Неточные совпадения
—
Можете делать, что хотите, но я вам предлагаю следующее. Пойдемте ко мне, там вы объяснитесь между собой основательно и хладнокровно в моем присутствии. Я ни в чем не
буду влиять на ваше решение и выскажу свое беспристрастное мнение. Согласны
ли вы?
— Боюсь, не
будет ли это неделикатно или даже бесчестно. А между тем надо доказать, что действуешь и говоришь не наобум и что все-таки в человеке осталась хоть капля разума. Впрочем, мы оба находимся в довольно затруднительном положении, и некоторые исключения из общего правила
могут быть дозволены.
— Даже очень хорошо, — поддержал Иван Иванович. — Но каким образом приведете вы в исполнение эту удачную мысль? Явитесь
ли вы к ней среди бела дня, в гостиной, в то время, когда она,
может быть, принимает гостей? Это
будет недостойно таких порядочных людей, как вы, и месть
будет чересчур сильна.
Человек далеко не старый, но уже генерал-аншеф, гвардии подполковник и генерал-адъютант, Густав Бирон состоял в числе любимцев своей государыни и,
будучи родным братом герцога, перед которым единственно трепетала вся Россия, не боялся никого и ничего; имел к тому же прекрасное состояние, унаследованное от первой жены и благоприобретенное от высочайших щедрот; пользовался всеобщим расположением, как добряк, не сделавший никому зла; едва
ли, что всего дороже,
мог укорить себя в каком-нибудь бесчестном поступке; наконец, в качестве жениха страстно любимой девушки, видел к себе привязанность невесты, казавшуюся страстною.
— По крайней мере, я
был бы осторожнее при выборе… Твой брак с самого начала носил в себе зародыш несчастья: женщина чуждого происхождения, чуждой религии, дикая, капризная, бешеная польская натура, без характера, без понятий о том, что мы называем долгом и нравственностью — и ты, со своими стойкими понятиями о чести, —
мог ли ты иначе кончить подобный союз?.. А между тем, мне кажется, что ты, несмотря ни на что, продолжал любить ее до самого разрыва.
Действительно
ли влекло Станиславу к человеку, который во всех отношениях представлял полную противоположность ее собственной натуре, или,
может быть, ее самолюбию льстила мысль, что один ее взгляд, одно слово
могло воспламенить серьезного, спокойного и тогда уже несколько мрачного молодого человека?
— Ты не хочешь говорить?
Может быть, ты получил приказание молчать? Все равно, твое молчание говорит мне больше, чем слова; я вижу, какое отчуждение ко мне уже успели тебе внушить, ты
будешь совсем потерян для меня, если я предоставлю тебя этому влиянию еще хоть ненадолго. Встречи с матерью больше не повторятся, я запрещаю их тебе; ты сегодня же уедешь со мной домой и останешься под моим надзором. Кажется
ли тебе это жестоким или нет — так должно
быть, и ты
будешь повиноваться.
А
было отчего вскружиться голове при дворе роскошной Елизаветы, и едва
ли кто, подобно Кириллу Григорьевичу, лучше бы
мог сохранить трезвость мыслей среди этого водоворота интриг и непрестанных наслаждений.
«Сама увидишь, — дрожа от внутреннего волнения, думала она, — прикажут подать носовой платок или стакан воды, так увижу. На дворе, когда из экипажа
будет выходить, тоже
могу увидеть. В щелку, ваше сиятельство, и взаправду глядеть не прикажете
ли на вашего будущего жениха».
Заснуть, впрочем, она, конечно, не
могла. После всего, только что услышанного ею от Никиты, можно
ли было даже думать о сне. Голова ее горела. Кровь била в висках, и она то и дело должна
была хвататься за грудь — так билось в этой груди сердце.
— А знаешь
ли, он,
может быть, и прав. Мне самой показалось, что это
был крик совы.
— Я не говорю, что я через год отказываюсь
быть вашей женой, я только против того, чтобы это
было оглашено преждевременно и наложило бы таким образом на меня и на вас трудноисполнимые путы. Лучше
будет, если мы
будем свободны. Вы уедете в Петербург, я приеду туда же. Мало
ли с кем столкнет вас и меня судьба. Мало
ли что меня и вас
может заставить изменить решение.
С какой целью,
быть может, спросит читатель или в особенности очаровательная читательница.
Была ли это княжна Людмила Васильевна Полторацкая или Таня Берестова, во всяком случае, она оставалась очаровательною женщиной, обладание которой
было приятною мечтою графа Иосифа Яновича. Она
будет его рабой, когда увидит, что ее тайна в его руках, — это все, чего он
мог желать. Для этого стоило поработать.
Необходимо проследить шаг за шагом жизнь княжны в течение недели, двух,
может быть месяца, узнать, кто бывает у ней, нет
ли в ее дворне подозрительного лица, и таким образом напасть на след убийцы. Тогда только можно считать дело совершенно выигранным. Никита
будет в руках графа и сознание его — он, граф, доведет его до этого сознания, захватив врасплох — явится грозным доказательством в его руках относительно этой соблазнительной самозванки.
Встречи на нейтральной почве между тем продолжались. Граф теперь уже не избегал тех домов, где
мог встретить княжну Людмилу Васильевну. Напротив, он именно ездил в них с этою целью. Княжна продолжала
быть с ним обворожительно любезна. Граф Свянторжецкий положительно терялся в догадках, смеется
ли она над ним или ищет примирения.
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не
может их выдержать, не так
ли?
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так
ли бы надобно
было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка! Прости меня. Я дура. Образумиться не
могу. Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Софья. Да скажите ж мне, пожалуйста, виноваты
ли они? Всякий
ли человек
может быть добродетелен?
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен
ли, богат
ли жених? Хороша
ли, богата
ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не
может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только
будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Вольнодумцы, конечно,
могут (под личною, впрочем, за сие ответственностью) полагать, что пред лицом законов естественных все равно, кованая
ли кольчуга или кургузая кучерская поддевка облекают начальника, но в глазах людей опытных и серьезных материя сия всегда
будет пользоваться особливым перед всеми другими предпочтением.