В основе моего подхода к раннему русскому модернизму лежит
акт чтения символизма вкупе со всей материально-эстетической организацией и медиацией такого акта.
Акт чтения отделён от акта согласия временем нерешительности и отсрочки, каким бы коротким оно ни было.
Через жест текст передаётся в речь – однако это происходит в такой звуковой и ритмической организации, что в
акте чтения тело производит особого вида мимический мимесис.
Если вы читаете эту книгу при электрическом свете или с экрана компьютера, сам
акт чтения осуществляется при помощи электричества.
Во-первых, каким образом соотносятся установление буквального смысла слов и выражений, содержащихся в договоре (условно назовём этот
акт чтением договора), и собственно процесс его толкования, который предполагает применение специальных правил?
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: оригинальничанье — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Сформулированный подход даёт принципиальную возможность социологической интерпретации
акта чтения (т. е. воспроизведения смысловой структуры текста) как специфической формы социального взаимодействия.
Мы осознаём, что сам
акт чтения – уже акт интерпретации.
Ибо тактильные тексты, которые, как правило, опираются на текстурные метафоры в широком спектре их разновидностей, задействуют собственную предметность, чтобы в ходе осязательных экспериментов придать
акту чтения форму феноменологического приближения к телу текста.
Более трудной, но зато и более плодотворной задачей было бы показать взаимосвязь кажущихся техническими и второстепенными моментами характеристик коммуникативного посредника (универсализм письма, печати и чтения) с определениями реальности и их смысловыми детерминациями, обусловленными идеологией «культуры», и, далее, со всей совокупностью конвенциональных средств эстетической экспрессии (организацией времени, передачей пространственных форм, причинности, историчности, объективизма и т. п., определяющих, в конечном счёте, жанровые и стилистические особенности поэтики текста и характер его субъективного смыслового воспроизведения в
акте чтения, а не слушания или зрительного восприятия).
Философский труд не может излучать спонтанную, убедительную в своей непосредственности, ошеломительную силу истины, о которой так мечтали многие философы и которая якобы овладевает читателем вследствие одного только
акта чтения.
И именно это, как я смею утверждать, превращает такие
акты чтения в практику культуранализа.
В рамках эволюции способности нашего мозга к научению сам
акт чтения не является естественным, что имеет и поразительные, и трагические последствия для многих людей, особенно детей.
Читатель переживает
акт чтения как состояние непосредственного, физического включения в реальность.
Акты чтения и письма, иначе говоря, предъявляют друг другу не только рамки, но и стимулы к обновлению.
Но, прежде чем обратиться к этому философскому вопросу, давайте вернёмся к биологическому аспекту и глубже рассмотрим поведенческий
акт чтения.
Можно предположить, что решающую роль в системной перестройке литературных практик играет именно «аккумуляция индивидуальных
актов чтения и реакций на текст – по мере того как инновативное творческое усилие, вложенное в создание конкретного произведения, оказывается замечено и оценено всё большим числом участников конкретного литературного поля».
Плиний, изучавший сам процесс чтения и связи между писателем, который читает, и читателем, который пишет; шумерские писцы, которые наделяли
акт чтения политической силой; первые создатели книг, которые сочли чтение свитков (похожее на тот способ, что сегодня мы используем в наших компьютерах) слишком неуклюжим и ограничивающим и вместо этого дали нам возможность листать страницы и делать заметки на полях.
Так появилась персоналистическая теория мифопоэзиса как процесса создания мифа в актуальном
акте чтения.
Чтение эссе бесцельно и провоцирует бесцельность, полностью осуществляясь в самом
акте чтения – и в этом оно есть поступок.
Акт чтения – это, пожалуй, самое мощное «зеркало», в котором отражается поразительная способность человеческого мозга реорганизовываться с целью освоения новой интеллектуальной функции.
Потому что роман как жанровое единство создаётся только в
акте чтения, в диалогическом общении его автора, читателя и героя (-ев)15: с последними у автора-романиста складываются особые отношения «взаимозаменимости»16 или нераздельности-неслиянности.
Если читатель сильнее переживает свои собственные аффекты и перестаёт отдавать себе отчёт, какие объекты их вызвали, тем более акт перцепции становится беспредметным, отсылающим к самому себе, и
акт чтения приближается к полюсу боли.
Насколько отличается в таких условиях
акт чтения?
Я также не имела ни малейшего представления о необычайной сложности мозга, с которой связано чтение, и о том, как
акт чтения воплощает в себе, как никакая другая функция, чудодейственную способность мозга выходить за рамки его изначальных, генетически запрограммированных способностей, таких как зрение и язык.