Неточные совпадения
Человек по отношению к мировому процессу является не праздным зрителем, повторяющим в пределах своего духа образно то, что совершается в космосе без его содействия; он является деятельным сотворцом мирового процесса; и
познание является самым совершенным членом в организме вселенной» (с. 9–10).
Люди хотят укрепляться и общаться на почве минимума принудительно данного, необходимого в материале
познания и необходимого в форме
познания.
Лишь насколько
люди понизили свое духовное общение до серединности, они ищут исключительной опоры и обоснования своего
познания в серединности дискурсивного мышления, они видят оправдание
познания в необходимости.
Человек нового времени должен был пройти через критическое сомнение, через покинутость и одинокость в
познании.
Сколько бы ни пытались Коген или Гуссерль придать
познанию характер, трансцендентный
человеку, и освободить
познание от всякого антропологизма, эти попытки всегда будут производить впечатление поднятия себя за волосы вверх.
Человек предшествует философии,
человек — предпосылка всякого философского
познания.
Эта человекоубийственная философия есть проявление титанической гордости философа, не
человека, а философа, и даже не философа, а самой философии, самого философского
познания [Философия Гегеля — предельная и величавая попытка, попытка титана поставить философию выше
человека и выше бытия.
Вне-антропологическая и под-антропологическая философия не может быть названа творческой философией — в ней нет творца, нет творческого преодоления творящим
человеком мировой необходимости, в ней
человек приведен в состояние абсолютного послушания категориям философского
познания, стремящегося упразднить
человека и себя поставить на его место.
Тогда
человек станет не относительной, релятивистической предпосылкой философского
познания, а его абсолютной предпосылкой, сообщающей
познанию твердость и незыблемость.
Источником философского
познания не могут быть состояния
человека как замкнутого индивидуального существа, не может быть психологизм.
Человек не есть психологическая предпосылка философского
познания, он — предпосылка вселенская, онтологическая, космическая.
Источником философского
познания могут быть лишь космические, универсальные состояния
человека, а не психологические, индивидуальные его состояния.
Психологизм и человеческую относительность в философском
познании могут преодолеть лишь те философы, которые признают существование мирового Логоса, соборного Разума, и сознают
человека причастным Логосу, родственным Разуму, способным прийти в обладание этим Разумом.
Все попытки внешнего
познания мира, без погружения в глубь
человека, давали лишь знание поверхности вещей.
Но поистине философия, которая силится отрицать исключительное значение
человека в мире и отвергнуть
человека как исключительный источник
познания тайны и смысла мира, страдает внутренним противоречием и истребляющим ее пороком.
Акт исключительного самосознания
человеком своего значения предшествует всякому философскому
познанию.
Это исключительное самосознание
человека не может быть одной из истин философского
познания мира, оно как абсолютное a priori предшествует всякому философскому
познанию мира, которое только через это самосознание и делается возможным.
Человек как замкнутое индивидуальное существо не имел бы путей к
познанию вселенной.
Рационализм и критицизм делают основой философствования тоже частные, хотя и более высокие сферы категорий разума, по-иному дробя дух
человека и пытаясь сделать
познание нечеловеческим.
Но и эмпирики, и позитивисты, и рационалисты, и критицисты — все по-своему и частично исходят из предположения, что в
человеке должны быть исключительные источники для
познания мира.
И повторяю: это исключительное самосознание
человека не есть одна из истин, добытых в результате философствования, это — истина, предваряющая всякий творческий акт философского
познания.
Философия и есть внутреннее
познание мира через
человека, в то время как наука есть внешнее
познание мира вне
человека.
Человек может познавать себя как необходимую часть природы и может быть подавлен этим
познанием.
Но
познание себя частью природного мира есть вторичный фактор человеческого сознания — первично дан себе
человек и переживает себя
человек как факт внеприродный, внемирный.
Высшее самосознание
человека есть абсолютный предел для всякого научного
познания.
Антропологическая философия имеет дело не с фактом
человека как объекта научного
познания (биологического, психологического или социологического), а с фактом
человека как субъекта высшего самосознания, с фактом внеприродным и внемирным.
Самая сильная сторона большей части оккультных учений — это учение о комичности
человека, это
познание большого
человека.
Может ли
человек быть спасен и унаследовать жизнь вечную за подвиг красоты или подвиг
познания?
Если само
познание есть не только послушание, но и творчество, то как может теория
познания, т. е. учение о познавательном творчестве, ограничивать или отрицать творчество
человека?
Творческая природа
человека уловима лишь для творческого
познания как одного из выявлений этой самой природы.
Гносеология требует послушания научно опознанному бытию, а научно опознанное бытие есть для творческой природы
человека темница, так как никогда научное
познание не познает этой творческой природы.
Новое
познание о творческой мощи
человека и мира может быть лишь новым бытием.
Творческие порывы нового
человека являются симптомом нарождения нового бытия и нового
познания.
Человек в своем
познании должен выйти из пассивно-рабьего состояния.
Свобода первого
человека Адама должна была быть истреблена в испытании
познания добра и зла, т. е. поглощена необходимостью, чтобы подлинная и высшая свобода была открыта через Абсолютного
Человека — Христа.
Мертвенно, коснореакционно то религиозное сознание, которое не дерзает на творческий подвиг, на подвиг творчества
познания или творчества красоты, потому что считает этот подвиг лишь уделом святых, снимает с
человека бремя свободного почина, бремя ответственности в раскрытии тайны творческой.
Но велико значение оккультизма в обращении к
познанию тайн космоса, в утверждении спонтанности
человека.
Ныне нельзя уже отрицать сферу оккультного в
познании и оккультного в действии, в отношениях
людей и в отношении к природе.
Философия и наука есть неудача в творческом
познании истины; искусство и литература — неудача в творчестве красоты; семья и половая жизнь — неудача в творчестве любви; мораль и право — неудача в творчестве человеческих отношений; хозяйство и техника — неудача в творческой власти
человека над природой.
В культуре достигается не
познание, а символы
познания, не красота, а символы красоты, не любовь, а символы любви, не соединение
людей, а символы соединения, не власть над природой, а символы власти.
Неточные совпадения
— Это, очевидно, местный покровитель искусств и наук. Там какой-то рыжий
человек читал нечто вроде лекции «Об инстинктах
познания», кажется? Нет, «О третьем инстинкте», но это именно инстинкт
познания. Я — невежда в философии, но — мне понравилось: он доказывал, что
познание такая же сила, как любовь и голод. Я никогда не слышала этого… в такой форме.
Вспомнились слова Марины: «Мир ограничивает
человека, если
человек не имеет опоры в духе». Нечто подобное же утверждал Томилин, когда говорил о
познании как инстинкте.
Лекция была озаглавлена «Интеллект и рок», — в ней доказывалось, что интеллект и является выразителем воли рока, а сам «рок не что иное, как маска Сатаны — Прометея»; «Прометей — это тот, кто первый внушил
человеку в раю неведения страсть к
познанию, и с той поры девственная, жаждущая веры душа богоподобного
человека сгорает в Прометеевом огне; материализм — это серый пепел ее».
Так как у тунгусов нет грамоты и, следовательно, грамотных
людей, то духовное начальство здешнее, для опыта, намерено разослать пока письменные копии с перевода Евангелия в кочевья тунгусов, чтоб наши священники, знающие тунгусский язык, чтением перевода распространяли между ними предварительно и постепенно истины веры и приготовляли их таким образом к более основательному
познанию Священного Писания, в ожидании, когда распространится между ними знание грамоты и когда можно будет снабдить их печатным переводом.
И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум
человека не может познать истины, что истина открывается только совокупности
людей, что единственное средство
познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с тех пор уже мог спокойно, без сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение в нерадостной семейной жизни.