Неточные совпадения
— А хотя бы? Одного философа, желая
его унизит! посадили за обедом куда-то около музыкантов. А
он, садясь, сказал: «
Вот верное средство сделать последнее место первым». И, наконец, я повторяю: если ваша совесть не позволяет вам,
как вы выражаетесь, покупать женщин, то вы можете приехать туда и уехать, сохраняя свою невинность во всей ее цветущей неприкосновенности.
Один большой писатель — человек с хрустально чистой душой и замечательным изобразительным талантом — подошел однажды к этой теме, и
вот все, что может схватить глаз внешнего, отразилось в
его душе,
как в чудесном зеркале.
Вот вся
их нелепая жизнь у меня
как на ладони, со всем ее цинизмом, уродливой и грубой несправедливостью, но нет в ней той лжи и того притворства перед людьми и перед собою, которые опутывают все человечество сверху донизу.
— Я,
как анархист, отчасти понимаю тебя, — сказал задумчиво Лихонин.
Он как будто бы слушал и не слушал репортера. Какая-то мысль тяжело, в первый раз, рождалась у
него в уме. — Но одного не постигаю. Если уж так тебе осмердело человечество, то
как ты терпишь, да еще так долго,
вот это все, — Лихонин обвел стол круглым движением руки, — самое подлое, что могло придумать человечество?
— Вы знаете, мне все равно, что трефное, что кошерное. Я не признаю никакой разницы. Но что я могу поделать с моим желудком! На этих станциях черт знает
какой гадостью иногда накормят. Заплатишь каких-нибудь три-четыре рубля, а потом на докторов пролечишь сто рублей.
Вот, может быть, ты, Сарочка, — обращался
он к жене, — может быть, сойдешь на станцию скушать что-нибудь? Или я тебе пришлю сюда?
—
Вот я вам и предлагаю, господин Горизонт, — не найдется ли у вас невинных девушек? Теперь на
них громадный спрос. Я с вами играю в открытую. За деньгами мы не постоим. Теперь это в моде. Заметьте, Горизонт, вам возвратят ваших клиенток совершенно в том же виде, в
каком они были. Это, вы понимаете, — маленький разврат, в котором я никак не могу разобраться…
— Да, да, конечно, вы правы, мой дорогой. Но слава, знаменитость сладки лишь издали, когда о
них только мечтаешь. Но когда
их достиг — то чувствуешь одни
их шипы. И зато
как мучительно ощущаешь каждый золотник
их убыли. И еще я забыла сказать. Ведь мы, артисты, несем каторжный труд. Утром упражнения, днем репетиция, а там едва хватит времени на обед — и пора на спектакль. Чудом урвешь часок, чтобы почитать или развлечься
вот,
как мы с вами. Да и то… развлечение совсем из средних…
— Сейчас же убирайся отсюда, старая дура! Ветошка! Половая тряпка!.. Ваши приюты Магдалины-это хуже, чем тюрьма. Ваши секретари пользуются нами,
как собаки падалью. Ваши отцы, мужья и братья приходят к нам, и мы заражаем
их всякими болезнями… Нарочно!.. А
они в свою очередь заражают вас. Ваши надзирательницы живут с кучерами, дворниками и городовыми, а нас сажают в карцер за то, что мы рассмеемся или пошутим между собою. И
вот, если вы приехали сюда,
как в театр, то вы должны выслушать правду прямо в лицо.
— Я и подумал: к чему слова и лишние восклицания? К черту лицемерные речи на съездах. К черту аболиционизм, регламентацию (
ему вдруг невольно пришли на ум недавние слова репортера) и все эти раздачи священных книг п заведениях и магдалинские приюты!
Вот я возьму и поступлю
как настоящий честный человек, вырву девушку из омута, внедрю ее в настоящую твердую почву, успокою ее, ободрю, приласкаю.
Вот Соловьев — тот хотя и говорил непонятно,
как и прочее большинство знакомых ей студентов, когда
они шутили между собой или с девицами в общем зале (отдельно, в комнате, все без исключения мужчины, все,
как один, говорили и делали одно и то же), однако Соловьеву она поверила бы скорее и охотнее.
— Болван! — бросил
ему Соловьев и продолжал: — Так
вот, машинка движется взад и вперед, а на ней, на квадратной рамке, натянуто тонкое полотно, и уж я, право, не знаю,
как это там устроено, я не понял, но только барышня водит по экрану какой-то металлической штучкой, и у нее выходит чудесный рисунок разноцветными шелками.
— И
вот я хочу, — закончил
он, — взять ее к себе…
как это у вас полагается?.. в качестве прислуги или, если хотите, родственницы, словом…
как это делается?..
— Ах! Жизнь
их была
какая разнесчастная!
Вот судьба-то горькая
какая! И уже кого мне жалеть больше, я теперь не знаю:
его или ее. И неужели это всегда так бывает, милый Соловьев, что
как только мужчина и женщина
вот так
вот влюбятся,
как они, то непременно
их бог накажет? Голубчик, почему же это? Почему?
—
Вот — сказал
он, протягивая руки то по направлению к гостям, то к Любке, —
вот, товарищи, познакомьтесь. Вы, Люба, увидите в
них настоящих друзей, которые помогут вам на вашем светлом пути, а вы, — товарищи Лиза, Надя, Саша и Рахиль, — вы отнеситесь
как старшие сестры к человеку, который только что выбился из того ужасного мрака, в который ставит современную женщину социальный строй.
—
Вот так штука! Скажите, младенец
какой! Таких,
как вы, Жорочка, в деревне давно уж женят, а
он: «
Как товарищ!» Ты бы еще у нянюшки или у кормилки спросился! Тамара, ангел мой, вообрази себе: я
его зову спать, а
он говорит: «
Как товарищ!» Вы что же, господин товарищ, гувернан ихний?
«Но
вот вдали на горизонте показались первые облака.
Они росли, громоздились,
как скалы, покрывая мало-помалу голубой небосклон…»
«И
вот я
его сейчас заражу,
как и всех других, — думала Женька, скользя глубоким взглядом по
его стройным ногам, красивому торсу будущего атлета и по закинутым назад рукам, на которых, выше сгиба локтя, выпукло, твердо напряглись мышцы.
— Ванька-Встанька только что пришел сюда… Отдал Маньке конфеты, а потом стал нам загадывать армянские загадки… «Синего цвета, висит в гостиной и свистит…» Мы никак не могли угадать, а
он говорит: «Селедка»… Вдруг засмеялся, закашлялся и начал валиться на бок, а потом хлоп на землю и не движется… Послали за полицией… Господи,
вот страсть-то
какая!.. Ужасно я боюсь упокойников!..
Вот уже около двадцати лет
как ему приходилось каждую неделю по субботам осматривать таким образом несколько сотен девушек, и у
него выработалась та привычная техническая ловкость и быстрота, спокойная небрежность в движениях, которая бывает часто у цирковых артистов, у карточных шулеров, у носильщиков и упаковщиков мебели и у других профессионалов.
«Если бы меня судьба не изломала так жестоко, — подумала Тамара, с удовольствием следя за
его движениями, — то
вот человек, которому я бросила бы свою жизнь шутя, с наслаждением, с улыбкой,
как бросают возлюбленному сорванную розу…»
—
Вот и конец! — сказала Тамара подругам, когда
они остались одни. — Что ж, девушки, — часом позже, часом раньше!.. Жаль мне Женьку!.. Страх
как жаль!.. Другой такой мы уже не найдем. А все-таки, дети мои, ей в ее яме гораздо лучше, чем нам в нашей… Ну, последний крест — и пойдем домой!..