И, однако, это отнюдь не значит, чтобы вера была совершенно индифферентна к этой необоснованности своей: она одушевляется надеждой стать знанием,
найти для себя достаточные основания [Так, пришествие на землю Спасителя мира было предметом веры для ветхозаветного человечества, но вот как о нем говорит новозаветный служитель Слова: «о том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни (ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам), о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам» (1 поел. св. Иоанна. 1:1–3).].
Неточные совпадения
Феноменологический анализ молитвы (
для которого также можно
найти изобильный материал в религиозной литературе) отсутствует совершенно.
Однако если вера может родиться только у ищущих ее (и притом тоже не всегда:
для современного духа именно характерна утрата способности
находить веру, но не искать ее, ибо исканиями полна наша эпоха), то не значит ли это и впрямь, что вера есть психологизм и субъективизм?
Находить здесь правую меру,
для которой нет внешних критериев, а есть только внутренний (так сказать, религиозно-эстетический), и есть задача «духовного художества», руководимого лишь духовным вкусом, чувством духовного такта…
Мифотворческий характер философии открытое выражение
находит у Платона, который с соблазнительным
для философов безразличием и как будто с преднамеренной беспорядочностью от вершин диалектического исследования переходит к мифу и даже самые основные свои идеи нередко выражает мифом, предоставляя комментаторам решать вопрос, как следует относиться к такого рода изложению, серьезно ли Платон говорит или шутит.
Рассудок оказывается неспособен сделать вполне
для себя имманентным бытие, подчинив его законам своего мышления, — между ними и бытием обнаруживается несоответствие, которое и
находит свое выражение в антиномиях.
И Единство зовется поэтому Ничто, ибо дух не может
найти временного образа того, что он есть; но дух хорошо чувствует, что он поддерживается другим, чем он сам; потому то, что его поддерживает, собственно есть скорее нечто, чем ничто; но
для духа оно, конечно, есть ничто по образу своего бытия» (I, 161–162).
Зачем и почему происходит эта эманация мира из единого Ничто, на это не может быть ответа, и не
находим его мы и в учении Плотина: мир происходит потому, что вода не может не изливаться из переполненного сосуда, а созревший плод не отваливаться от ветки, но в то же время мир является у Плотина местом
для исправления и вразумления душ, отяжелевающих и испадающих из лона абсолютного.
Среда ничто дифференцирует всеединство во множественность, поэтому каждое отдельное что
находит себя охваченным другими что, на которые распадается все, — иначе сказать, оно
находит все как внешнюю
для себя границу или принудительную данность, которая противостоит, является объектом
для преодоления.
Поэтому пустого, бескачественного «места», каким является материя
для греческого идеализма, в мире нельзя уже
найти.
И та, и другая стихия духа, — и гениальность, и талантливость, — потенциально присущи каждому человеку, образуют духовный его состав, однако с разной степенью явности и активности (ведь и
для того, чтобы понимать гениальные творения, надо
находить в себе
для них отзвук и как бы сопутствовать гению в его восхождении).
Первая задача исчерпывает собой положительное содержание «язычества» [Ап. Павел в речи в Афинском ареопаге, обращенной к язычникам, дает такую картину религиозного процесса: «От одной крови Бог произвел весь род человеческий
для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитания, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не
найдут ли, хотя Он далеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся, и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: мы Его и род» (Деян. ап. 17:26-8); сродная мысль выражается им же: «Что можно знать о Боге, явно им (язычникам), ибо Бог явил им.
Падший человек сохранил в себе образ Божий, как основу своего существа, и присущую ему софийность, делающую его центром мироздания, но утратил способность
найти свою энтелехийную форму, осуществить в себе подобие Божие. В нем было бесповоротно нарушено равновесие именно в области богоуподобления, а поэтому и самая одаренность его становилась
для него роковою и опасною (ведь и
для сатаны объективное условие его падения, соблазна собственной силой заключалось в его исключительной одаренности).
Каждая человеческая личность, имея для-себя-бытие, является своим абсолютным центром; но она же и не имеет самостоятельного бытия, свой центр
находя вне себя, в целом.
— Во-первых, не качайся, пожалуйста, — сказал Алексей Александрович. — А во вторых, дорога не награда, а труд. И я желал бы, чтобы ты понимал это. Вот если ты будешь трудиться, учиться для того, чтобы получить награду, то труд тебе покажется тяжел; но когда ты трудишься (говорил Алексей Александрович, вспоминая, как он поддерживал себя сознанием долга при скучном труде нынешнего утра, состоявшем в подписании ста восемнадцати бумаг), любя труд, ты в нем
найдешь для себя награду.
Неточные совпадения
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю Бога, что в самой тебе
нахожу твердое основание твоего счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако
для тебя есть счастье всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Скотинин. Худой покой! ба! ба! ба! да разве светлиц у меня мало?
Для нее одной отдам угольную с лежанкой. Друг ты мой сердешный! коли у меня теперь, ничего не видя,
для каждой свинки клевок особливый, то жене
найду светелку.
Стародум. Они в руках государя. Как скоро все видят, что без благонравия никто не может выйти в люди; что ни подлой выслугой и ни за какие деньги нельзя купить того, чем награждается заслуга; что люди выбираются
для мест, а не места похищаются людьми, — тогда всякий
находит свою выгоду быть благонравным и всякий хорош становится.
Они ворвались в квартиру учителя каллиграфии Линкина, произвели в ней обыск и
нашли книгу:"Средства
для истребления блох, клопов и других насекомых".
— И будучи я приведен от тех его слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же, мол, это так, ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме как у чертовой матери,
для нас не
нашли?