Неточные совпадения
Но человек часто
думает ошибочно: внук Степана Михайловича Багрова рассказал
мне с большими подробностями историю своих детских годов;
я записал его рассказы с возможною точностью, а
как они служат продолжением «Семейной хроники», так счастливо обратившей на себя внимание читающей публики, и
как рассказы эти представляют довольно полную историю дитяти, жизнь человека в детстве, детский мир, созидающийся постепенно под влиянием ежедневных новых впечатлений, — то
я решился напечатать записанные
мною рассказы.
Полог подняли;
я попросил есть,
меня покормили и дали
мне выпить полрюмки старого рейнвейну, который,
как думали тогда, один только и подкреплял
меня.
Я ни о чем другом не мог ни
думать, ни говорить, так что мать сердилась и сказала, что не будет
меня пускать, потому что
я от такого волнения могу захворать; но отец уверял ее, что это случилось только в первый раз и что горячность моя пройдет;
я же был уверен, что никогда не пройдет, и слушал с замирающим сердцем,
как решается моя участь.
«А, так ты так же и отца любишь,
как мать, — весело сказал дедушка, — а
я думал, что ты только по ней соскучился.
Я думал, что мы уж никогда не поедем,
как вдруг, о счастливый день! мать сказала
мне, что мы едем завтра.
Я чуть не сошел с ума от радости. Милая моя сестрица разделяла ее со
мной, радуясь, кажется, более моей радости. Плохо
я спал ночь. Никто еще не вставал, когда
я уже был готов совсем. Но вот проснулись в доме, начался шум, беготня, укладыванье, заложили лошадей, подали карету, и, наконец, часов в десять утра мы спустились на перевоз через реку Белую. Вдобавок ко всему Сурка был с нами.
Кумыс приготовлялся отлично хорошо, и мать находила его уже не так противным,
как прежде, но
я чувствовал к нему непреодолимое отвращение, по крайней мере, уверял в том и себя и других, и хотя матери моей очень хотелось, чтобы
я пил кумыс, потому что
я был худ и все
думали, что от него потолстею, но
я отбился.
«Разве они не видят,
как мне больно и стыдно? —
думал я.
Опять по-прежнему спокойно и весело потекла наша жизнь,
я начинал понемногу забывать несчастное происшествие с верховой лошадкой, обнаружившее мою трусость и покрывшее
меня,
как я тогда
думал, вечным стыдом.
Я подумал, что
как увидят
меня, так и начнут смеяться, и хотя этого не случилось при первой встрече, но ежеминутное ожидание насмешек так смущало
меня, что
я краснел беспрестанно без всякой причины.
«Да
как же мы поедем зимой, —
думал я, — ведь мы с сестрицей маленькие, ведь мы замерзнем?» Все такие мысли крепко осадили мою голову, и
я, встревоженный и огорченный до глубины души, сидел молча, предаваясь печальным картинам моего горячего воображения, которое разыгрывалось у
меня час от часу более.
Я подумал, что дедушка умер; пораженный и испуганный этой мыслью,
я сам не помню,
как очутился в комнате своих двоюродных сестриц,
как взлез на тетушкину кровать и забился в угол за подушки.
Вдруг
мне послышался издали сначала плач;
я подумал, что это
мне почудилось… но плач перешел в вопль, стон, визг…
я не в силах был более выдерживать, раскрыл одеяло и принялся кричать так громко,
как мог, сестрица проснулась и принялась также кричать.
Я думал только уже об одном: о свидании с милой сестрицей и о том,
как буду
я читать ей арабские сказки и рассказывать об Иване Борисыче.
Я начинал уже считать себя выходящим из ребячьего возраста: чтение книг, разговоры с матерью о предметах недетских, ее доверенность ко
мне, ее слова, питавшие мое самолюбие: «Ты уже не маленький, ты все понимаешь;
как ты об этом
думаешь, друг мой?» — и тому подобные выражения, которыми мать, в порывах нежности, уравнивала наши возрасты, обманывая самое себя, — эти слова возгордили
меня, и
я начинал свысока посматривать на окружающих
меня людей.
Я подумал, что мать ни за что
меня не отпустит, и так, только для пробы, спросил весьма нетвердым голосом: «Не позволите ли, маменька, и
мне поехать за груздями?» К удивлению моему, мать сейчас согласилась и выразительным голосом сказала
мне: «Только с тем, чтоб ты в лесу ни на шаг не отставал от отца, а то, пожалуй,
как займутся груздями, то тебя потеряют».
Отчаянный крик испуганной старухи, у которой свалился платок и волосник с головы и седые косы растрепались по плечам, поднял из-за карт всех гостей, и долго общий хохот раздавался по всему дому; но
мне жалко было бедной Дарьи Васильевны, хотя
я думал в то же время о том,
какой бы чудесный рыцарь вышел из Карамзина, если б надеть на него латы и шлем и дать ему в руки щит и копье.
Как ни любопытна была для
меня эта новость, но
я думал только об одном: что мы, того и гляди, провалимся и нырнем под лед.
Вот и собирается тот купец по своим торговым делам за море, за тридевять земель, в тридевятое царство, в тридесятое государство, и говорит он своим любезным дочерям: «Дочери мои милые, дочери мои хорошие, дочери мои пригожие, еду
я по своим купецкиим делам за тридевять земель, в тридевятое царство, тридесятое государство, и мало ли, много ли времени проезжу — не ведаю, и наказываю
я вам жить без
меня честно и смирно; и коли вы будете жить без
меня честно и смирно, то привезу вам такие гостинцы,
каких вы сами похочете, и даю
я вам сроку
думать на три дня, и тогда вы
мне скажете,
каких гостинцев вам хочется».
Мало ли, много ли времени он
думал, доподлинно сказать не могу; надумавшись, он целует, ласкает, приголубливает свою меньшую дочь любимую и говорит таковые слова: «Ну, задала ты
мне работу потяжеле сестриных: коли знаешь, что искать, то
как не сыскать, а
как найти то, чего сам не знаешь?
Старшим дочерям гостинцы
я сыскал, а меньшой дочери гостинца отыскать не мог; увидел
я такой гостинец у тебя в саду, аленькой цветочик,
какого краше нет на белом свете, и
подумал я, что такому хозяину богатому, богатому, славному и могучему, не будет жалко цветочка аленького, о
каком просила моя меньшая дочь любимая.
Подивилася она такому чуду чудному, диву дивному, порадовалась своему цветочку аленькому, заветному и пошла назад в палаты свои дворцовые; и в одной из них стоит стол накрыт, и только она
подумала: «Видно, зверь лесной, чудо морское на
меня не гневается, и будет он ко
мне господин милостивый», —
как на белой мраморной стене появилися словеса огненные: «Не господин
я твой, а послушный раб.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна.
Я думаю, с
каким там вкусом и великолепием даются балы!
«Ах, боже мой!» —
думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот
какое счастие Анне Андреевне!» «Ну, —
думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «
Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! —
думаю себе.
Городничий.
Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право,
как подумаешь, Анна Андреевна,
какие мы с тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же
я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он
думает, что,
как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже. Вот новости!