Со временем культурная жизнь русского зарубежья утратила былую активность, возникли сомнения в жизнеспособности
эмигрантской литературы.
По этой, а не по иной причине
эмигрантской литературы не существует.
Интерес вызывает
эмигрантская литература.
Наконец, рамочный ритм у поэтов с необследованной эволюцией сосредоточен исключительно в
эмигрантской литературе: из 13 порций их текста 6 имеют рамочный ритм.
Хотя советские историки и не пришли ни к каким результатам, их работы были замечательны уже тем, что знакомили читателей с недоступной им
эмигрантской литературой.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: черногорка — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Кто верит в непогрешимость времени и его суда, пусть считает, что единственно правильное отношение к
эмигрантской литературе установится у наших внуков и правнуков.
Иначе как с заведомым желанием признать чёрное белым, а белое чёрным, нельзя утверждать, что
эмигрантская литература не дала произведений ценных по своим художественным достоинствам.
Нельзя не заметить, что в этот период наблюдается определённый перекос в изобличении красного террора, обусловленные в значительной степени влиянием
эмигрантской литературы.
Было бы странно, если бы в
эмигрантской литературе безмятежное спокойствие оказалось одной из основных черт.
Являясь своеобразными манифестами, направленными против большевистского террора, они определяли основные черты, свойственные в той или иной степени всей последующей
эмигрантской литературе.
В этой вступительной статье я занят общими настроениями, отражёнными в
эмигрантской литературе, и лишь в этой плоскости коснулся их.
Статьи, входящие в эту книгу, не представляют собой сколько-нибудь полного обзора
эмигрантской литературы.
Тем самым усиливалась роль
эмигрантской литературы, которая в двадцатые годы уделяла гораздо большее внимание анализу красного террора.
Он считал существование молодой
эмигрантской литературы в новоевропейских исторических условиях невозможным, но только потому, что творчество – это утверждение, а человеку без родины и без будущего утверждать нечего.
Но я-то писал об
эмигрантской литературе и точно знал, что эмиграция – не выигрыш, а обмен одной потери на другую.
За последние тридцать лет было очень много споров об
эмигрантской литературе: пора бы, кажется, и подвести итоги.
К этому же периоду принадлежат произведения «К жилищному вопросу» (1872-73), «Об авторитете» (1873), «Бакунисты за работой» (1873), «
Эмигрантская литература» (1874–1875) и др.
Различают три периода (три волны) русской
эмигрантской литературы.
Свидетельством этого освобождения и транслятором либеральной мысли стали толстые литературные журналы: художественные разделы были полны републикаций из
эмигрантской литературы, литературы метрополии, вынутой из-под спуда.
Эмигрантский критик смотрит на
эмигрантскую литературу изнутри, а российскую видит глазами постороннего, и в обоих случаях его взгляд может быть ценен.
Но ведь это звериное, волчье рассуждение, – и не то, чтобы
эмигрантская литература на него возражала, нет, она его перечёркивает, она его уничтожает, она противопоставляет трепещущую жизнью истину идеологическим схемам и бездушной статистике.
Так и вышел том энциклопедии без статьи «
Эмигрантская литература».
Позже, когда я решил излечиться от одержимости своими корнями (корни изгнанников слишком глубоко врастают в их “я”), я стал изучать
эмигрантскую литературу именно для того, чтобы не попасть в капкан всепоглощающей и навязчивой ностальгии.
То же происходит и с культурой русского зарубежья, с которой «снимается» её идеологическое звучание – как культуры несоветской или антисоветской: например,
эмигрантская литература осваивается как постсоветская и действительно становится одной из составных частей постсоветской литературы и культуры в целом.
Чтобы быть объективным, этот талантливый автор ознакомился с программными статьями русских анархистов, в том числе и с нечаевским «Катехизисом революционера», который он считал бакунинским и полностью разместил в своей работе «
Эмигрантская литература».
До конца 80-х думать было нечего издать это сочинение «разочаровавшего революционера и бывшего марксиста», а потом стремительное время поскакало такими темпами, что стало уже чуть ли не поздно: читательский интерес переместился в иные сферы – от русской
эмигрантской литературы и религиозной философии до запоздало хлынувшего на книжный рынок отечественного постмодернизма.
Упрёк, который делается и до сих пор, – упрёк несколько иного рода: да, – нередко читаем и слышим мы, – да, в эмиграции вышло много прекрасных книг, однако, в целом
эмигрантская литература оказалась не на высоте.
Знаменитый спор о возможности творчества и преемственности литературных поколений в эмиграции разошёлся по двум основным направлениям мысли: одни считали, что литература возможна только в родной языковой среде, поэтому
эмигрантской литературы как самостоятельного явления быть не может; другие – что литература возможна только в условиях творческой свободы, поэтому только в эмиграции русская литература может и должна сохраниться.
Вспоминая всё, что было об
эмигрантской литературе сказано, вдумываясь в разноречивые оценки, отзывы или даже пророчества, приходишь к убеждению, что удавалось добиться стройности в этой области преимущественно тем, кто вопрос упрощал.
Русская
эмигрантская литература есть по преимуществу литература мемуаров и человеческих документов.
Эмигрантская литература не дала ни одного крупного произведения.
Впрочем, именно в «созвучности» (отзывчивости, диалогичности, неавторитарности) нового литературного течения кроется его невероятная популярность в среде молодой
эмигрантской литературы.
Думаю, что резюмировать этот сложный, смутный, наполовину безотчётный и ускользающий от точных определений процесс можно было бы, сказав, что
эмигрантская литература сделала своё дело потому, что осталась литературой христианской.
Можно сказать, что феномен «незамеченного поколения» в русской
эмигрантской литературе явился аналогом европейского «потерянного поколения», и в последние десятилетия он активно и плодотворно изучается отечественными и зарубежными учёными.
Тот же мотив и в «Довлатове»: «У
эмигрантской литературы нет своей темы, но есть своё место – на полях чужой действительности».
Особую часть
эмигрантской литературы составляет творчество писателей, которых до сих пор иногда называют «молодыми».
Коротко коснусь
эмигрантской литературы – только двух авторов, оказавшихся в изгнании.