Неточные совпадения
Через несколько лет после смерти
князя Полторацкого умерла и Ульяна, и девочка ее
осталась круглой сироткой.
Он там
оставался всего шесть месяцев, назначен был гоф-маршалом при великом
князе Петре Федоровиче, а потом обер-егермейстером в 1757 году.
Ульяна Берестова
осталась в ключницах и после женитьбы
князя и считалась вдовой.
— Самое лучшее место в саду… — говорил
князь, пробираясь через чащу деревьев к беседке, — и вследствие людского суеверия
остается целые сотни лет в таком запущении.
Усталость и нравственная и физическая взяла свое, и
князь заснул. Вдруг он был разбужен тремя сильными ударами, раздавшимися в стене, прилегавшей к его кровати.
Князь Сергей Сергеевич вздрогнул и проснулся. То, что представилось его глазам, так поразило его, что он
остался недвижим на своей кровати. Он почувствовал, что не может пошевельнуть ни рукой, ни ногой, хотел кричать, но не мог издать ни одного звука.
Выбрав минуту, когда они
остались вдвоем с
князем Сергеем Сергеевичем, он сказал...
Оба друга
остались в Зиновьеве до вечера, дождались прибытия командированного из Тамбова чиновника для производства следствия.
Князь Луговой боялся, чтобы этот последний не вздумал бы допрашивать еще не оправившуюся и к вечеру княжну Людмилу и таким образом не ухудшил бы состояние ее здоровья.
Князь Сергей Сергеевич
остался один. Он пошел бродить по парку и совершенно неожиданно для самого себя очутился у роковой беседки. Он вошел в нее, сел на скамейку и задумался. Мысли одна другой безотраднее неслись в его голове. С горькой улыбкой вспоминал он утешения только что покинувшего его друга.
— Могу я
остаться, побеседовать с вами? — улучив минуту, спросил ее
князь Луговой.
Князю Сергею Сергеевичу
оставалось только откланяться. Он уехал домой.
— Год жизни в Петербурге достаточен будет для меня, чтобы я узнала свет и людей и сознательно решила свою участь. Я думаю,
князь, что пальма первенства
останется все-таки за вами.
Князю Сергею Сергеевичу Луговому снова понадобилось много силы воли, чтобы
остаться наружно спокойным, когда горячо любимая им девушка так явно выразила свою радость при известии, что он уезжает из Лугового. Он рассчитывал, что княжна Людмила выразит хотя бы сожаление о его отъезде или попросит его повременить этим отъездом, чтобы помочь ей устроить дела по имению. И вдруг она его почти прогоняет. Сделав над собой это усилие воли,
князь встал.
В числе таких поклонников по-прежнему, однако,
оставались князь Сергей Сергеевич Луговой, граф Петр Игнатьевич Свиридов и граф Иосиф Янович Свянторжецкий. Все трое были частыми гостями в загородном доме княжны на Фонтанке, но и все трое не могли похвастаться оказываемым кому-нибудь из них предпочтением.
Великая княгиня написала императрице письмо, в котором изображала свое печальное положение и расстроившееся вследствие этого здоровье, просила отпустить ее лечиться на воды, а потом к матери, потому что ненависть великого
князя и немилость императрицы не дают ей более возможности
оставаться в России.
Став положительно эгоистом, охранявшим лишь свой собственный покой, Сергей Семенович
остался доволен этим принятым им решением. Однако по истечении года траура княжны этот разговор ему пришлось возобновить.
Князь Сергей Сергеевич Луговой нетерпеливо ждал этого срока.
Князь в течение целого месяца терпеливо ждал, что княжна Людмила Васильевна заговорит с ним о прошлом, даст повод ему начать этот разговор, но, увы, княжна, видимо, с умыслом избегала даже
оставаться с ним наедине. Быть может, эта «умышленность» только казалась для его предубежденного взгляда, быть может, это была лишь случайность, но
князю Сергею Сергеевичу от этого было не легче.
Увы, он не проник ни во что и не угадал ничего. Он
остался лишь при сладкой надежде, что наконец сегодня, через несколько часов так или иначе решится его судьба. С сердечным трепетом позвонил
князь Сергей Сергеевич в четыре часа дня у подъезда дома княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.
— Вы хотите сказать, что этот блеск и эта атмосфера
останутся, но это не то,
князь, вы, быть может, теперь под влиянием чувства обещаете мне не стеснять мою свободу, но на самом деле это невозможно, я сама буду стеснять ее, сама подчинюсь моему положению замужней женщины, мне будет казаться, что глаза мужа следят за мной, и это будет отравлять все мои удовольствия, которым я буду предаваться впервые, как новинке.
Князь Сергей Сергеевич Луговой
остался один. Он долго не мог прийти в себя от полученного им известия. Даже пожар дома, случившийся в день самовольного открытия им беседки-тюрьмы, стушевался перед этой исповедью Никиты.
В списке
осталось только двое: граф Свиридов и
князь Луговой. Если действительно присылает цветы кто-нибудь из них, а больше присылать некому, думала княжна, значит, отношения одного из них к ней не изменились, а следовательно, ее страх обнаружения двойной игры, затеянной ею с этими двумя поклонниками, совершенно неоснователен.
«Сумасшедший
князь» — кличка эта
оставалась за
князем Луговым со времени его отъезда, — действительно вел себя там, по мнению большинства, более чем странно. По приезде в Луговое, как сообщали добровольцы-корреспонденты, он повел совершенно замкнутую жизнь, один только раз был в Тамбове у архиерея, которому предъявил разрешение Святейшего Синода на постройку двух церквей: одну в своем имении Луговом, а другую в имении Сергея Семеновича Зиновьева — Зиновьеве.