Неточные совпадения
При жизни мать рассказала Евсею несколько сказок. Рассказывала она их зимними ночами, когда метель, толкая избу в стены, бегала по крыше и всё ощупывала,
как будто искала чего-то, залезала в трубу и плачевно выла там на разные голоса. Мать говорила сказки тихим сонным голосом, он у неё рвался, путался, часто она повторяла много раз одно и то
же слово — мальчику казалось, что всё, о чём она говорит, она видит во тьме, только — неясно видит.
— А
какое же, если она не видит?..
— Ах ты! — воскликнул дядя Пётр. —
Как же ты, — блюдечко-то?..
По утрам, убирая комнату хозяина, он, высунув голову из окна, смотрел на дно узкой, глубокой улицы, и — видел всегда одних и тех
же людей, и знал, что́ каждый из них будет делать через час и завтра, всегда. Лавочные мальчики были знакомы и неприятны, опасны своим озорством. Каждый человек казался прикованным к своему делу,
как собака к своей конуре. Иногда мелькало или звучало что-то новое, но его трудно было понять в густой массе знакомого, обычного и неприятного.
Воры улыбались всем,
как добрые знакомые, проститутки тоже заискивающе улыбались, все они оправляли свои платья всегда одним и тем
же движением руки.
— Не понимаешь ты политики, оттого и говоришь ерунду, любезная моя! Людей этих мы вовсе не желаем истребить окончательно — они для нас
как бы искры и должны указывать нам, где именно начинается пожар. Это говорит Филипп Филиппович, а он сам из политических и к тому
же — еврей, н-на… Это очень тонкая игра…
Отношение Климкова к людям изменялось; оставаясь таким
же угодливым,
как и прежде, теперь он начинал смотреть на всех снисходительно, глазами человека, который понял тайну жизни, может указать, где лежит дорога к миру и покою…
— Радости твоей в таком случае никак не могу принять! — сказал Красавин, двигая ушами. — Хотя это и поучительно,
как многие выражаются, но всё
же пролита русская кровь и обнаружена недостача силы.
— О равенстве людей говорят, идиоты. И обманщики — барство, — мерзавцы. Проповедует равенство барин, потому что он бессильная сволочь и сам ничего не может сделать. Ты такой
же человек,
как и я, сделай
же так, чтобы я мог лучше жить, — вот теория равенства…
—
Какая же причина? — недоумённо, выкатывая глаза, восклицал Мельников. — Народу мало, что ли?
Вообще
же о войне говорили неохотно,
как бы стесняясь друг друга, точно каждый боялся сказать какое-то опасное слово. В дни поражений все пили водку больше обычного, а напиваясь пьяными, ссорились из-за пустяков. Если во время беседы присутствовал Саша, он вскипал и ругался...
Яков был как-то особенно густо и щеголевато испачкан сажей, говорил громко, и, хотя одежда у него была рваная, казалось, что он богат. Климков смотрел на него с удовольствием, беззлобно вспоминал,
как этот крепкий парень бил его, и в то
же время боязливо спрашивал себя...
— Ну, и что
же? — сердито спросил Пётр. — Не знаешь, что надо делать? На
какой же чёрт вашего брата учат?
— Очень! Плясать научился у казаков — у нас на фабрике два десятка казаков стоят. Слыхал ты, у нас бунтовать хотели?
Как же, в газетах про нас писали…
—
Как — зачем? Обижают нас, рабочих… Что
же нам делать?..
А жизнь, точно застоявшаяся лошадь, вдруг пошла странными прыжками, не поддаваясь усилию людей, желавших управлять ею так
же бессмысленно и жестоко,
как они правили раньше.
— Нет, нет! А-ай,
как это нехорошо… Я не могу… Ну, встаньте
же!..
— Видишь ли что, Евсей, конечно, здесь заведение и прочее. Но девицы такие
же люди,
как мы с тобой, — зачем их обижать бесполезной грубостью?
И через несколько минут, полузакрыв глаза, монотонно и подробно, тем
же голосом,
каким он докладывал в охранном о своих наблюдениях, Климков рассказывал писателю о деревне, Якове, кузнеце.
— Да
как же, — если весь народ хочет этого?.. А что? Не устроится?
Ему стало жалко себя при мысли, что он больше не увидит Маклакова, и в то
же время было приятно вспомнить,
каким слабым, иззябшим, суетливым видел он шпиона, всегда спокойного, твёрдого. Он даже с начальством охраны говорил смело,
как равный, но, должно быть, боялся поднадзорного писателя.
— Революционеров… А —
какие же теперь революционеры, если по указу государя императора революция кончилась? Они говорят, чтобы собирать на улицах народ, ходить с флагами и «Боже царя храни» петь. Почему
же не петь, если дана свобода? Но они говорят, чтобы при этом кричать — долой конституцию! Позвольте… я не понимаю… ведь так мы, значит, против манифеста и воли государя?
Гулкий шум мягкими неровными ударами толкался в стёкла,
как бы желая выдавить их и налиться в комнату. Евсей поднялся на ноги, вопросительно и тревожно глядя на Векова, а тот издали протянул руку к окну, должно быть, опасаясь, чтобы его не увидали с улицы, открыл форточку, отскочил в сторону, и в ту
же секунду широкий поток звуков ворвался, окружил шпионов, толкнулся в дверь, отворил её и поплыл по коридору, властный, ликующий, могучий.
— Вот
как! — безучастно отозвался шпион. — Что
же, он холостой человек…
«Выпустили! — с унылой досадой размышлял он. — Ничего не сказали и выпустили…
Как же мне-то… разве мне всё равно, где они?..»
Но тотчас
же в воздухе беспорядочно и хищно,
как стая голодных птиц, заплескались возбуждённые крики, вцепились в голос шпиона и покрыли его торопливой, жадной массой...
— А он, — они
как же? — спросил Евсей, с усилием отрывая глаза от Зарубина.
«
Как собаку зароют его… И меня так
же…»