Этот
диагноз звучит так, будто в вашем бедном, дефектном позвоночнике есть огромный диск, который выпирает и сдавливает один из ваших нервов.
Диагноз прозвучал как гром среди ясного неба, без предупреждения, и что особенно нас шокировало – при отсутствии известных факторов риска.
Диагноз звучал как приговор – компрессионный перелом позвоночника в поясничном отделе и черепно-мозговая травма, около 10 локальных переломов.
Мой послеоперационный
диагноз звучал так: острый гангренозный аппендицит. Местный перитонит.
Диагноз прозвучал грозно: инфаркт!
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: доигрывание — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Но когда я вновь легла на кушетку,
диагноз прозвучал снова.
Тромбоцитопеническая пурпура –
диагноз прозвучал если не как приговор, то как новый вызов и испытание для родителей.
Этот
диагноз звучит так: «сахарный диабет 2-го типа».
Новый
диагноз звучал ещё ужаснее – бронхиальная астма.
– И что теперь нам делать? – спросила я.
Диагноз звучал не очень страшно.
Сейчас мне ясно, что мой
диагноз звучит как «обсессивно-компульсивное расстройство», и я знаю, что делать для избавления от подобных сложностей.
Диагноз звучал как приговор: анапластическая эпендимома головного мозга.
Предположительный
диагноз звучал просто и сложно одновременно: «синдром дефицита внимания и гиперактивности» или кратко «сдвг».
От сильных переживаний он тяжёло заболел, смертельный
диагноз звучал так: «рак».
Внутренний голос кричал, сердце давало нехорошие знаки, но вскоре данный
диагноз прозвучал из уст доктора, как приговор.
И этот
диагноз прозвучал как приговор, поскольку мне заявили, что этот недуг не лечится и я могу скоро ослепнуть.