Россиянам легче будет выстоять перед постоянным посягательством католических 
ксендзов, приоров и всех других священнослужителей на их духовную свободу, если будут знать, что они под крылом православной государыни.        
     
            
        – Ваш орден – свободный, – сказал 
ксёндз, – сегодня скорее солдатами, нежели монахами вы можете называться.        
     
                            
                    
        – Разве тебя твои дорогие русские отпустят так легко, – ответил 
ксёндз.        
     
            
        Можно было попасть в лагерь за то, что кто-то был, например, польским 
ксендзом, польским государственным или общественным деятелем.        
     
            
        Мой друг – поляк, шестиклассник, вопреки правилам пошёл на исповедь не к училищному, а к другому молодому 
ксендзу.        
     
                    
        
                    
        
    
    
        
            
            Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
            Карту слов. Я отлично
            умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
        
        
            
                    
                    
                        Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
                     
                    
                        Вопрос: надтреснуться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?                    
 
                    
                    
                                 
         
     
                                
        – С позволения вашей милости, – прервал медленно старый 
ксёндз, на которого все обратили взгляды.        
     
            
        Утомлённый 
ксёндз уже припал на ложе, не прося ни о чём, не говоря ничего, опустивши глаза, молился.        
     
            
        Плачущая девочка пошла в церковь, где 
ксендзы начали петь ей ту же песню, что и придворные.        
     
                            
                    
        – Простите, отец мой, что я в такое время, – сказал этот гость, войдя в крошечный кабинет, где 
ксёндз засиделся дотемна, готовя новую проповедь.        
     
            
        Ксёндз вздохнул, брат опустил голову, размотал ногу и, тут же подбежав к большому дубовому шкафу, отворил обе створки.        
     
            
        Через минуту вышел служитель и рукой указал 
ксендзу следовать за ним.        
     
            
        Держа в дрожащих руках ногу старца, коленопреклонённый, с уставленными на него глазими, брат-лазарит казался изумлённым. 
Ксёндз улыбался ему добро и мягко.        
     
            
        – Магистр! – воскликнул 
ксёндз, поднимая вверх руку.        
     
            
        – Пожалуй, для молитвы и исповеди, – добавил 
ксёндз.        
     
            
        Рядом с элегантным любителем прессы сидел 
ксёндз в чёрной сутане, лысеющий, с седыми волосами, гротескно зачёсанными с затылка.        
     
            
        На рубеже веков на протяжении десятилетий деятельность католических 
ксендзов всегда была предметом особого внимания русских контрразведчиков.        
     
            
        И, кстати, пан 
ксёндз на неё поглядывает будто поверх винтовочного ствола, будто на прицел взял – но исключительно в спину, лицом к лицу смотрит безразлично, раскланивается вежливо, – и словно бы откровенно боится её служитель культа…        
     
            
        – Он дал тебе какое-нибудь указание? – спросил 
ксёндз.        
     
            
        Живя среди такого народа, и землевладелец, и 
ксёндз становились понемногу подобными ему.        
     
            
        Позже снова приехал 
ксёндз.        
     
            
        К алтарю вышел 
ксёндз и начал свою проповедь.        
     
            
        Человек в рубахе с кружевом нёс крест, 
ксёндз выступал, надувшись.        
     
            
        Набравши на челны 113 человек 
ксендзов, прочих братьев, шляхтичей и шляхтянок с детьми, побросали в воду, запретили под смертною казнию, чтоб ни один мещанин не смел укрывать латинов в своём доме.        
     
            
        Только у памятника основателю монастыря молодой 
ксёндз остановился и пригляделся к замкнутому сооружению.        
     
            
        Там сначала священник приводит православных, потом 
ксёндз нескольких поляков, за неимением пастора, штабс-капитан приводит нескольких лютеран, прибалтов, мулла – татар, они же служили в русской армии, и был там один черемис, по нынешнему мариец, так ему и то на шпаге подносят хлеб, он клянётся…        
     
            
        Прошение своё 
ксёндз написал по-польски.        
     
            
        – Но как это было? Как? Прошу, 
ксёндз пробощ.        
     
            
        О, в этом случае 
ксендзы знали, как следовало взяться за дело…        
     
            
        Как вдруг 
ксёндз принял серьёзный вид и начал нараспев читать молитву, ему подпевал причетник.        
     
            
        Поставив фонарь, 
ксёндз пошёл за вином и хлебом; я сел к нашедшемуся столику. Я нашёл еду и даже тарелку бульона, с прошлых дней, видимо, припрятанного.        
     
            
        Ошеломлённый 
ксёндз стоял и крестился.        
     
            
        Лазил в форточки, а когда повзрослел, добрый человек, местный 
ксёндз научил стрелять, фехтовать, латыни и прочим премудростям воровской жизни.        
     
            
        Но затем в голову 
ксендзу приходит другая мысль: разве это аргумент?        
     
            
        Был воскресный день, и толпы народа наполнили храмы, где 
ксендзы велели молиться о здравии королевы.        
     
            
        Вечно чем-то занятый, он не уделял себе внимания, не записывал события из своей жизни, и теперь 
ксендзу кажется, будто у него нет биографии.        
     
            
        – Слушай-ка, – сказал он, – я к 
ксендзу канонику сам не напрашивался.        
     
            
        Пан уже собирался в тот же вечер снова объясниться с чиновником берг-коллегии, но к нему неожиданно явился 
ксёндз.        
     
            
        – Чтобы подчеркнуть слово «автор», 
ксёндз поднимает палец.        
     
            
        Оказывается, дом очень просторный, он окружает внутренний дворик, который 
ксёндз видит мельком, через маленькое окошко в комнате, где они на мгновение останавливаются.        
     
            
            
        – Знаю, это варварство, – прошептал 
ксёндз. – Но мы спасаем миллиарды людей, пан доктор. Вы, как гуманист, должны понимать, что без жертв не обойтись.        
     
            
        Там 
ксендз очень уважаемый.        
     
            
        Молодой 
ксёндз оказался не мошенником, а искренне верующим.        
     
            
        Похоже, он так и не понял (или искусно притворился непонятливым), что употребляет самопальное пойло, потому что 
ксёндз подал спиртное в хрустальном графине.        
     
            
        Но больше в этот день 
ксендзу ничего написать не удаётся.        
     
            
        Деревенский 
ксёндз отказался выводить односельчан вместе с полком в голое поле.        
     
            
        Ксёндз молча снова опустил голову и ещё более усердно забормотал молитвы на своём тарабарском языке.