела, однако ж, выведать, что этот таинственный человек
был музыкант, играющий на каком-то
русском инструменте, и странствует со слепцом.
— Чтобы в делах наших
было поболее чудесностей, скажу вам еще, что вы не иначе получите отнятое у вас имение и вашу Луизу, как посредством чухонской девки и
русских, и то не прежде, как все они побывают в Рингене.
В нейгаузенской долине, где пятами своими упираются горы ливонские и псковские, проведена, кажется, самою природою граница между этими странами. Новый Городок (Нейгаузен)
есть уже страж древней России: так думали и князья
русские, утверждаясь на этом месте. Отважные наездники в поле, они
были нередко политики дальновидные, сами не зная того.
На углу правого изгиба — насыпь (вероятно, и на левом
была подобная же, но она застроена теперь корчмою); несколько таких искусственных высот, служивших
русским военными укреплениями, идут лестницею по протяжению печорской дороги.
Здесь и у стен печорского монастыря
было сборное место
русских войск, главное становище, или, говоря языком нашего века, главная квартира военачальника Шереметева; отсюда, укрепленные силами, делали они свои беглые нападения на Лифляндию; сюда, не смея еще в ней утвердиться, возвращались с победами, хотя еще без славы, с добычею без завоеваний; с чувством уже собственной силы, но не искусства.
Вскоре внимание их прервано
было приходом румормейстера, блюстителя порядка на маршах и в лагере, за которым, между двумя солдатами с мушкетами на плече, следовал
русский крестьянин.
Старый солдат. Как! кто бы знал? Не все хорошей славе на сердце лежать, а дурной бежать; и добрая молва по добру и разносится. От всего святого
русского воинства нашему князю похвала; государь его жалует; ему честь, а полку вдвое. Мы про него и песенку сложили. Как придем с похода по домам, наши ребята да бабы
будут величать его, а внучки подслушают песенку, выучат ее да своим внучатам затвердят.
Карла. Эка ты башка! ведь все Лифлянды в старину
были за Россиею, за домом Пресвятыя Богородицы; города-то построены нашими благоверными
русскими князьями и платили нам дань. В смуты наши пришел швед из-за моря — вот, смотрите, из-за этого.
Знаем только, что она в два года умела приноровиться к
русским обычаям и выучиться несколько
русскому языку, на котором говорила пополам с чухонским и немецким, приправляя эту смесь солью любимых поговорок народа, между которым хотя она и не родилась, но нашла пропитание, ласки и, может
быть, утешения.
Кажется, он
был из числа тех молодых
русских дворян, которых Петр посылал путешествовать.
С первым шагом его на землю
русскую ему предложено
было вступить в ряды осаждавших Азов.
Служа за честь, хотя и не за свое отечество, он
был один из первых на всех приступах этого города, один из первых вошел в него победителем, за что при случае
был царю представлен Гордоном [Гордон Александр — родом шотландец, полковник, позже генерал
русской службы при Петре I (ум. в 1752 г.).], как отличнейший офицер его отряда.
Князь Вадбольский. Исполать [Исполать — слава (греч.).]! теперь поразведаемся и с певуном. Кажется, речь
была о Вадбольском, который неосторожно когда-то, во времена оны, посмеялся над тем, что нерусский коверкал в песне
русский язык. Грех утаить: надрывался аз грешный от смеху, когда этот любезник
пел: «Прости, зеленый лук! Где ты, мыла друк?» — и многое множество тому подобного.
А то неужели, скорчив личину, подъехать
было мне к вам, сударь, с турусами на колесах и обратиться со следующею речью: «Ах! мой милый, мой почтеннейший, мой наибесценнейший Осип Осипович! как вы прекрасно изволите объясняться на
русском!
Князь Вадбольский. Нет, братец, ты меня за живое задел. Теперь не взыщи, дай мне
спеть свою песенку; твоя
будет впереди. Мы,
русские, простачки: сделай-ка нам добро, умеем чувствовать его, хоть не умеем рассыпаться мелким бесом. Фон Верден! ты еще не слыхал этой гистории?
Князь Вадбольский. Мы, благодаря Господа н небесныя силы, сподобились этой чести. (Крестится.) Да
будет первый день нынешнего года благословен от внуков и правнуков наших! Взыграло от него сердце и у батюшки нашего Петра Алексеевича. И как не взыграть сердцу
русскому? В первый еще раз тогда наложили мы медвежью лапу на шведа; в первый раз почесали ему затылок так, что он до сей поры не опомнится. Вот видишь, как дело происходило, сколько я его видел. Когда обрели мы неприятеля у деревушки в боевом порядке…
С морозом, думал я,
русский солдат совладеет; но я мог не
поспеть в дело: со мною
была главная сила
русского войска — артиллерия… судите о последствиях.
Начальник
русского войска из иностранцев, сверх качеств, требуемых от него как от полководца, должен еще
быть счастлив.
Князь Вадбольский. Скажут поход — пойдем; не скажут —
будем ждать. На смерть не просись, а от смерти не беги: это мой обычай! А что ни говори, братцы, хандра — не
русская, а заносная болезнь. Ты, бедокур, своим прованским ветром не навеял ли ее к нам?
Дюмон (смеясь). Может
быть, виноват! Отдуй ее, Глебовской,
русскою снеговой непогодушкой.
Глебовской. Сказать против этого
было бы что, да не время. Слушай же, я
спою вам песню
русского Новика.
София полюбила его и — как говорят
русские в избытке простого красноречия — души в нем не слышала; сначала назвала его милым пажом своим; но потом, видя, что зоркие попечители Петра смотрели с неудовольствием на эту новость, как на некоторое хитрое похищение царской власти, с прискорбием вынуждена
была переименовать своего маленького любимца в новика.
«Он должен
быть единственным и последним новиком в
русском царстве.
Вы имеете много ближайших тому примеров: вы знаете, кто
был тот, кого называет государь своим Алексашею, дитею своего сердца, чьи заслуги вы сами признали; другой любимец государев — Шафиров [Шафиров Петр Павлович (1669–1739) — известный дипломат петровского времени, в 1717–1722 гг. — вице-президент коллегии иностранных дел.] — сиделец, отличный офицер в вашей армии; Боур [Боур Родион Христианович (1667–1717) — сподвижник Петра, кавалерийский генерал, служивший в молодости в шведском войске и перешедший на сторону
русских в сражении под Нарвой в 1700 г.] — лифляндский крестьянин.
Одно появление короля в этом войске, одно имя Карла, победителя
русских, датчан, немцев и поляков,
есть уже важное приращение сил лифляндской армии,
есть залог в ней драгоценный, который
будут защищать верные подданные любовью и восторгом, чувствами, теперь в ней уснувшими.
Может
быть, и появление в Лифляндии победителя при Нарве
будет неприятным знамением для
русского войска!
Не говорю, что шаг назад
будет гибелью для чести
русского народа, — мы постыжены, если даже остановимся.
Переправы через Эмбах
будут трудны; но
русский с преданностью к царю, с крепким упованием на Бога и святых Его чего не преодолеет?
— Нечто драгоценнее золота, но этому нечто не пришла еще пора. Теперь же просит он, когда совершится с успехом настоящий поход, свидетельства руки вашей о пользе, оказанной им
русской армии. Он желает со временем
быть известным государю.
Вспомните, что голова моя, которую слишком дорого ценили два короля шведских, не умел ценить польский и которой только один
русский монарх положил настоящую цену, ни выше, ни ниже того, чего она стоит, что голова эта
была под плахою шведского палача и ей опять обречена местию Карла.
— Я привела к тебе отряд
русских, — сказала она ему на том языке, на котором
пела. — Но ты дрожишь, Вольдемар?
— Здесь, близко. Вот тебе записка от начальника
русского, другая — от Паткуля.
Будь осторожен: тебя ищут. Беги при первом случае!
Нескольких минут
было довольно, чтобы склонить и утвердить легкую победу за
русскими.
Русским нужна только встреча с ним: после нее имя шведское не
будет иметь постоянного места в Лифляндии, кроме крепостей.
За небольшим оврагом, который граничил со станом
русским и опушен
был с обеих сторон густым, довольно высоким кустарником, стоял Вольдемар, никем не видимый, как ему казалось, но видя, что делалось в войске, поблизости врага.
Князь Вадбольский. Чтоб конь его хоть раз в жизнь свою спотыкнулся на ровном месте! Пропустить из-под ног зайца, а может
быть, красного зверя — в самой вещи досадно. Только что хвостиком мигнул! Да не век же горевать, друзья! Если чудак любит
русские песни, так мы eго опять заловим на эту приманку; если он любит нас, так сам пожалует; а недруг хоть вечно сиди в своей берлоге!