Неточные совпадения
В это время Стамбулов орудовал
в Болгарии: интриги, обещания, угрозы и даже знаменитые угревые шкуры подготовляли тырновское народное собрание, на котором,
в силу берлинского трактата, должен быть избираем болгарский князь волею народа.
«Голод не тетка» — говорит пословица, но тут и голод не помог, и Савин не
в силах был съесть
этого «хлебова» ни одной ложки.
Эта сила кроется
в характере, складе ума и душевных качествах Русского народа.
Кто не испытал разлуки, разлуки насильственной, тот не
в силах будет понять страданий, которые переносят разлученные
силою, не всякому будет легко представить себе ту радость, то счастье, которое испытал Николай Герасимович при приезде
в Брюссель любимой женщины посте
этой долгой насильственной разлуки.
В силу полицейских правил, всякий хозяин дома, гостиницы и даже частных квартир, отдаваемых внаем, обязан доносить полиции о приезде всякого иностранца с обозначением данных им хозяину сведений о его имени, звании и национальности, и таким образом всякий иностранец, проживающий
в Бельгии более трех дней, бывает внесен
в негласные полицейские списки, о чем он даже не имеет никакого понятия, так как
это делается не им, а его хозяином и даже без его ведома.
—
Это мое постановление, — сказал он Савину, — по нашим законам имеет
силу в течение недели, а по истечении
этого срока содержание ваше под стражею будет зависеть от решения синдикальной камеры судебных следователей (Chambre cyndicale des juges d'instructions), которая может продолжить ваше заключение или же освободить вас. К
этому времени вы можете избрать себе защитника или же явиться лично
в синдикальную камеру для дачи объяснений.
При
этом все осужденные без исключения лишались права, по вступлении приговора
в законную
силу, кормиться на свой счет.
— Удайся нам убедить суд, — начал снова Николай Герасимович, — что я действительно проживал во Франции, а не
в Бельгии под чужим именем, добейся я таким образом оправдательного приговора по обвинению
в ношении чужого имени, тогда если я и буду обвинен по делу об оскорблении полиции, то под именем маркиза де Траверсе, а не Савина, и
этот приговор суда будет мне служить самым лучшим доводом против требуемой Россией моей выдачи: требуют не маркиза де Траверсе, а Савина, с которым я
в силу уже приговора бельгийского суда, ничего общего иметь не буду…
В эти тяжелые для них минуты, она находила не только
силы для перенесения своей личной скорби, но и для поддержки падающего духом Николая Герасимовича.
Срок
этот истекал
в конце января, так как,
в силу бельгийских законов, одиночное заключение как наказание более строгое дает скидку семи дней
в месяц против обыкновенного тюремного заключения.
— Прекрасная охотница раскидывает сети на редкую дичь, а Сигизмунд —
этот ненавистник женщин — конечно, всеми
силами желает попасть
в них.
— Да, я узнала об
этом гораздо позднее. Дело было
в том, что мы должны были жить только на доходы с имения. Отец стал бывать дома еще реже, а когда приезжал, был мрачен и рассеян и скоро уезжал опять. Мать моя с каждым днем становилась бледнее и плоше. Она старалась скрыть от меня свое горе. Но наконец ей стало не под
силу. Она делалась все слабее и слабее. У нее открылась чахотка, и когда мне исполнилось девятнадцать лет, она умерла, а, умирая, все звала меня, называя всевозможными ласковыми именами.
Добрая и честная по натуре, она не испортилась баловством отца и матери, не сделалась ни своевольной, ни капризной, но живя одна, почти без подруг, если не считать единственную Надю Алфимову, девушку без всякого характера, мягкую, как воск, «святую», как прозвали ее
в институте, выработала
в себе
силу воли и характер, и подчинить ее чужой воле, если
эта последняя не была основана на разумных и ей понятных причинах, было трудно даже для отца и матери.
— А теперь я зорко наблюдаю и все же думаю предупредить возможное несчастие, насколько
это, конечно,
в моих
силах…
В первый же день моего компаньонства во мне появилось страшное подозрение.
Если вы его обвините, на что вы имеете право, несмотря на мой отказ от обвинения, раз вы найдете его виновным по обстоятельствам дела, приговор над ним не вступит
в законную
силу ранее суда над ним
в Калуге, если оправдаете — его не освободят из-под стражи ранее
этого же суда.
— Поверьте, граф, что все уладится между ними, и
в конце концов они будут любить друг друга и жить счастливо. Я, по крайней мере, приложу все
силы мои для
этого и употреблю все свое влияние на Надю.
И почти всегда она разрешала
этот вопрос отрицательно, а между тем оставалась
в доме Селезневых, удерживаемая какою-то неведомою
силой.
— О, папа… папа… — шептала она, не будучи
в силах писать, так как глаза ее затуманивались слезами. — Как я огорчила тебя… Но ты мне простишь… И мама простит… Милые, дорогие мои… Ведь я же теперь раба, раба его! Он говорит, что если я не буду его слушаться, он опозорит меня… И ко всему
этому он не любит меня… Что делать, что делать… Нет, я не напишу вам
этого, чтобы не огорчать вас… Он честный человек, он честный…
Последние знали, что молодой адвокат говорит хорошо и задушевно только
в силу своего непоколебимого внутреннего убеждения, и
это убеждение невольно сообщалось его слушателям как бы по закону внушения мысли, так что речи Долинского действовали не только на представителей общественной совести — присяжных, — но и на коронных судей, которые, что ни говори,
в силу своих занятий, и до сих пор напоминают того поседевшего
в приказах пушкинского дьяка, который...
В конце сентября часто выдаются
в Петербурге великолепные дни. Кажется, что природа накануне своего увядания собирается с
силами и блестит всею роскошью своих дивных красок. Даже сады Петербурга —
эти карикатуры зеленых уголков — красуются яркою зеленью своих дерев, омытой осенним дождичком, и как бы подбодренной веющей
в воздухе прохладой. Таким осенним прощальным убором красовался Летний сад.
— Но если я
этого не
в силах?
Не надо думать, что происходило
это безразличное отношение к сумме со стороны старика Алфимова
в силу перевеса нравственных соображений, — нет, он даже теперь, решившийся расквитаться со старыми долгами, далеко не был таким человеком.
— Не говори, молчи. Дай поплакать,
это слезы счастья… Ведь всего месяц назад я не могла думать, что все так хорошо, скоро и счастливо устроится… Ведь сколько я пережила за время твоего ареста, один Бог знает
это, я напрягала все свои душевные
силы, чтобы казаться спокойной… Мне нужно было
это спокойствие, чтобы обдумать план твоего спасения, но все-таки сомнение
в исходе моих хлопот грызло мне душу… А теперь, теперь все кончено, ты мой…
Неточные совпадения
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных
сил.] есть все-таки сечение, и
это сознание подкрепляло его.
В ожидании
этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф
этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя
в действии облегчит».
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той
силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста
в неведении чего бы то ни было, то
в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже
в известном смысле было прочнее его.
Минуты
этой задумчивости были самыми тяжелыми для глуповцев. Как оцепенелые застывали они перед ним, не будучи
в силах оторвать глаза от его светлого, как сталь, взора. Какая-то неисповедимая тайна скрывалась
в этом взоре, и тайна
эта тяжелым, почти свинцовым пологом нависла над целым городом.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться, что
в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая
сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на ком не тяготел его исполненный бесстыжества взор, делалось ясным, что
это"громадное",
это"всепокоряющее" — не что иное, как идиотство, не нашедшее себе границ.
"Мудрые мира сего! — восклицает по
этому поводу летописец, — прилежно о сем помыслите! и да не смущаются сердца ваши при взгляде на шелепа и иные орудия,
в коих, по высокоумному мнению вашему, якобы
сила и свет просвещения замыкаются!"