Действительно, исследования типологии и топики русской агиографии, с учётом в том числе и речевого поведения персонажей, занимают в современной
медиевистике весьма важное место.
Отрицалась правомерность переноса понятийного аппарата западноевропейской
медиевистики на реалии русских средневековых институтов.
Как я попытаюсь показать в заключении очерка, самим хазароведам необходимо досконально изучать вековой опыт западной и восточной
медиевистики по проблеме города.
Только по
медиевистике выходит сейчас около 10000 статей ежегодно, не говоря уже о монографиях.
Поэтому комплексное исследование иллюстрированных агиографических памятников заполнило бы сегодня определённую лакуну в отечественной
медиевистике.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: ихтиорнис — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Хотя советской историографии и была чужда сама мысль о научной преемственности, тем не менее ещё многие десятилетия после революции, пока жили или имели возможность работать историки «старой формации», «традиция давала о себе знать, сказываясь в достаточно высоком профессионализме и общей культуре, в работах высокого научного уровня, в частности в области
медиевистики».
Разумеется, поиски сопряжения этих подходов с обновлением проблематики советской «неофициальной
медиевистики» были противоречивыми и остались незавершёнными.
Несколько поколений российских историков и учительства в конце XIX-начале XX века, будучи студентами, начинали знакомиться с актуальными проблемами европейской
медиевистики по его лекциям.
Круг развиваемых в лекциях идей – это суждения великого русского учёного по актуальным проблемам
медиевистики второй половины XIX века.
Когда в современный текст мы с ним включали древнерусские цитаты, он с удовольствием вспоминал счастливые деньки, безраздельно посвящённые
медиевистике.
Целью группы, которая плодотворно работает и сегодня, было не только догнать главного конкурента – сильно опережавшие российскую
медиевистику западноеропейские потестарные исследования, но и перенести на изучение властных – в том числе и придворных штудий ту научную стилистику, которая является характерной для традиций советской и российской исторической школы в целом.
Выше уже было отмечено, что как раз в середине XX в. в немецкой
медиевистике была предложена концепция, по-новому объяснявшая происхождение социального неравенства и властных институтов – теория «господства знати» (Adelsherrschaft).
Средневековая философия в наши дни вызывает большой интерес, о пренебрежении не может быть и речи, скорее, напротив:
медиевистика стала своего рода интеллектуальной модой.
В советской
медиевистике уже отмечалось, что понятие «феодальная земельная собственность» может быть употреблено в широком и узком смысле.
Занимательность интриги в том, что как только узкоспециальные знания
медиевистики попали в печать, они перестали быть только наукой о богослужебном пении.
Несмотря на то, что паломнические сочинения не были явлением собственно литературным, в
медиевистике неоднократно поднимался вопрос о хожениях как о произведениях художественной литературы.
По этой причине в англо- и франкоязычной
медиевистике, например, разделяют два понятия – знать и аристократия.
К слову, недаром в советской гуманитарной науке так расцвела
медиевистика, которая была областью, не только относительно автономной от идеологического диктата марксистско-ленинской историографии, но и психологически наиболее приближённой к предмету своего исследования.
Есть основания уже сейчас попытаться дать некоторую первоначальную сводку тех терминов и понятий, которые наиболее часто используются во всеобщей
медиевистике в целом и в кочевниковедении в частности или могут быть в ней использованы.
Таким образом, на данный момент в российской
медиевистике хорошо изучено военное и городское сословия, а вот проблема формирования церковного – почти не освещена.
Да и как бы я могла – скромная аспирантка, каких десятки, – решиться идти на конфликт с маститым профессором, маэстро
медиевистики, научными работами которого не устаёт восхищаться весь просвещённый мир!
Основоположник русской
медиевистики во многом определил доминанту научных устремлений молодого учёного.
А началось всё ранней осенью несколько лет назад, когда я, будучи студенткой выпускного курса факультета
медиевистики, шла на встречу со своим научным руководителем.
Теперь очередь «Золотой звезды» – только вместо игры в
медиевистику читателю предлагается игра в античность.
Отметив этот беспрецедентный в
медиевистике случай, я старался сохранять спокойствие.
Не знала, что профессору
медиевистики так интересна древняя культура.
На кафедре
медиевистики я получила дополнительно к историческому ещё и филологическое образование: древнегреческий и латынь, поэтому могла прочесть надпись на иконе.
Она дала импульс для появления самостоятельного направления в западноевропейской
медиевистике, изучающего эволюцию представлений о детстве и образы детства в различные периоды европейской истории.
Перспективы, которые открывались для российских историков в сфере изучения потестарных отношений и структур, этими отношениями формируемых, впервые были освещены в работе «Достижения, потери и перспективы отечественной
медиевистики», вышедшей в свет в 1995 году.
Меня больше заботили проблемы
медиевистики к осенней сессии в институте и количество купонов, выданных в сентябре вместе с зарплатой.
Наверное, из–за этой страсти к внешним эффектам западноевропейская
медиевистика в целом и демонология в частности так недостоверны.