Неточные совпадения
Связь же между
религией и другими
сторонами жизни духа, которая несомненно существует, имеет не первообразный, но производный, не онтологический, но психологический характер.
Сказанное дает основание и для суждения о пределах религиозного гнозиса, или вообще о гностическом направлении в
религии, которое всегда существовало, в настоящее же время проявляется с наибольшею силой, с одной
стороны, в метафизическом рационализме, а с другой — в так называемом теософическом движении, точнее, в современном оккультизме.
Религиозная жизнь, по IIIлейермахеру, является третьей
стороной жизни, существующей рядом с двумя другими, познанием и действованием, и выражает собой область чувства, ибо «такова самобытная область, которую я хочу отвести
религии, и притом всецело ей одной… ваше чувство… вот ваша религиозность… это не ваши познания или предметы вашего познания, а также не ваши дела и поступки или различные области вашего действования, а только ваши чувства…
Что вы знаете или мните о природе вещей, лежит далеко в
стороне от области
религии: воспринимать в нашу жизнь и вдохновляться в этих воздействиях (вселенной) и в том, что они пробуждают в нас, всем единичным не обособленно, а в связи с целым, всем ограниченным не в его противоположности иному, а как символом бесконечного — вот что есть
религия; а что хочет выйти за эти пределы и, напр., глубже проникнуть в природу и субстанцию вещей, есть уже не
религия, а некоторым образом стремится быть наукой…
Для нас интересна здесь та
сторона учения Шлейермахера, в которой он наиболее оригинален, а таковой является его религиозная гносеология чувства И над всеми его «Речами о
религии» веет скептически-пантеистическим исповеданием Фауста: полуверой, полуневерием — под предлогом непознаваемости.
«Речи о
религии» сделались событием и явились делом мужества и энтузиазма со
стороны их автора, который, впрочем, подчинялся в них влиянию немецкого романтизма, а еще более — немецкого пиетизма.
Религиозный алогизм Шлейермахера, являющийся следствием его имманентизма, вызвал гневную и резкую критику со
стороны представителя противоположного, панлогического полюса в имманентизме — именно Гегеля, для которого
религия покрывается областью логического мышления.
Религия, которая останавливается на мистицизме и равнодушна к религиозному познанию, дефектна, она склоняется, с одной
стороны, к эвдемонизму, к услаждению своим мистическим экстазом, а с другой — легко подпадает влиянию какой-либо церковной ортодоксии (в глазах Гартмана — смертный грех).
С другой
стороны, признаком незрелости или же болезненного упадка является индивидуализм в
религии.
Религия основывается не на смутном и неопределенном ощущении Божества вообще или трансцендентного мира вообще, к чему сводит ее, с одной
стороны, адогматическая мистика и Gefühlstheologie, с другой — рационалистическое просветительство, но на некотором, вполне определенном знании этого мира, самооткровении Божества.
Это есть не только отношение духа к абсолютному духу, но сам абсолютный дух относит себя к тому, что мы положили на другой
стороне как различие; и выше
религии есть, стало быть, идея духа, который относится к самому себе, есть самосознание абсолютного духа…
В действительности мы знаем, что эта философская дедукция земли и неба совершается посредством фактических позаимствований у эмпирического бытия, которое отнюдь не соглашается быть только понятием [Совершенно справедливо замечает А. Древе в своих примечаниях к гегелевской философии
религии: «Гегель отожествляет сознательное бытие не с сознательной
стороной бытия (Bewusst-Sein) или идеальным бытием, но непосредственно с реальным и приходит, таким образом, к чудовищному утверждению, что можно посредством конечного, дискурсивного, сознательного бытия продумать процесс абсолютного, вечного, досознательного и сверхсознательного мышления непосредственно как таковой.
Конечно, для философии
религия должна казаться ниже ее, как не-философия, но эта, так сказать, профессиональная оценка ничего не изменяет в иерархическом положении
религии, которая имеет дело со всем человеком, а не с одной только его
стороной, и есть жизненное отношение к божественному миру, а не одно только мышление о нем.
Со
стороны науки это было бы лишь выражением полнейшего религиозного индифферентизма и даже нигилизма, и, наоборот, научное изучение
религии является выражением своеобразного научного благочестия.
Объект
религии, Бог, есть нечто, с одной
стороны, совершенно трансцендентное, иноприродное, внешнее миру и человеку, но, с другой, он открывается религиозному сознанию, его касается, внутрь его входит, становится его имманентным содержанием.
Неточные совпадения
― Вы говорите ― нравственное воспитание. Нельзя себе представить, как это трудно! Только что вы побороли одну
сторону, другие вырастают, и опять борьба. Если не иметь опоры в
религии, ― помните, мы с вами говорили, ― то никакой отец одними своими силами без этой помощи не мог бы воспитывать.
Он не участвовал в ночных оргиях с товарищами, которые, несмотря на строжайший присмотр, завели на
стороне любовницу — одну на восемь человек, — ни также в других шалостях, доходивших до кощунства и насмешек над самою
религиею из-за того только, что директор требовал частого хожденья в церковь и попался плохой священник.
Он никогда не задумывается о социальной
стороне той католической
религии, которую принимает, никогда не думает о связи католичества с мировой историей.
— Во всех
религиях одно только и вечно: это эстетическая
сторона, — говорил он, — отнимите вы ее — и
религии нет! Лютерство, исключившее у себя эту
сторону, не
религия, а бог знает что такое!
— Совершенно справедливо, все они — дрянь! — подтвердил Павел и вскоре после того, по поводу своей новой, как сам он выражался,
религии, имел довольно продолжительный спор с Неведомовым, которого прежде того он считал было совершенно на своей
стороне. Он зашел к нему однажды и нарочно завел с ним разговор об этом предмете.