Неточные совпадения
По всей вероятности, с течением времени и
будут являться разные дополнения или пояснения к труду г. Устрялова со стороны наших ученых специалистов, дружными усилиями своими так усердно двигающих вперед
русскую науку.
На это, думаем мы, дает нам право самый характер и значение сочинения г. Устрялова, которое так давно уже
было ожидано
русской публикой.
Все отдавали справедливость его тщательности в издании памятников, красноречию и плавности слога в его учебниках, ловкости рассказа о событиях новой
русской истории; но отзывы о нем, сколько мы знаем, вовсе не
были таковы, как отзывы о разных наших ученых, двигающих науку вперед.
Рассуждая таким образом, нельзя не назвать труд г. Устрялова весьма замечательным явлением в нашей литературе, и, вероятно, даже специалисты-ученые, занимающиеся
русской историей, не много найдут в «Истории Петра» таких мест, которые можно бы
было упрекнуть в неосновательности, в недостоверности или несправедливости.
Если самовластие и лихоимство господствовали «в подробностях управления», то не много выигрывал народ
русский от того, что у нас
были «законы, сообразные духу народному, самобытные», и пр.
Он
был царем
русским в трудное время; новые, чужие элементы отвсюду пробивались на смену отжившей старины, которая не имела за себя ничего, кроме привычки и невежества.
Напрасно приверженцы старой Руси утверждают, что то, что внесено в нашу жизнь Петром,
было совершенно несообразно с ходом исторического развития
русского народа и противно народным интересам.
Так, со времен Бориса Годунова у нас постоянно увеличивалось число иностранных офицеров при войске; при Михаиле Феодо-ровиче наняты
были иноземные полки и сделана попытка устройства
русских полков по иноземному образцу; при Алексее Михайловиче число иноземцев особенно увеличилось: в одном 1661 году, по разысканиям г. Устрялова (том I, стр. 181), выехало в Россию до 400 человек.
Большая часть иноземных офицеров
была вызываема затем, чтоб обучать
русские войска «иноземному строю».
Были у нас издавна пушкари, инженеры иноземные, но они делали свое дело, не передавая своего искусства
русским.
Еще более противодействовало иноземцам духовенство XVII века. В IX приложении к первому тому «Истории Петра Великого» напечатано завещание патриарха Иоакима, в котором он настоятельно требует, чтобы иноземцы лишены
были начальства в
русских войсках. Вот извлечение, какое приводит из этого завещания г. Устрялов в тексте своей «Истории» (том II, стр. 115–116...
В «Уложении» (глава XXII, ст. 24)
есть статья, в которой говорится, что если бусурман обратит
русского человека в свою веру, то бусурмана того «по сыску казнить: сжечь огнем без всякого милосердия».
Само собою разумеется, что важность истинного образования не сразу
была понята
русскими и что с первого раза им бросились в глаза внешние формы европейской жизни, а не то, что
было там выработано в продолжение веков, для истинного образования и облагорожения человека.
Мудрено
было требовать от
русских XVII века, чтобы они принялись усвоивать себе существенные плоды иноземных знаний и искусств, не обратив внимания на внешность и не заимствовав ничего дурного и бесполезного вместе с полезным и необходимым.
Но особенно сильно восставали постановления допетровские против табаку, и, однако, по свидетельству иноземцев, употребление табаку
было особенно распространено между
русскими в конце XVII века.
Уложение (глава XXV, ст. 11 (и) след.) повторяет указ Михаила Феодоровича, которым «на Москве и в городех о табаке заказ учинен крепкой под смертной казнью, чтоб нигде
русские люди и иноземцы всякие табаку у себя не держали, и не
пили, и табаком не торговали.
Нововведения Петра не
были насильственным переворотом в самой сущности
русской жизни; напротив, многие из них
были вызваны действительными нуждами и стремлениями народа и вытекали очень естественно из хода исторических событий древней Руси.
Хотя он и чувствовал, может
быть, с самого начала, свое умственное превосходство над ними, но вместе с этим он не мог не видеть и того, что они много могут принести ему пользы, могут научить его многому, чего он никогда не узнал бы от окружавших его
русских бояр.
Нарышкины, Лопухины, Стрешневы, Ромодановские, Голицыны, Долгорукие и пр., то
есть родственники царя, его дядьки, друзья, и всё именитые бояре
русские.
Это началось с 1696 года, и в том же году назначены
были русские молодые люди за границу и решена поездка самого царя.
И не только для
русских, для всех тогдашних народов Европы
было необычайно это явление.
В сущности, впрочем, простое сравнение тогдашних
русских порядков с тем, что Петр имел случай увидать за границей, могло послужить ему довольно ясным указанием, на что отныне должна
быть устремлена его деятельность.
Были призываемы иноземцы, чтобы учить
русские полки иноземному строю; но это делалось как-то случайно и небрежно.
Торговля заграничная
была вся в руках иностранцев, и
русские купцы терпели только невыгоды от их монополий.
Вспомним, что
русские под Азовом пытались склонить пашу к сдаче города выгодными предложениями; при Пруте, уже гораздо позже, употреблено
было то же средство.
Подобные мысли во времена Петра могли
быть новы для
русских царедворцев, но в Европе такой взгляд на Россию существовал издавна, разумеется, за исключением нескольких громких гипербол, которые позволил себе Карлович сообразно своей цели.
Теперь флот
был нужен Петру настоятельно, потому что наша дипломатия оказалась весьма плохою на переговорах при цесарском дворе и
русским предстояла война с турками, с которыми все остальные союзники наши помирились отдельно, оставив нас ни при чем.
Он хотел, чтобы
русские и по наружности не
были противны немцам, а «чем упорнее берегли
русские свою бороду, тем ненавистнее, — по словам историка, —
была она Петру, как символ закоснелых предрассудков, как вывеска спесивого невежества, как вечная преграда к дружелюбному сближению с иноземцами, к заимствованию от них всего полезного».
То же
было и с старинной
русской одеждой, на которую Петр в это же время воздвиг гонение.
Но главное побуждение
было и здесь — желание сблизить
русских с иностранцами.
Все это придает труду г. Устрялова чрезвычайную важность, и мы надеемся, что читатели не
будут на нас досадовать за то, что мы так долго занимали их обозрением этого замечательного труда, появления которого так давно ожидала
русская публика.