Неточные совпадения
Для охотников, стреляющих влет мелкую, преимущественно болотную птицу, не нужно ружье, которое бы било дальше пятидесяти или, много, пятидесяти пяти шагов: это самая дальняя мера; по большей части в болоте приходится стрелять гораздо ближе; еще менее нужно, чтоб ружье било слишком кучно,
что, впрочем, всегда соединяется с далекобойностью; ружье, несущее дробь кучею,
даже невыгодно для мелкой дичи; из него гораздо скорее дашь промах, а если возьмешь очень верно на близком расстоянии, то непременно разорвешь птицу: надобно только, чтоб ружье ровно и не слишком широко рассевало во все стороны мелкую дробь, обыкновенно употребляемую в охоте
такого рода, и чтоб заряд ложился, как говорится, решетом.
Звук его густ, полон и приклад ружья не толкнет, не отдаст, а только плотнее прижмется к плечу и щеке стрелка, тогда как большой заряд, не в меру, даст толчок и в плечо и в щеку,
так что от нескольких выстрелов кожа на скуле щеки покраснеет и
даже лопнет.
Струйка эта
так мала,
что не может составить никакого течения и только образует около себя маленькие лужицы мутной, иногда красноватой воды, от которой, однако, вымокают
даже и болотные растения: торф обнажается и превращается в топкую, глубокую грязь.
Дупель
так сходен перьями и складом с бекасом,
что их не вдруг
даже различишь, если не обратишь внимания на разность в величине и не увидишь хлупи или брюшка, которое у дупеля не белое, а серо-пестрое.
На многочисленных токах, куда собираются дупели сотнями, куда никогда не заходила нога охотника, —
что не редкость в обширной Оренбургской губернии, — поселяне, как русские,
так равно и мордва, чуваши и
даже татары, очень много ловят дупелей (как и тетеревов) поножами, то есть сильями, вплетенными, на расстоянии полуаршина друг от друга, в длинную тонкую веревку, привязанную к нескольким колышкам, которые плотно втыкаются в землю на тех местах тока, где нужно их расставить.
Недавно узнал я от одного почтенного охотника, П. В. Б — ва,
что дупелей, бекасов и, пожалуй, всякую другую дичь, стрелянную
даже в июле, сохраняют у него совершенно свежею хоть до будущей весны. Птицу кладут в большую форму, точно
такую, в какой приготовляют мороженое, вертят ее и крепко замораживают; потом форму зарубают в лед, и, покуда он не пропадет в леднике, птица сохраняется
так свежа, как будто сейчас застрелена.
По крайней мере я нигде не нахаживал их гнезд, но, вероятно, они выводят детей где-нибудь недалеко, по уремам и займищам (нередко болотистым) средних рек и
даже рек меньшей величины, потому
что я находил их с молодыми на прудах именно
таких рек.
Он самый неутомимый бегун и, завидя приближающегося охотника, пускается
так проворно бежать,
что его не догонишь; вьет гнездо не в болотах, а на берегах речек и рек, на местах совершенно сухих и
даже высоких.
Я
так всегда любил этих крошечных куличков,
что мне
даже жалко бывало их стрелять.
Если мне случалось как-нибудь нечаянно подойти к их станичке близко,
так,
что они меня не видели и продолжали беззаботно бегать, доставать из грязи корм, а иногда отдыхать, стоя на одном месте, то я подолгу любовался ими,
даже не один раз уходил прочь, не выстрелив из ружья…
Степные озера отличаются невероятною прозрачностью, превосходящею
даже прозрачность омутов степных речек; и в последних вода бывает
так чиста,
что глубина в четыре и пять аршин кажется не глубже двух аршин; но в озерах Кандры и Каратабынь глубина до трех сажен кажется трех — или четырехаршинною; далее глубь начнет синеть, дна уже не видно, и на глубине шести или семи сажен все становится страшно темно!
Я этого не оспариваю, но должен сказать,
что и самые маленькие гусята очень бойки и вороваты и часто уходили у меня из глаз в
таких местах,
что поистине надобно иметь много силы, чтоб втискаться и
даже бегать в густой чаще высокой травы и молодых кустов.
Даже ныряют они
так нелепо,
что всегда виден не погрузившийся в воду зад!
Породы уток
так разнообразны величиной и перьями, селезни некоторых пород
так красивы, и осенью все они
так бывают жирны,
что я и не в молодых летах очень любил ходить за ними по реке рано утром, когда мороз сгонял утиные стаи с грязных берегов пруда,
даже с мелких разливов, и заставлял их разбиваться врозь и рассаживаться по извилинам реки Бугуруслана.
Подстреленная утка воровата, говорят охотники, и это правда: она умеет мастерски прятаться
даже на чистой и открытой воде: если только достанет сил, то она сейчас нырнет и, проплыв под водою сажен пятнадцать, иногда и двадцать, вынырнет, или, лучше сказать, выставит только один нос и часть головы наружу и прильнет плотно к берегу,
так что нет возможности разглядеть ее.
Название несколько общее, потому
что самки всех утиных пород пером серы, или, если выразиться точнее, серо-пестры, и собственно
так называемые серые утки очень сходны со всеми утиными самками. Но тем не менее серая утка совершенно заслуживает свое имя, потому
что она серее всех уток и особенно потому,
что даже селезень ее не имеет никаких отметин. Ей по преимуществу принадлежит место в русской песне, когда говорится...
Это уподобление основывается на том,
что гоголи (равно как и гагары) очень прямо держат свои длинные шеи и высоко несут головы, а потому людей, имеющих от природы
такой склад тела, привычку или претензию, которая в то же время придает вид бодрости и
даже некоторой надменности, сравнивают с гоголями.
Впрочем, он им не
так нужен, потому
что лысухи много времени проводят сидя и
даже ходя по плоским берегам пруда или озера, а не беспрестанно плавают по воде.
Бить из ружей их трудно, потому
что сурки сидят над самою норою и, будучи
даже смертельно ранены, падают прямо в нору и успевают залезать в нее
так глубоко,
что их не достанешь, а разрывать нору много хлопот.
Стрепетиные гнезда и выводки попадаются охотникам очень редко, молодых же стрепетят я
даже не нахаживал; вероятно оттого,
что матка удаляется с детьми в даль степей, куда мне редко случалось ходить, гнезда я находил не
так далеко от хлебных полей. предполагать,
что стрепета разбиваются на пары, во-первых, потому,
что никто никогда не замечал их токов, и, во-вторых, потому,
что с весны почти всегда где поднимешь одного стрепета, там найдется и другой.
Весьма ловко и способно бить стрепетов в лет,
даже лучше,
чем сидячих, по крайней мере мне всегда
так казалось.
Все три породы кроншнепов прилетают не рано, в половине и
даже в исходе апреля; сначала летят большими стаями очень высоко,
так что их не видно, а слышен только особенный, звучный крик, который, однако, не
так протяжен, как в то время, когда они займут свои постоянные летние квартиры — зеленые степи.
Степные кулики в степях то же,
что болотные кулики в болотах:
так же далеко встречают человека, собаку,
даже всякое животное, приближающееся к их гнездам или детям,
так же сначала налетают близко на охотника, вьются над ним и садятся кругом, стараясь отвесть его в противоположную сторону, но все это делают они с меньшей горячностью и большею осторожностью. После нескольких выстрелов степные кулики отдаляются и становятся сторожки.
Куропатки иногда
так привыкают к житью своему на гумнах, особенно в деревнях степных, около которых нет удобных мест для ночевки и полдневного отдыха,
что вовсе не улетают с гумен и, завидя людей, прячутся в отдаленные вороха соломы, в господские большие гуменники, всегда отдельно и
даже не близко стоящие к ригам, и вообще в какие-нибудь укромные места; прячутся
даже в большие сугробы снега, которые наметет буран к заборам и околице, поделают в снегу небольшие норы и преспокойно спят в них по ночам или отдыхают в свободное время от приискиванья корма.
Она сидит на яйцах очень крепко,
так что не только все хищные звери и зверьки, но
даже дворные собаки ловят иногда ее на гнезде.
Надобно прибавить,
что кудахтанье считается признаком,
что тетерев не ранен] Прямым доказательством моему мнению служит то,
что такой же косач, поднятый охотником нечаянно в лесу в конце весны, летом и
даже в начале осени, падает мертвый, как сноп, от вашего выстрела, хотя ружье было заряжено рябчиковой дробью и хотя мера была не слишком близка.
Она имеет еще ту выгоду,
что человек ленивый, старый или слабый здоровьем, который не в состоянии проскакать десятки, верст на охотничьих дрожках или санях, кружась за тетеревами и беспрестанно подъезжая к ним по всякой неудобной местности и часто понапрасну, —
такой человек, без сомнения, может с большими удобствами, без всякого утомления сидеть в шалаше на креслах, курить трубку или сигару, пить чай или кофе, который тут же на конфорке приготовит ему его спутник,
даже читать во время отсутствия тетеревов, и, когда они прилетят (за
чем наблюдает его товарищ), он может, просовывая ружье в то или другое отверстие, нарочно для того сделанное, преспокойно пощелкивать тетеревков (
так выражаются этого рода охотники)…
Стреляют они мастерски и часто
такою крошечною пулечкою простреливают голову рябчика; маленькие заряды употребляют они из экономии; звуки их выстрелов
так слабы,
что даже в самом близком расстоянии не сочтешь их за выстрелы, а разве за взрывы пистонов.
Странно,
что во время осеннего валового пролета и
даже после него опять попадаются клинтухи в одиночку и парами и держатся до октября, то есть точно
так же пропадают осенью, как появляются весной.
Вот мое предположение: клинтухи начинают лететь с севера на юг ранее,
чем мы думаем,
даже в феврале; но летят по ночам и высоко, как многие породы дичи, почему никто о том не знает; в больших стаях, вероятно, всегда есть усталые и слабые, которые отстают от станиц в продолжение дороги, где случится, и как некуда более деваться, то поселяются до настоящей весны на гумнах: их-то
так рано встречают охотники.
Господа стихотворцы и прозаики, одним словом поэты, в конце прошедшего столетия и
даже в начале нынешнего много выезжали на страстной и верной супружеской любви горлиц, которые будто бы не могут пережить друг друга,
так что в случае смерти одного из супругов другой лишает себя жизни насильственно следующим образом: овдовевший горлик или горлица, отдав покойнику последний Долг жалобным воркованьем, взвивается как выше над кремнистой скалой или упругой поверхностыо воды, сжимает свои легкие крылья, падает камнем вниз и убивается.
Из этого описания видно,
что горлинки похожи перьями и величиною на египетских голубей, [С которыми весьма охотно понимаются]
даже в воркованье и тех и других есть что-то сходное; впрочем, горлинки воркуют тише, нежнее, не
так глухо и густо: издали воркованье горлиц похоже на прерываемое по временам журчанье отдаленного ручейка и очень приятно для слуха; оно имеет свое замечательное место в общем хоре птичьих голосов и наводит на душу какое-то невольное, несколько заунывное и сладкое раздумье.
Надобно прибавить еще одну общую черту к голубиной характеристике: все изъявления их чувств до
такой степени мягки, кротки и робки,
что даже любовь к детям, при угрожающей им очевидной опасности, не оказывается никакими стремительными, смелыми порывами.
Казалось бы, вальдшнепу неловко бегать и особенно летать в лесу; он, кажется, должен цепляться за сучья и ветви длинным носом и ногами, но на деле выходит не то: он
так проворно шныряет по земле и по воздуху в густом, высоком и мелком лесу,
что это
даже изумительно.
Высыпки бывают иногда
так многочисленны,
что даже опытный и хладнокровный охотник смутится и растеряется, а молодой, горячий просто с ума сойдет, и если к этому присоединится собака, которая гоняется за птицей, то в несколько минут распугается и разлетится бог знает куда сотенная высыпка Когда случится нечаянно наткнуться на высыпку, вальдшнепы вдруг начнут вскакивать, производя довольно сильный шум крыльями и мелькая во всех направлениях: впереди, с боков и
даже сзади.
Очевидно,
что в одиночку
такая охота не заманчива, хотя очень спокойна: курить, сидеть, прохаживаться,
даже лежать, если угодно, но она уже слишком недобычлива и
даже может быть скучновата, потому
что иногда лет вальдшнепов располагается весьма неудачно: во всех направлениях слышны их голоса, а именно на то место, где стоит охотник, не налетит в меру ни один, и, простояв часа три, охотник принужден будет воротиться домой, не разрядив
даже ружья.
Мало этого,
даже ночью сторожат зайцев на мирных гулянках большие совы и филины, [Мне рассказывали охотники,
что совы и филины ловят по ночам зайцев следующим образом: они подстерегают их на тропах; одною ногою сова вкогтится в зайца, другою ухватится за ветку куста или дерева и
таким образом держит его до тех пор, пока он не выбьется из сил; тогда сова вкогтится в него и другою лапой и окончательно задушит.
Зайца увидишь по большей части издали, можешь подойти к нему близко, потому
что лежит он в мокрое время крепко, по инстинкту зная,
что на голой и черной земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться от глаз врагов своих,
что даже сороки и вороны нападут на него со всех сторон с
таким криком и остервенением,
что он в страхе не будет знать, куда деваться…
[Порошею называется каждый новый снег, выпавший с вечера или
даже в ночь, но переставший к утру: он точно запорошит все старые следы, а новые, если погода тепла, отпечатаются на свежем снегу
так отчетисто,
что даже видны ноготки ходившего зверя.
Русаки — большие охотники до хлебной пищи, и потому ближайшие от деревень постоянно посещают хлебные гумна,
даже ложатся в них на день и
так бывают смелы,
что, несмотря на ежедневные крестьянские работы и на гам народа и стук цепов, остаются спокойно на своих логовах.