Неточные совпадения
Он перебирал все по порядку: «Что, у них это там есть так
же,
как у нас, аль иначе?..
Ну, говори, батюшка,
как же?..» — «А! ах, Господи, твоя воля!» — восклицал Калиныч во время моего рассказа...
— «Да
как же, брат, не ночевать
же нам на дворе!» — «
Как знаете…» Он ушел, стуча сапогами.
— Петра Васильевича?
Как же, знал.
— Здоров, ка…
как же, батюшка.
«Так обними
же меня…» Скажу вам откровенно: я не понимаю,
как я в ту ночь с ума не сошел.
— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном:
как бы дети не пищали да жена не бранилась. Ведь я с тех пор в законный,
как говорится, брак вступить успел…
Как же… Купеческую дочь взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать, злая, да благо спит целый день… А что ж преферанс?
— Нет, старого времени мне особенно хвалить не из чего. Вот хоть бы, примером сказать, вы помещик теперь, такой
же помещик,
как ваш покойный дедушка, а уж власти вам такой не будет! да и вы сами не такой человек. Нас и теперь другие господа притесняют; но без этого обойтись, видно, нельзя. Перемелется — авось мука будет. Нет, уж я теперь не увижу, чего в молодости насмотрелся.
—
Как же это вы про Миловидку слыхали, а про Бауша нет?..
—
Как же это, Лука Петрович? Я думал, что вы придерживаетесь старины?
— Нет, уж вот от этого увольте, — поспешно проговорил он, — право… и сказал бы вам… да что! (Овсяников рукой махнул.) Станемте лучше чай кушать… Мужики,
как есть мужики; а впрочем, правду сказать,
как же и быть-то нам?
—
Как же это ты рыболов, а лодка у тебя в такой неисправности?
—
Как же, был… на кеятре играл. Барыня наша кеятр у себя завела.
—
Какие же ты роли занимал?
— А я, батюшка, не жалуюсь. И слава Богу, что в рыболовы произвели. А то вот другого, такого
же,
как я, старика — Андрея Пупыря — в бумажную фабрику, в черпальную, барыня приказала поставить. Грешно, говорит, даром хлеб есть… А Пупырь-то еще на милость надеялся: у него двоюродный племянник в барской конторе сидит конторщиком; доложить обещался об нем барыне, напомнить. Вот те и напомнил!.. А Пупырь в моих глазах племяннику-то в ножки кланялся.
Подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, они почти не трогаются с места; далее, к небосклону, они сдвигаются, теснятся, синевы между ними уже не видать; но сами они так
же лазурны,
как небо: они все насквозь проникнуты светом и теплотой.
К вечеру эти облака исчезают; последние из них, черноватые и неопределенные,
как дым, ложатся розовыми клубами напротив заходящего солнца; на месте, где оно закатилось так
же спокойно,
как спокойно взошло на небо, алое сиянье стоит недолгое время над потемневшей землей, и, тихо мигая,
как бережно несомая свечка, затеплится на нем вечерняя звезда.
Я добрался наконец до угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а за ними далёко-далёко виднелось пустынное поле. Я опять остановился. «Что за притча?.. Да где
же я?» Я стал припоминать,
как и куда ходил в течение дня… «Э! да это Парахинские кусты! — воскликнул я наконец, — точно! вон это, должно быть, Синдеевская роща… Да
как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно! Теперь опять нужно вправо взять».
Мальчики сидели вокруг их; тут
же сидели и те две собаки, которым так было захотелось меня съесть. Они еще долго не могли примириться с моим присутствием и, сонливо щурясь и косясь на огонь, изредка рычали с необыкновенным чувством собственного достоинства; сперва рычали, а потом слегка визжали,
как бы сожалея о невозможности исполнить свое желание. Всех мальчиков было пять: Федя, Павлуша, Ильюша, Костя и Ваня. (Из их разговоров я узнал их имена и намерен теперь
же познакомить с ними читателя.)
—
Как же, ходим. Мы с братом с Авдюшкой в лисовщиках состоим [«Лисовщики» гладят, скоблят бумагу. — Примеч. авт.].
— Ну, так
как же ты его слышал? — спросил Федя.
Уж
как же мы напужались о ту пору!
Вот поглядел, поглядел на нее Гаврила, да и стал ее спрашивать: «Чего ты, лесное зелье, плачешь?» А русалка-то
как взговорит ему: «Не креститься бы тебе, говорит, человече, жить бы тебе со мной на веселии до конца дней; а плачу я, убиваюсь оттого, что ты крестился; да не я одна убиваться буду: убивайся
же и ты до конца дней».
— Эка! — проговорил Федя после недолгого молчанья, — да
как же это может этакая лесная нечисть хрестиянскую душу спортить, он
же ее не послушался?
— А
какие ты нам, Ильюшка, страхи рассказывал, — заговорил Федя, которому,
как сыну богатого крестьянина, приходилось быть запевалой (сам
же он говорил мало,
как бы боясь уронить свое достоинство). — Да и собак тут нелегкая дернула залаять… А точно, я слышал, это место у вас нечистое.
—
Как же. Перво-наперво она сидела долго, долго, никого не видала и не слыхала… только все
как будто собачка этак залает, залает где-то… Вдруг, смотрит: идет по дорожке мальчик в одной рубашонке. Она приглянулась — Ивашка Федосеев идет…
—
Как солнца-то не стало видно?
Как же.
Уж
какой же мальчик был! и-их,
какой мальчик был!
Мать-то его, Феклиста, уж
как же она его любила, Васю-то!
Эта безлунная ночь, казалось, была все так
же великолепна,
как и прежде…
— Да… горячка… Третьего дня за дохтуром посылал управляющий, да дома дохтура не застали… А плотник был хороший; зашибал маненько, а хороший был плотник. Вишь, баба-то его
как убивается… Ну, да ведь известно: у баб слезы-то некупленные. Бабьи слезы та
же вода… Да.
— Соловьев ловишь?.. А
как же ты говорил, что всякую лесную, и полевую, и прочую там тварь не надо трогать?
— Нет…
какое… так… — ответил он,
как бы нехотя, и с того
же мгновенья впал в прежнюю молчаливость.
Видя, что все мои усилия заставить его опять разговориться оставались тщетными, я отправился на ссечки. Притом
же и жара немного спала; но неудача, или,
как говорят у нас, незадача моя, продолжалась, и я с одним коростелем и с новой осью вернулся в выселки. Уже подъезжая ко двору, Касьян вдруг обернулся ко мне.
— Ах вы, отцы наши! — воскликнул Софрон, — да
как же им худо идти, делам-то! Да ведь вы, наши отцы, вы, милостивцы, деревеньку нашу просветить изволили приездом-то своим, осчастливили по гроб дней. Слава тебе, Господи, Аркадий Павлыч, слава тебе, Господи! Благополучно обстоит все милостью вашей.
Тут Софрон помолчал, поглядел на барина и,
как бы снова увлеченный порывом чувства (притом
же и хмель брал свое), в другой раз попросил руки и запел пуще прежнего...
— Да, батюшка, Аркадий Павлыч, — продолжал неугомонный бурмистр, —
как же вы это? Сокрушаете вы меня совсем, батюшка; известить меня не изволили о вашем приезде-то. Где
же вы ночку-то проведете? Ведь тут нечистота, сор…
—
Как же, батюшка, Егор Дмитрич,
как же.
Г-н Пеночкин придерживался насчет лесоводства русских понятий и тут
же рассказал мне презабавный, по его словам, случай,
как один шутник-помещик вразумил своего лесника, выдрав у него около половины бороды, в доказательство того, что от подрубки лес гуще не вырастает…
— Ну, что
же? — продолжал Аркадий Павлыч и тотчас
же обратился к Софрону. — Из
какой семьи?
— Немного? Он у одних хлыновских восемьдесят десятин нанимает, да у наших сто двадцать; вот те и целых полтораста десятин. Да он не одной землей промышляет: и лошадьми промышляет, и скотом, и дегтем, и маслом, и пенькой, и чем-чем… Умен, больно умен, и богат
же, бестия! Да вот чем плох — дерется. Зверь — не человек; сказано: собака, пес,
как есть пес.
—
Как же, есть: немец, Линдамандол, Карло Карлыч; только он не распоряжается.
— А то
как же-с? Не прямо
же набело писать.
— Кому
же и знать, Николай Еремеич: вы здесь, можно сказать, первое лицо-с. Ну, так
как же-с? — продолжал незнакомый мне голос, — чем
же мы порешим, Николай Еремеич? Позвольте полюбопытствовать.
— Ну, так
как же, Николай Еремеич? — начал опять купец, — надо дельце-то покончить… Так уж и быть, Николай Еремеич, так уж и быть, — продолжал он, беспрерывно моргая, — две сереньких и беленькую вашей милости, а там (он кивнул головой на барский двор) шесть с полтиною. По рукам, что ли?
Представьте себе человека высокого и когда-то стройного, теперь
же несколько обрюзглого, но вовсе не дряхлого, даже не устарелого, человека в зрелом возрасте, в самой,
как говорится, поре.
С людьми
же, стоящими на низших ступенях общества, он обходится еще страннее: вовсе на них не глядит и, прежде чем объяснит им свое желание или отдаст приказ, несколько раз сряду, с озабоченным и мечтательным видом, повторит: «
Как тебя зовут?..
как тебя зовут?», ударяя необыкновенно резко на первом слове «
как», а остальные произнося очень быстро, что придает всей поговорке довольно близкое сходство с криком самца-перепела.
Вячеслав Илларионович ужасный охотник до прекрасного пола и,
как только увидит у себя в уездном городе на бульваре хорошенькую особу, немедленно пустится за нею вслед, но тотчас
же и захромает, — вот что замечательное обстоятельство.
И дом у него старинной постройки; в передней,
как следует, пахнет квасом, сальными свечами и кожей; тут
же направо буфет с трубками и утиральниками; в столовой фамильные портреты, мухи, большой горшок ерани и кислые фортепьяны; в гостиной три дивана, три стола, два зеркала и сиплые часы, с почерневшей эмалью и бронзовыми, резными стрелками; в кабинете стол с бумагами, ширмы синеватого цвета с наклеенными картинками, вырезанными из разных сочинений прошедшего столетия, шкафы с вонючими книгами, пауками и черной пылью, пухлое кресло, итальянское окно да наглухо заколоченная дверь в сад…