Бог присутствует не в имени Божьем, не в магическом действии, не
в силе этого мира, а во всяческой правде, в истине, красоте, любви, свободе, героическом акте.
Неточные совпадения
Я находил
в себе духовные
силы пережить смерть людей, но совершенно изнемогал от ожидания
этой смерти
в воображении.
Этот бунтарь, отрешенный, еретик из инстинкта и гордости таков, что он добивается власти, будучи не
в силах переносить над собой опеку.
Я поверил
в силу духа, и
это осталось навсегда.
Я всегда не любил
силу в этом мире, не любил торжествующих.
В этом источник и моей
силы, и моей слабости.
Достоевский и Ницше с наибольшей
силой обозначают
этот кризис гуманизма,
этот переход его
в антигуманизм,
в отрицание человечности.
Я думаю, что беда была не
в моей гордости, беда была
в том, что я был недостоин высоты
этого сна, что он соответствовал моим тайным мыслям и моим мечтам, но не соответствовал
силе моей религиозной воли, моей способности к религиозному действию.
После ее приезда
в Москву вот что произошло со мной: я лежал
в своей комнате, на кровати,
в состоянии полусна; я ясно видел комнату,
в углу против меня была икона и горела лампадка, я очень сосредоточенно смотрел
в этот угол и вдруг под образом увидел вырисовавшееся лицо Минцловой, выражение лица ее было ужасное, как бы одержимое темной
силой; я очень сосредоточенно смотрел на нее и духовным усилием заставил
это видение исчезнуть, страшное лицо растаяло.
Но если сознание греховности есть неизбежный момент духовного пути, который мне очень свойствен, то исключительная отдача себя
этому сознанию и бесконечное углубление
в него приводит к подавленности и к ослаблению жизненной
силы.
Писание
этой книги, которое связано было с большим подъемом моих жизненных
сил, сопровождалось изменением
в складе моей жизни.
Этим я всю жизнь держался,
в этом была моя
сила, несмотря на все мои слабости,
в этом я более всего чувствовал благодатную помощь.
Эту большую
силу злой воли,
этот прогресс
в зле я видел на протяжении всей своей жизни.
Россия и русский народ могут сыграть
в этом большую роль
в силу нашего эсхатологического характера.
И я верю последней, окончательной верой
в последнюю, окончательную победу Бога над
силами ада,
в Божественную Тайну,
в Бога, как Тайну, возвышающуюся над всеми категориями, взятыми из
этого мира.
По сравнению с
этим историческое христианство не имеет витальной
силы, которая у него была
в прошлом.
Разговорам ее о религии он не придавал значения, считая это «системой фраз»; украшаясь этими фразами, Марина скрывает в их необычности что-то более значительное, настоящее свое оружие самозащиты;
в силу этого оружия она верит, и этой верой объясняется ее спокойное отношение к действительности, властное — к людям. Но — каково же это оружие?
В силу этого и Карл Иванович любил и узкие платья, застегнутые и с перехватом, в силу этого и он был строгий блюститель собственных правил и, положивши вставать в шесть часов утра, поднимал Ника в 59 минут шестого, и никак не позже одной минуты седьмого, и отправлялся с ним на чистый воздух.
Неточные совпадения
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных
сил.] есть все-таки сечение, и
это сознание подкрепляло его.
В ожидании
этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф
этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя
в действии облегчит».
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той
силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста
в неведении чего бы то ни было, то
в этом случае невежество являлось не только равносильным знанию, но даже
в известном смысле было прочнее его.
Минуты
этой задумчивости были самыми тяжелыми для глуповцев. Как оцепенелые застывали они перед ним, не будучи
в силах оторвать глаза от его светлого, как сталь, взора. Какая-то неисповедимая тайна скрывалась
в этом взоре, и тайна
эта тяжелым, почти свинцовым пологом нависла над целым городом.
Когда он разрушал, боролся со стихиями, предавал огню и мечу, еще могло казаться, что
в нем олицетворяется что-то громадное, какая-то всепокоряющая
сила, которая, независимо от своего содержания, может поражать воображение; теперь, когда он лежал поверженный и изнеможенный, когда ни на ком не тяготел его исполненный бесстыжества взор, делалось ясным, что
это"громадное",
это"всепокоряющее" — не что иное, как идиотство, не нашедшее себе границ.
"Мудрые мира сего! — восклицает по
этому поводу летописец, — прилежно о сем помыслите! и да не смущаются сердца ваши при взгляде на шелепа и иные орудия,
в коих, по высокоумному мнению вашему, якобы
сила и свет просвещения замыкаются!"