— Да, точно! я вам это сейчас объясню. Если бы он написан был как должно, то есть,
как я думал написать его, король принял бы его милостиво. Вспомните, что его величество, не разобрав еще хорошенько адреса, поданного депутацией, потрепал Паткуля по плечу и сказал ему: «Вы говорите в пользу своего отечества, как истинный патриот; тем больше я вас уважаю».
Неточные совпадения
—
Я слышал все сквозь дремоту, — сказало это новое лицо, поправляя свой парик, — и одобряю от души Фрицево желание и ваше согласие, любезный господин цейгмейстер.
Мне самому так жарко,
как бы
я принял потогонительное. Да где ж вы
думаете остановиться?
«Все отвращается от
меня,
как от убийцы!» —
думал он. Страшно было ему взглянуть в себя, еще страшнее — обратиться в прошедшее.
— Моей!.. Боже мой!.. в
каком она теперь состоянии?..
Я положил это прекрасное творение на смертный одр, сколотил ей усердно, своими руками, гроб, и
я же, безумный, могу говорить об утешении, могу надеяться,
как человек правдивый, благородный, достойный чести, достойный любви ее! Чем мог
я купить эту надежду? Разве злодейским обманом! Не новым ли дополнить хочу прекрасное начало? Она умирает, а
я, злодей, могу
думать о счастье!.. Завтра, сказал ты, Фриц…
— Старые колдуньи! — вскричал в ужасной досаде Фриц, выслушав рассказ своего пациента. —
Я отучу их собираться на поминки к живым людям. А этот бесенок, из одного сатанинского с ними гнезда, напляшется досыта под мои цимбалы [Цимбалы — многострунный ударный инструмент, на котором играют, ударяя по струнам палочками.]! Однако ж, пока им достанется от
меня, надобно
подумать,
как дотащить вас до кирки.
— Извольте идти, ваше благо… высоко… перевос… ходительство,
как вас звать? Да простите
меня, виноват!
я думал, что вы птица.
— И
я думал, и
я рассчитывал,
как ты, кажется, эта башка не глупее твоей (здесь Никласзон покачнулся вперед, поставив стул на пол, и ударил себя пальцем по голове), — а пришлось свести все думы и расчеты на одно: согласиться выполнить требование Паткуля.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми. Мне умереть не страшно, а
как я подумаю, что вот вдруг я явлюсь перед Богом такая, какая я здесь с тобой, после этого разговору-то, вот что страшно. Что у меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
— Море вовсе не такое,
как я думала, — говорила она матери. — Это просто большая, жидкая скука. Горы — каменная скука, ограниченная небом. Ночами воображаешь, что горы ползут на дома и хотят столкнуть их в воду, а море уже готово схватить дома…
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна.
Я думаю, с
каким там вкусом и великолепием даются балы!
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот
какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий.
Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право,
как подумаешь, Анна Андреевна,
какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же
я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он
думает, что,
как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!