Неточные совпадения
Свой ежедневный режим княгиня также не изменяла для гостей, которые, по большей части соседние помещики и губерские власти, по несколько дней гостили
в Шестове, ведя себя совершенно как дома, заказывали себе
в какое хотели время завтраки (два повара, один переманенный
князем из клуба, а другой старик, еще бывший крепостной, работали, не покладая рук,
в обширной образцовой кухне), требовали себе вина той или другой марки из переполненных княжеских погребов, не мешали хозяевам, а хозяева не мешали им, и обе
стороны были чрезвычайно довольных друг другом.
Это происходило от того, что младшая, Лида, потерявшая мать
в момент рождения, естественно вызывала более забот о себе и более нежности к себе со
стороны овдовевшего
князя Дмитрия Павловича, безумно любившего так безвременно утраченную им жену.
В эту ночь ей не спалось, она задремала лишь под утро и сквозь сон слышала, как, звеня колокольчиками, подъехала к крыльцу коляска, как уселся Гиршфельд, сопровождаемый громкими пожеланиями приятного препровождения времени со
стороны князя Александра Павловича.
Жених и невеста вышли из кабинета.
В этот же вечер было решено до времени не объявлять о помолвке, а написать дяде и сестре
в Шестово. Княжна Лида принялась писать письма.
Князь со своей
стороны написал брату. Письма были отправлены с тем же нарочным, который был прислан
в город
князем Александром Павловичем заказать номер
в гостинице «Гранд-Отель» и уведомить
князя Дмитрия о визите к нему Николая Леопольдовича Гиршфельда.
В этот же самый день,
в стороне от сельского кладбища, без церковного погребения был опущен
в могилу дощатый деревянный гроб с прахом самоубийцы убивца
князя Александра Павловича — Якова.
Еще во время поездки всего княжеского семейства
в именье брата,
князя Ивана,
в то лето, когда он неожиданно умер ударом, дела
князя Василия были крайне запутаны: на имениях лежали неоплатные долги, и главною целью посещения брата был расчет со
стороны бившегося как рыба от лед
князя Василия, находившегося накануне полного разорения, на родственную помощь.
Агнесса Михайловна, со своей
стороны посвященная отчасти Гиршфельдом
в дела
князя,
в той мере,
в которой первый находил это нужным, дала ему слово не расспрашивать Владимира о делах и не вмешиваться
в них, за что Николай Леопольдович обещал ей быть постоянно на страже интересов ее и ее семейства.
—
В таком случае я останусь на его
стороне и мы посмотрим! — спыхнул
князь.
За благополучный исход для дела, возбужденного по доносам
князя Владимира и барона Розена, Гиршфельд был покоен, хотя дело это, по собранным им сведениям, все еще находилось
в рассмотрении прокурорского надзора. Тревожила его полученная прокурором жалоба Луганского, о чем он узнал тоже
стороной, хотя по ней еще не приступали к производству следствия.
Причинами такого водимого и быстрого нравственного падения
князя Владимира Александровича Шестова была с одной
стороны его воспитание, отсутствие каких-либо нравственных правил, его положительная неподготовленность к трудовой жизни, отсутствие не только образования, но даже элементарных знаний, с другой же наступившее безденежье, вызвавшее вдруг страшное сознание своей положительной беспомощности, пробудившее дурные инстинкты его натуры
в мелочах, ставшие заметными для окружающих, так как известно, что крупные подлости, совершаемые под аккомпанемент золотого звона, заглушаются этою дивной мелодией: они вовсе не замечаются, или же на них сквозь пальцы смотрит совеременное общество.
Николай Леопольдович действительно выдал ей такую бумагу, обеспокоенный известиями, полученными им
стороной из суда о положении его дел. Эта было вскоре после примирения с
князем. Он просил ее повлиять на последнего
в смысле дачи им благоприятных для него показаний, как по своему делу, так и по делу Луганского, и обещал ей за это, по благополучном окончании обоих дел, выдать згу сумму. Об этой бумаге знал и
князь.
Князь обещал, но попросил задатка. Осторожный и скупой барон отказал, и Шестов снова переметнулся на
сторону Гиршфельда.
В озлоблении на Розена, он проболтался Агнессе Михайловне о его предложении. Та перепугалась. Она не могла поручиться, что
князь, подкупленный снова подачкой барона, не отнимет у нее эту бумагу, или просто не выкрадет ее у нее.
— Довольно играть комедию, — подошел он после этого к Агнессе Михайловне, — я не отказываюсь: промесс был у вас, а теперь хранится у меня, но он был выдан вам за то, чтобы вы стояли на моей
стороне и влияли
в том же смысле на
князя. А что вы против меня показывали следователю по наущению и за деньги Розена? Вы думаете, я не знаю…
По возвращении домой он был много сговорчивее вчерашнего, и Зыковой не стоило особенного труда уговорить его поехать мириться с Николаем Леопольдовичем. Примирение состоялось
в тот же вечер.
Князь не сказал ему ни слова о возможном аресте, так как иначе он должен был рассказать о своем визите к барону, тем более, что Гиршфельд именно и просил его не перебегать уже более на
сторону опекуна.
Неведомый уехавший
в Москву, был допрошен через местного судебного следователя.
Князь Шестов и Зыкова были вызваны тоже
в качестве свидетелей по делу Луганского и были всецело на
стороне Николая Леопольдовича.
Неточные совпадения
На третий день после ссоры
князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали
в свете, —
в обычайный час, то есть
в 8 часов утра, проснулся не
в спальне жены, а
в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой
стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.
Промчался обер-полицмейстер Власовский, держась за пояс кучера, а за ним, окруженный конвоем, торжественно проехал дядя царя, великий
князь Сергей. Хрисанф и Диомидов обнажили головы. Самгин тоже невольно поднял к фуражке руку, но Маракуев, отвернувшись
в сторону, упрекнул Хрисанфа:
— Про это я ничего не знаю, — заключил Васин. — Лидия Ахмакова умерла недели две спустя после своего разрешения; что тут случилось — не знаю.
Князь, только лишь возвратясь из Парижа, узнал, что был ребенок, и, кажется, сначала не поверил, что от него… Вообще, эту историю со всех
сторон держат
в секрете даже до сих пор.
— Но передать
князю Сокольскому я тоже не могу: я убью все надежды Версилова и, кроме того, выйду перед ним изменником… С другой
стороны, передав Версилову, я ввергну невинных
в нищету, а Версилова все-таки ставлю
в безвыходное положение: или отказаться от наследства, или стать вором.
Мы после узнали, что для изготовления этого великолепного обеда был приглашен повар симабарского удельного
князя. Симабара — большой залив по ту
сторону мыса Номо, милях
в двадцати от Нагасаки. Когда
князь Симабара едет ко двору, повар, говорили японцы, сопутствует ему туда щеголять своим искусством.