– Я очень горжусь тем, что у меня постоянные контакты с деятелями
советской культуры.
Современная историография истории
советской культуры, школы и педагогики также крайне фрагментарно и поверхностно касается темы участия школы в антирелигиозном наступлении 1929–1932 гг.
Этот печальный триумвират оказал огромное влияние на всё дальнейшее развитие
советской культуры.
У русского же населения русская и
советская культура стали почти синонимами.
Так, одной из дискурсивных особенностей
советской культуры я склонен считать всепронизывающий дидактизм, обнаруживающий себя на разных уровнях самоописания советского общества.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: выжинать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Он очерчивает границы общераспространённого языка
советской культуры именно тем, что его персонажи приходят к иному видению в качестве простых людей, живущих повседневной жизнью.
Не цензура определяла характер
советской культуры после 1936 г., а более общая и намного более сложная концепция социалистического шедевра.
Почему до сих пор в “академических кругах” считается зазорным и ненаучным, когда авторы диссертаций пытаются избрать темами своих работ явления
советской культуры?
Именно этот комплекс лёг в основу творчества поэта, решительно прокладывающего себе путь сквозь суровый и изменчивый ландшафт
советской культуры, и как её строитель, и как жертва.
Была проведена реформа в области культуры и искусства, расценивавшееся как орудие пропаганды и идеологии, которая была нацелена на создание новой
советской культуры и идентичности.
Один из основоположников
советской культуры.
Это был неоценимый вклад в молодую
советскую культуру.
Более реалистичной в этой ситуации мне представляется такая фокусировка исследовательского внимания, при которой (а) заведомо сфальсифицированные, (b) гипотетически «фольклорные» и (c) литературно «фольклоризованные» тексты cоветской культуры рассматриваются в ряду (само)репрезентативных практик
советской культуры.
Интерпретации этих архетипов можно встретить в любом образце
советской культуры, у которой имелась магистральная задача – и это не скрывали её идеологи – изменить к лучшему мир и человека, усовершенствовать реальность.
Культурные реформы были направлены на становление
советской культуры и искусства.
Архитектура вновь признана искусством, архитектурный образ «так же входит важной составной частью в понятие
советской культуры, как и художественные образы литературы, музыки, живописи и других искусств».
Говоря конкретнее, побудительным мотивом для создателей фильмов, которые я анализирую, было стремление исследовать и оживить пространственный опыт, подняв таким образом вопросы идеологии, социального прогресса и субъектности, крайне актуальные для послесталинской
советской культуры.
Новые технологии расширяли возможности кинематографического реализма (что особенно актуально в контексте
советской культуры с её давней озабоченностью проблемой реалистического изображения), который работал не только на то, чтобы повысить эффект реальности показываемого на экране, но ещё и сделать это, определённым образом имитируя условия восприятия, характерные для настоящей жизни.
Таким образом, при оценке феномена
советской культуры речь следует вести о более сложном явлении, чем противостояние конформизма и нонконформизма.
Уже сложены в либеральном стане речи о великой
советской культуре, великом советском кинематографе, великой советской музыке.
Одновременно на местном уровне пограничник играл роль носителя
советской культуры, старшего брата, всегда готового просвещать и помогать.
Формирование
советской культуры было непосредственно связано с ключевыми экономическими и политическими механизмами советской системы, запущенными в межвоенное время.
Таким образом, передвижники и их картины со второй половины 1930-х годов стали повседневным элементом массовой
советской культуры.
Поэтому довоенная
советская культура ещё во многом сохраняла интернационалистский характер.
Советская культура сталинского времени по-бюрократически поклонялась слову, придавала ему чуть ли не сакральный смысл.
На сегодняшний день не возникает сомнений в необходимости преодолеть стагнацию в изучении официальной
советской культуры сталинизма, которая возникла в гуманитарной науке в связи с появлением в начале 2000‐х годов работ, монополизировавших эту область культурной истории.
Предвосхищая многие коллизии ранней
советской культуры, немалая часть таких рабочих-интеллигентов – членов образовательных обществ и профсоюзов, участников рабочих театральных кружков и пролетарских культурных групп – искала самоутверждения и пыталась усвоить традиционную высокую культуру.
– Я человек, воспитанный в рамках
советской культуры.
Важнейшей и неотъемлемой частью
советской культуры являются литература и искусство.
Паперный делит
советскую культуру на два типа: сталинский и post-сталинский период.
Донести до масс установку партии должны были лучшие мастера
советской культуры.
Однако, несмотря на укрепившееся в гуманитарной среде и в известной степени поддержанное хрущевским докладом 1956 года ощущение относительной свободы слова в исследовании литературного процесса сталинской эпохи, многие литературоведы и историки, вопреки открывшимся перед ними возможностям, обратились к хронологически более раннему периоду
советской культуры – к 1920‐м годам.
За 10 лет с заводов поуходили и поумирали старые мастера, носители ещё
советской культуры производства.
Не были забыты и достижения
советской культуры.
Всё это постепенно вступало в противоречие с привычным для нас тезисом о единой
советской культуре, и противоречие это заставляло невольно задуматься – что я для этой культуры, для этой части человечества, которая, как крепкий остов скального дворца, живёт своей памятью, взирая на настоящее с большой насторожённостью и недоверием.
После десятилетий исторических поражений и турбулентности наступил мир, впервые забрезжил «период счастья», а «гармония» и «бесконфликтность» стали определяющими чертами
советской культуры.
Через двадцать лет после 1917 года
советская культура и идеология оказались разделены между конкурирующими стратегиями по отношению к внешнему миру: с точки зрения одной заграница представала в первую очередь как источник беспорядка, шпионажа и декаданса; вторая состояла в оптимистическом стремлении привлечь потенциальных западных союзников к следованию общей цели.
Эти дихотомии настолько просты, что на них не следовало бы специально останавливаться, если бы не присутствие в
советской культуре достаточно обширной и мощной группы в, смешивающей безукоризненную симметричность всей конструкции.
То, что герои – юные музыканты, тоже в духе времени: тридцатые поклонялись творческой одарённости, а главным продуктом
советской культуры стал вундеркинд.
Если до войны
советская культура была занята доказательством своей революционности и новизны, то теперь, напротив, – своей древности и «первородства».
Паперный, толерантное отношение
советской культуры к определённого рода победоносной версии прошлого сосуществовало с презрением революционеров ко всему, кроме будущего [Паперный 2006].
Рассмотрение масштаба и способов взаимодействия (и порой противостояния) радикальных эстетических и теоретических практик, характерных для украинской и русской
советской культуры 1920‐х годов, позволит существенно дополнить картину бурного развития украинской культурной истории этого десятилетия, историю драмы национального возрождения под властью империи уже совсем нового типа – советской.
Для послевоенной
советской культуры антисоветская кампания в западной прессе стала важной точкой отталкивания в конструировании собственной идентичности.
Помимо этого, дискуссии являются яркой иллюстрацией одновременного присутствия и развёртывания в украинской
советской культуре 1920‐х годов сразу нескольких дискурсов – национального, марксистского, антиколониального, раннесоветского.
Не стану рассматривать всё её перипетии, выделю лишь роль «полпредов
советской культуры», игравших в идеологическом «дискурсе» немаловажную роль.
Она умерла рано, до перестройки не дожила и не являлась свидетельницей разрушения
советской культуры.
Была очень занятная тенденция – в официальной печати публиковались разоблачения литературных и творческих псевдонимов; чуть ли не весь цвет
советской культуры оказался этническими евреями.
В ней утверждается, что, вопреки расхожему мнению, смысловым центром постановления была не борьба с модернистской музыкой, а проект создания новой советской классики, которая должна была стать выражением мирового превосходства
советской культуры.
Красноречивое свидетельство присущих
советской культуре представлений о деньгах, нравственности и труде!