Для человека, который уже всю свою жизнь подчинил
законам разума, решение главных для него вопросов судьбы, счастья, свободы на основе мифологических образов представлялось неубедительным.
Разум и
законы разума существуют только в движении, а движение в субъекте – это свобода.
Противоположные явления дня и ночи, солнца и тени, жара и холода, жизни и смерти присвоил он и духовному миру своих религиозных понятий; но в то же время он понял, что при видимой взаимной борьбе этих враждебных начал добра и зла они уничтожаются в гармонии жизни, что в вечных
законах разума относительные понятия добра и зла не существуют и что посему все жизненные силы природы имеют одинаковое право на его поклонение, на его страх и благодарность.
Мы хотели бы жить в мире упорядоченном, подчиняющемся
законам разума; при этом мы чувствуем, что окружены тёмными силами и неясными страстями.
Но мы знаем: для того, чтобы существовать – продолжая, конечно, подчиняться основным
законам разума, – им не придётся отказываться от своей оригинальности или её стыдиться.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: безыскровый — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Мир должен соответствовать простым и ясным
законам разума.
И в самом деле, проповедует ли интеллектуал идею порядка и заодно идею власти или идею её эстетического представления; хочется ли ему приобщиться к динамизму мира, т. е. испытать чувство единства с некой непреодолимой, фатальной силой, стать чистой волей, чистым действием, чуждыми какого бы то ни было рефлексивного состояния, которое вредило бы этой чистоте; принимает ли он софизмы какой‐либо политической партии и соглашается быть её интеллектуальным знаменем, испытывая таким образом наслаждение от того, что он играет какую‐то роль в общественной жизни и вызывает восторг масс; хочется ли ему только действия, боевой позиции в сегодняшней битве, воинственного состояния духа или исключительно любви, щедрого излияния сердца, отмены суровых
законов разума; отрицает ли он совершенно очевидные, но беспокоящие народы противоречия и тем самым сближается в своих эмоциях с демагогом – как бы то ни было, интеллектуал погружается в чувство и порывает с духовным аскетизмом, составляющим его закон.
Примеры подобного почитания
законов разума во множестве можно найти в истории западной культуры; особенно ярко это проявляется в средневековой схоластике, где разум являлся основным судьёй в богословских спорах.
Начать с того, что все они апеллировали к универсальному и единственно верному, с их точки зрения, мировому порядку – прообразу универсальных
законов разума.
Существует непреложный
закон разума – мы приумножаем то, что восхваляем. Всё творение отвечает на хвалу и радуется.
Но не думайте, что всё это хоть на йоту изменит
закон разума и справедливости.
Это учение предполагает непреложность
законов разума и духа.
Ведь гибель и возрождение проявляются в постоянстве
законов разума, и когда инь находится на положении власти, это чрезвычайные обстоятельства, которые следует учитывать.
И человек может уничтожить того, кто с ним воюет или проявляет враждебность по отношению к нему и является угрозой для его существования, по той же причине, по которой он может убить волкаили льва;ведь люди эти не связаны узами общего
закона разума, ими руководят только сила и насилие, и, следовательно, их можно рассматривать как хищных зверей, как опасных и вредных существ, которые несомненно уничтожат человека, как только он окажется в их власти.
Всё в человеке подчинялось
законам разума, а индивидуальное, личное, частное отметалось.
Я называю трансцендентальными
законами разума неизменные направления действия разума, определённые в простом субъекте, или законы, с которыми этот субъект связан в тех переживаниях, посредством которых внутренний опыт, в той мере, в какой он зависит только от субъекта, становится реальным.
Только тогда, когда жизнь человека будет руководствоваться
законами разума и духовного развития, человек перестанет быть животным.
Но вдруг обнаружилось, что априорный моральный
закон разума обладает свойствами и априорности, и всеобщности.
Однако искусство, по мнению теоретиков классицизма, должно было “подражать природе”, т. е. воспроизводить действительность лишь в той мере, в какой она сама соответствовала
законам разума.
Все императивы выражены через долженствование и этим показывают отношение объективного
закона разума к такой воле, которая по своему субъективному характеру не определяется этим с необходимостью (принуждение).
Если реализм не рассматривает реальность как определяемую необходимостью разума, а приписывает ей абсолютное существование в сфере, выходящей за пределы всякой необходимости разума, и при этом хочет предъявить претензии к разуму за такой подход и такое указание, т.е. закрепить место предполагаемой абсолютности и неразумности, т.е. абсолютной неразумности, в сфере
закона разума, то он сам не знает, чего хочет.
Эмпирический законодатель требует соответствия действий действующим законам, философ – соответствия мотивов действий
законам разума.
Ведь они демонстрируют высшую цель, которую практический
закон разума должен предполагать в качестве своего дополнения, чтобы не потерять свою силу.
Поэтому власть, которую в строгом нравственном
законе разум имеет над чувственностью, следует понимать не столько как прекрасную, сколько как возвышенную по своему воздействию на чувства.
И благо это может быть достигнуто подчинением животного в человеке
закону разума.
Кстати, многие вещи могут быть предметом действительного опыта, не определяясь специальными эмпирическими законами: удельные веса химических элементов, число и строение зубов и пальцев четвероногих, число тычинок в цветках растений, число планет и число лун, прикреплённых к планетам; в некоторых случаях вместо законов найдены правила, в других даже их нет; но и это всё должно быть подчинено априорным
законам разума.
Законы разума здесь не имели силы, и над всем стояла природа, вознаграждая сильных.
Мы видим, если понятие эффективности толковать широким образом, то оно не противостоит существу научных исследований и автономии, понятой как следование
закону разума и включающейся в существо определения науки и образования с XVIII–XIX веков.
Этот смысл имело утверждение, что «все правовые положения суть априорные положения, так как они суть
законы разума».
Работа происходит по естественным законам; все естественные законы, однако, являются
законами разума, то есть законами, которые определяются необходимостью разума.
Но положим, однако, Бокль прав, утверждая, что в истории человечества
законы разума восторжествуют, наконец, над законами физическими и нравственными.
Если же
закон разума состоит, по автору, именно в том, чтобы жить для всего мира, для блага той жизни, которая не в моей личности, но вне нас – то каким же образом может случиться, чтобы господствующим началом в жизни оказывалось зло, чтобы вся та жизнь вооружилась на праведника?
Весь перечень этих прав, по мысли представителей юснатурализма, можно было прямо вывести из человеческого разума, и он имел исчерпывающий, постоянный и неизменный характер, как постоянны и неизменны
законы разума.
Пусть внешность и аппетитные формы твердили об обратном, поведение противоречило
законам разума.
Созидательный
закон разума (подсознания) сделает всё за вас.
Существенное в нём – не отдельность, но следование всеобщему
закону разума.
Выдвигаются требования (идеи) нового права, «отвечающего
законам разума».
– Однако если определяющие основания каузальности по понятию свободы (и по практическому правилу, которое в нём содержится) не присутствуют в природе и чувственное не может определять сверхчувственное в субъекте, то обратное возможно (правда, не в познании природы, а по следствиям воздействия первого на вторую) и уже содержится в понятии каузальности посредством свободы, действие которой в мире должно происходить в соответствии с её формальными законами; хотя слово «причина» в применении к сверхчувственному означает лишь основание для определения каузальности вещей природы к действию согласно их собственным природным законам, но вместе с тем и в соответствии с формальным принципом
законов разума; возможность этого, правда, не установлена, но упрёк в заключённом здесь мнимом противоречии может быть достаточно убедительно опровергнут.
Нетрудно предположить, что подобная интерпретация идеи свободной воли и новое понимание потенциальных возможностей человека немыслимы без признания той аксиомы, что мир, или мировой закон, управляющий вселенной, не только может быть познан человеком на основе
законов разума, но и может быть изменён им в соответствии с ними.
Какая-то непознанная, ускользающая от
законов разума глубина раскрылась вдруг и в отношениях между людьми, и в душе каждого человека.
Насколько ей известно, нет ни одной книги, посвящённой психопатологии не с точки зрения студента, а с точки зрения пациента, которому необходимы элементарные знания
законов разума, чтобы он мог думать гигиенически.
Но я разглядел в научной фантастике то, что вижу и сейчас: среду, в которой – разумеется, повинуясь
законам разума и эволюционному принципу – может раскрыться в полную силу человеческое воображение.
Во всех объяснениях этой причины, которые до сих пор давала философия, инстинкт удовольствия и
закон разума более или менее явно фигурируют как существенные характеристики этой причины.
Я не хочу утверждать здесь, что, как я надеюсь, смогу строго доказать в другой раз, что во всех этих объяснениях идея нравственности становится неверной из-за по существу излишней характеристики инстинкта удовольствия и по существу неполной характеристики
закона разума; но это не может и не должно остаться здесь неупомянутым, что взаимное отношение этих двух характеристик совершенно не определено даже среди тех философов, которые прямо заявляют о своей поддержке обеих характеристик, и что наши мыслящие моралисты в настоящее время менее чем когда-либо согласны по этому вопросу: подчиняется ли в моральном законодательстве инстинкт удовольствия разуму или последний первому?
Правда, не следует думать, будто эти вечные
законы разума можно прочесть в душе прямо, без всякого труда, подобно тому как читается эдикт претора на его таблице, но достаточно, если их можно открыть в нас, направив на это своё внимание, поводы к чему доставляют нам чувства.
Однако и здесь он вначале думает, по-видимому, о состоянии своего отечества, которое он хотел бы видеть избавленным от страданий насильственного свержения:
закон разума может допустить, чтобы «состояние публичного права, пораженного несправедливостью, сохранялось до тех пор, пока все либо созреет само собой, либо будет приближено к зрелости мирными средствами» для полного свержения; и таким образом государственная мудрость «в том состоянии, в котором находятся вещи сейчас, сделает реформы, соответствующие идеалу публичного права, своим долгом».
Последний оборот речи встречается почти в тех же словах в трактате «О моральной пользе эстетической морали»: «Моральность внутреннего действия покоится исключительно на прямом определении воли
законом разума» (XII 284).
Мы скорее находимся под дисциплиной разума и не должны ни забывать во всех наших максимах о подчинении ему, ни отступать от него, ни укорачивать авторитет
закона разума самолюбивым заблуждением, ставя основание нашей воли если и в соответствии с законом, то в чём ином, как не в самом законе и в уважении к этому закону.
Чистая воля желает бескорыстия не потому, что оно приобретает благосклонность и уважение, а потому, что это общее и необходимое содержание
закона разума, потому что это формально разумная вещь в жизни.
Такое действие есть действие ради формы
закона разума, автономное действие.