Неточные совпадения
Многие из друзей советовали мне начать полное издание «Былого
и дум»,
и в этом затруднения нет, по крайней мере относительно двух первых частей. Но они говорят, что отрывки, помещенные в «Полярной звезде», рапсодичны, не имеют единства, прерываются случайно, забегают иногда, иногда отстают. Я чувствую, что это правда, — но поправить не могу. Сделать дополнения, привести главы в хронологический
порядок — дело не трудное; но все переплавить, d'un jet, [сразу (фр.).] я не берусь.
У нас было тоже восемь лошадей (прескверных), но наша конюшня была вроде богоугодного заведения для кляч; мой отец их держал отчасти для
порядка и отчасти для того, чтоб два кучера
и два форейтора имели какое-нибудь занятие, сверх хождения за «Московскими ведомостями»
и петушиных боев, которые они завели с успехом между каретным сараем
и соседним двором.
Лет до десяти я не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно
и просто, что я живу в доме моего отца, что у него на половине я держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу
и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня
и дарил игрушки, Кало носил на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать
и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять
и говорила со мной по-немецки; все шло своим
порядком, а между тем я начал призадумываться.
— Разумеется, — добавляла Вера Артамоновна, — да вот что связало по рукам
и ногам, —
и она указывала спичками чулка на меня. — Взять с собой — куда? к чему? — покинуть здесь одного, с нашими
порядками, это
и вчуже жаль!
Первое следствие этих открытий было отдаление от моего отца — за сцены, о которых я говорил. Я их видел
и прежде, но мне казалось, что это в совершенном
порядке; я так привык, что всё в доме, не исключая Сенатора, боялось моего отца, что он всем делал замечания, что не находил этого странным. Теперь я стал иначе понимать дело,
и мысль, что доля всего выносится за меня, заволакивала иной раз темным
и тяжелым облаком светлую, детскую фантазию.
Сенатор, возвратившись в Россию, принялся приводить в
порядок свое имение
и наконец добрался до бревен.
На другой день после приезда кузина ниспровергла весь
порядок моих занятий, кроме уроков; самодержавно назначила часы для общего чтения, не советовала читать романы, а рекомендовала Сегюрову всеобщую историю
и Анахарсисово путешествие.
Торжественно
и поэтически являлись середь мещанского мира эти восторженные юноши с своими неразрезными жилетами, с отрощенными бородами. Они возвестили новую веру, им было что сказать
и было во имя чего позвать перед свой суд старый
порядок вещей, хотевший их судить по кодексу Наполеона
и по орлеанской религии.
Другой
порядок вопросов был запутаннее. В них употреблялись разные полицейские уловки
и следственные шалости, чтобы сбить, запутать, натянуть противуречие. Тут делались намеки на показания других
и разные нравственные пытки. Рассказывать их не стоит, довольно сказать, что между нами четырьмя, при всех своих уловках, они не могли натянуть ни одной очной ставки.
Домочадцы качали головой
и говорили: «Er hat einen Raptus»; [«Он человек с причудами» (нем.).] благотворительные дамы говорили: «C'est un brave homme, mais се n'est pas tout à fait en règle là», [«Этот человек честный, но тут вот у него не все в
порядке» (фр.).]
и они указывали на лоб. А Гааз потирал руки
и делал свое.
На комитет
и на собрание сведений денег не назначалось ни копейки; все это следовало делать из любви к статистике, через земскую полицию,
и приводить в
порядок в губернаторской канцелярии.
Тюфяев был настоящий царский слуга, его оценили, но мало. В нем византийское рабство необыкновенно хорошо соединялось с канцелярским
порядком. Уничтожение себя, отречение от воли
и мысли перед властью шло неразрывно с суровым гнетом подчиненных. Он бы мог быть статский Клейнмихель, его «усердие» точно так же превозмогло бы все,
и он точно так же штукатурил бы стены человеческими трупами, сушил бы дворец людскими легкими, а молодых людей инженерного корпуса сек бы еще больнее за то, что они не доносчики.
Но
порядок восторжествовал,
и колчевский полицмейстер забрал детей, забрал рекрут, остальных отправили по этапам куда-то на поселение.
Стрекалов все разобрал, привел в
порядок, уладил
и кончил в несколько дней: камень у помещика взять за сумму, заплаченную за ломку; впрочем, если помещик хочет оставить, взыскать с него сто тысяч.
Отец мой возил меня всякий год на эту языческую церемонию; все повторялось в том же
порядке, только иных стариков
и иных старушек недоставало, об них намеренно умалчивали, одна княжна говаривала: «А нашего-то Ильи Васильевича
и нет, дай ему бог царство небесное!.. Кого-то в будущий год господь еще позовет?» —
И сомнительно качала головой.
— «Голубушка моя», — отвечал мой отец,
и ссора шла своим
порядком.
Тут я понял, что муж, в сущности, был для меня извинением в своих глазах, — любовь откипела во мне. Я не был равнодушен к ней, далеко нет, но это было не то, чего ей надобно было. Меня занимал теперь иной
порядок мыслей,
и этот страстный порыв словно для того обнял меня, чтоб уяснить мне самому иное чувство. Одно могу сказать я в свое оправдание — я был искренен в моем увлечении.
Я рассказал ему дело, он мне налил чашку чая
и настоятельно требовал, чтоб я прибавил рому; потом он вынул огромные серебряные очки, прочитал свидетельство, повернул его, посмотрел с той стороны, где ничего не было написано, сложил
и, отдавая священнику, сказал: «В наисовершеннейшем
порядке».
Какие светлые, безмятежные дни проводили мы в маленькой квартире в три комнаты у Золотых ворот
и в огромном доме княгини!.. В нем была большая зала, едва меблированная, иногда нас брало такое ребячество, что мы бегали по ней, прыгали по стульям, зажигали свечи во всех канделябрах, прибитых к стене,
и, осветив залу a giorno, [ярко, как днем (ит.).] читали стихи. Матвей
и горничная, молодая гречанка, участвовали во всем
и дурачились не меньше нас.
Порядок «не торжествовал» в нашем доме.
Но если все власти от бога
и если существующий общественный
порядок оправдывается разумом, то
и борьба против него, если только существует, оправдана.
В 1842 сортировка по сродству давно была сделана,
и наш стан стал в боевой
порядок лицом к лицу с славянами. Об этой борьбе мы будем говорить в другом месте.
Само собою разумеется, что
и злоупотребления там должны быть второго
порядка!
Пристав принял показания,
и дело пошло своим
порядком, полиция возилась, уголовная палата возилась с год времени; наконец суд, явным образом закупленный, решил премудро: позвать мужа Ярыжкиной
и внушить ему, чтоб он удерживал жену от таких наказаний, а ее самое, оставя в подозрении, что она способствовала смерти двух горничных, обязать подпиской их впредь не наказывать.
Готовая организация, обязательный строй
и долею казарменный
порядок фаланстера если не находят сочувствия в людях критики, то, без сомнения, сильно привлекают тех усталых людей, которые просят почти со слезами, чтоб истина, как кормилица, взяла их на руки
и убаюкала.
Неугомонные французские работники, воспитанные двумя революциями
и двумя реакциями, выбились наконец из сил, сомнения начали одолевать ими; испугавшись их, они обрадовались новому делу, отреклись от бесцельной свободы
и покорились в Икарии такому строгому
порядку и подчинению, которое, конечно, не меньше монастырского чина каких-нибудь бенедиктинцев.
Его сила была не в резкой полемике, не в смелом отрицании, а именно в положительно нравственном влиянии, в безусловном доверии, которое он вселял, в художественности его натуры, покойной ровности его духа, в чистоте его характера
и в постоянном, глубоком протесте против существующего
порядка в России.
Славяне были в полном боевом
порядке, с своей легкой кавалерией под начальством Хомякова
и чрезвычайно тяжелой пехотой Шевырева
и Погодина, с своими застрельщиками, охотниками, ультраякобинцами, отвергавшими все бывшее после киевского периода,
и умеренными жирондистами, отвергавшими только петербургский период; у них были свои кафедры в университете, свое ежемесячное обозрение, выходившее всегда два месяца позже, но все же выходившее.
В этом обществе была та свобода неустоявшихся отношений
и не приведенных в косный
порядок обычаев, которой нет в старой европейской жизни,
и в то же время в нем сохранилась привитая нам воспитанием традиция западной вежливости, которая на Западе исчезает; она с примесью славянского laisser-aller, [разболтанности (фр.).] а подчас
и разгула, составляла особый русский характер московского общества, к его великому горю, потому что оно смертельно хотело быть парижским,
и это хотение, наверное, осталось.
Тем не меньше, хотя
и дурным слогом, но близнецы «Москвитянина» стали зацеплять уж не только Белинского, но
и Грановского за его лекции.
И все с тем же несчастным отсутствием такта, который восстановлял против них всех порядочных людей. Они обвиняли Грановского в пристрастии к западному развитию, к известному
порядку идей, за которые Николай из идеи
порядка ковал в цепи да посылал в Нерчинск.
Идеал общественного
порядка для петербургских царей — передняя
и казармы.
Мещане не были произведены революцией, они были готовы с своими преданиями
и нравами, чуждыми на другой лад революционной идеи. Их держала аристократия в черном теле
и на третьем плане; освобожденные, они прошли по трупам освободителей
и ввели свой
порядок. Меньшинство было или раздавлено, или распустилось в мещанство.
Они составляют целое, то есть замкнутое, оконченное в себе воззрение на жизнь, с своими преданиями
и правилами, с своим добром
и злом, с своими приемами
и с своей нравственностью низшего
порядка.
Уверенные в победе, они провозгласили основой нового государственного
порядка всеобщую подачу голосов. Это арифметическое знамя было им симпатично, истина определялась сложением
и вычитанием, ее можно было прикидывать на счетах
и метить булавками.
Взяв в соображение 7 пункт закона 13
и 21 ноября
и 3 декабря 1849 г., дающий министру внутренних дел право высылать (expulser) из Франции всякого иностранца, присутствие которого во Франции может возмутить
порядок и быть опасным общественному спокойствию,
и основываясь на министерском циркуляре 3 января 1850 года...
Была полиция Ледрю-Роллена
и полиция Косидьера, была полиция Марраста
и полиция Временного правительства, была полиция
порядка и полиция беспорядка, полиция Бонапарта
и орлеанская полиция.
В этих переменах именно
и бросается в глаза внутреннее единство, связующее их, от диссертации, написанной на школьную задачу безансонской академии, до недавнего вышедшего carmen horrendum [ужасающей песни (лат.).] биржевого распутства, тот же
порядок мыслей, развиваясь, видоизменяясь, отражая события, идет
и через «Противоречия» политической экономии,
и через его «Исповедь»,
и через его «журнал».
На этот раз
порядок был удивительный, народ понял, что это его праздник, что он чествует одного из своих, что он больше чем свидетель,
и посмотрите в полицейском отделе газет, сколько было покраж в день въезда невесты Вольского
и сколько [Я помню один процесс кражи часов
и две-три драки с ирландцами.