Однако большое число исследователей говорят о транснационализме как о принципиально новом феномене, в частности, считая его продуктом
позднего капитализма.
Ведь телевидение само по себе является продуктом
позднего капитализма и как таковое должно рассматриваться в контексте продвижения культуры консюмеризма.
Поздний капитализм с его переходом от свободной конкуренции к монополии создал условия, в которых большинство человечества лишено всякого подобия самостоятельной деятельности.
И разве не пронизан мир
позднего капитализма невротическим страхом перед упущенными или неиспользованными возможностями, страхом, из-за которого человек вновь и вновь попадает под власть императивов этого мира вместо того, чтобы сказать им «нет»?
Система
позднего капитализма в столь значительной степени определена сохраняющей лояльность масс наёмного труда политикой возмещения ущерба, т. е. политикой предотвращения конфликтов, что конфликт, как и прежде встроенный в саму структуру общества вместе с частно-экономическим приращением капитала, превращается в конфликт, который с довольно большой долей вероятности остаётся латентным.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: тассовец — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Последнее особенно актуально сегодня ввиду общей антидемократической направленности многих структурных изменений
позднего капитализма, антимодерновые последствия которых могут быть выражены формулой «модернизация без модерна» или «либерализм против демократии».
При этом макроистория сводится к последовательности формаций – доиндустриальное общество, постиндустриальное общество, общество
позднего капитализма, общество постсоциализма и т. д. – и ориентировано в той или иной степени на эволюционную модель.
У раннего и
позднего капитализма поразительно много сходных признаков.
Это противоречие
позднего капитализма было решено за счёт одновременного распространения двух идеологий – неолиберализма и постмодернизма.
Японские производители и потребители из обычных законодателей моды превратились в предвестников всех причудливостей нашей жизни эпохи
позднего капитализма.
Решаюсь заговорить с одним посетителем о вакцинации, с другим – о
позднем капитализме.
Это позволяет, а скорее, вынуждает, говорить о современном,
позднем капитализме как о испорченном капитализме[5], который ведёт общественное развитие к историческому краху современного социума и его идей, к гибели заходящего в тупик последовательного восходящего исторического развития человечества.
Дискуссия об исчерпанности возможностей капиталистического метанарратива и легитимировавших его концепций «технологического мистицизма» (объединявших «эстетический проект» с «виртуальной реальностью»
позднего капитализма) породила волну нового критического переосмысления феномена эстетического.
Но уже сегодня, анализируя пределы «царства необходимости», противоречия его высшей ступени (
позднего капитализма), характерные для нынешних переходных форм ростки будущего, достижения и ошибки (преступления?) мутантного социализма, – обобщая всё это, мы можем сформулировать известный творческим марксистам закон-тенденцию возвышения свободы – нелинейного прогресса материальных, культурных и социально-творческих предпосылок «царства свободы» – и прогнозировать реально видимые черты будущего «царства свободы».
В условиях
позднего капитализма главной производительной силой стали работники умственного труда.
Социально-исторически постмодерн – это «культурная логика
позднего капитализма».
При
позднем капитализме, в котором по определению нет места для «аутентичности», поддержанию мифологии аутентичности уделяется огромное внимание.
В «обществе достижений», которое на самом деле существует по законам современного неолиберализма (или
позднего капитализма, или неолиберального капитализма) есть лишь позитив(ность).
Ещё менее приемлемо для прояснения происшедшего говорить о «фашизме» как самой крайней форме «
позднего капитализма».
И никогда прежде присущий
позднему капитализму «бизнес-как-обычно» не оказывался в состоянии такой неопределённости.
В течение десятилетия, предшествовавшего падению коммунизма в 1989 году, последние марксисты, остававшиеся в мире, воображали, что они живут в эпоху «
позднего капитализма».
Западные критики историцизма, опирающиеся на характеристики «
позднего капитализма», упускают из виду глубокие связи, скрепляющие историцизм как образ мышления и формирование политической модерности в бывших европейских колониях.
Новых воинствующих активистов клеймили как анархистов, нигилистов, красных фашистов, нацистов и (намного более обоснованно) как «луддитов», а студенты отвечали столь же бессодержательными ярлыками – «полицейское государство» или «скрытый фашизм
позднего капитализма» и (намного более обоснованно) «общество потребления».
Это позволяет охарактеризовать его экономическую модель уже не как
поздний капитализм, но как денежный феодализм, и всё это, безусловно, свидетельствует о глубочайшем кризисе либеральной теории.