Хроники изданы в старых или новых, но прекрасно выполненных переводах, что значительно облегчает работу
российских историков.
Большинство
российских историков и исследователей сходятся на том, что девочка появилась на свет вне законного брака.
Особое внимание
российских историков сейчас вызывает и цивилизационный подход, позволяющий выявить самоценность нашего общества, его место в мировой истории и культуре.
Самые интересные сведения современные молодые
российские историки находят в архивах.
Можно обложиться книгами выдающихся
российских историков и, перелистывая увесистые книжные тома, страницу за страницей, познать с древнейших времён и до сегодняшних дней разное по наполненности, прошлое нашей страны.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: каротидный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Определённый вклад в изучение теоретического наследия британской социальной антропологии внесли
российские историки, философы, социологи, логики и специалисты в других областях обществознания, хотя среди их работ нет крупных трудов, специально посвящённых этой научной дисциплине.
Но, если
российские историки могли почти одновременно и предлагать новые концепции, модели, и прибегать к «простой реконструкции прошлого», то их украинские коллеги, если придерживаться подобной терминологии, должны были заняться «конструированием».
Историю татар
российские историки всегда излагали тенденциозно и неполно, с явными признаками необъективности и конъюнктурности.
Помимо вышеуказанных работ, проблема украинизации нашла отражение во многих трудах
российских историков, так или иначе затрагивающих события первых десятилетий советской власти.
Это неоднократно отмечали
российские историки и историки других стран.
Странно выглядит поведение последующих поколений
российских историков XIX–XXI веков.
Тем более, что российские юристы не располагают для этого реальными и обоснованными аргументами, а ведущие
российские историки в области катынской проблемы, как правило, отстаивают польскую точку зрения.
При этом надо отметить, что в настоящее время
российские историки всё чаще обращаются к дореволюционным традициям.
Дореволюционные
российские историки уделяли значительное внимание вопросам степного пограничья.
Современная версия монголо-татарского ига создана в XVIII в. усилиями
российских историков немецкого происхождения – Миллера, Байера, Шлецера и др.
Но снова у советских, а теперь и у
российских историков имеется прекрасный выход.
За последние два десятилетия
российские историки сделали немало шагов в этом направлении.
Прошло 200–250 лет со времени появления подобных версий; исследователями последующих поколений, казалось бы, опровергнуты многие суждения, высказанные на заре становления исторической науки, причём к мнениям
российских историков присоединились и зарубежные исследователи, однако «традиции» оказались хоть и неисторичными, но живучими.
История британских политических партий и течений в последние десятилетия была предметом исследования
российских историков.
Но одновременно тут кроется и другой парадокс. Ведь почти никто из официальных
российских историков не использует этот документ в своих исторических работах!
Поэтому давайте посмотрим, что же обозначает сам термин «военная демократия», откуда он взялся и почему получил такое широкое распространение в среде именно
российских историков.
Позднее один
российский историк заметил об эвакуации: «Всё это пришлось решать уже в ходе начавшейся войны, зачастую в спешке, а порой и без учёта конкретной обстановки, что не могло не иметь отрицательных последствий».
Это был выдающийся общественный деятель, крупный московский предприниматель, известный
российский историк, меценат и благотворитель.
У
российских историков спецслужб на этот счёт собственное мнение.
Увы, на этот главный фундаментальный факт с точки зрения психологии и менталитета кочевников
российские историки обращают мало внимания.
Генерализующая парадигма исторической науки XIX–XX вв. позволяла
российским историкам обходиться простым пересказом любого сложносоставного нарратива.
Значительное внимание к изучению древнегреческой религии уделялось также со стороны
российских историков.
Примечательно то, что столь высокого признания
российские историки добились за невероятно короткий отрезок времени.
Эта часть работы опирается как на достижения
российских историков, так и на собственный исследовательский опыт и разыскания авторов.
Наибольшее число приверженцев среди
российских историков приобрела тоталитарная концепция, подразумевавшая отрицание принципиальной разницы между политическими системами 1920-х и 1930-х гг.
Принципиальное отличие обозначенного подхода от теоретических изысканий и выводов
российских историков обнаруживается сразу и достаточно выпукло.
Вопрос происхождения и особенного значения института посольских даров среди
российских историков издавна является объектом серьёзных споров.
Получив более широкий доступ к архивным материалам, используя новые методологические подходы,
российские историки подготовили целый ряд работ, в которых достаточно полно и объективно анализируются взаимосвязи между правящей коммунистической партией как организатором репрессивной политики и органами безопасности – исполнителями (а порой и инициаторами) акций по репрессированию граждан, депортации целых социальных и национальных групп населения и т. п.
Некоторые современные
российские историки отмахиваются от этого важного преимущества: мол, прицельная стрельба неуправляемыми «эрэсами» не представлялась возможной, процент попаданий был ничтожным, подвешенные ракеты снижали скорость и т. д., и т. п.
Источниковая база мировой наполеонианы безбрежна и, естественно, используется различными авторами в разной мере, причём
российские историки меньше, чем следовало бы, используют французские источники, а труды французских историков страдают недооценкой, а то и попросту игнорированием российских источников.
Все эти книги составлены и написаны
российскими историками и, конечно, в контексте «общесоюзной» тематики.
Когда
российские историки искусства в начале 1890‐х решили, что многие древние иконы – предметы искусства, они столкнулись с ожесточённым сопротивлением со стороны их номинального владельца, Православной церкви, которая не соглашалась с требованиями искусствоведов перенести иконы из церквей в публичные музеи.
По расчётам
российских историков, погибло около 300 тыс. венгерских солдат, а общие безвозвратные потери венгерской армии составили около 1 млн. человек.
На фоне всего этого творения
российских историков выглядят невинной шалостью.
Кто из советских, а ныне
российских историков не пытался добраться до корней взаимоотношений этих двух исторических фигур!
Но ни российские прокуроры, ни
российские историки пальцем не пошевелили для перевода опубликованных отчётов на русский язык с целью ввода их в нормальный научный и юридический оборот.
Одним словом, фронт работ для
российских историков огромный.
Все советские и многие современные
российские историки оценивают эти количества как совершенно недостаточные.
Современные
российские историки власовской армии старательно пытаются это опровергнуть.
Российские историки смотрели на эти псевдоисторические поиски национальной идентификации свысока.