Точно так же
акмеисты стремились заново назвать вещи, взглянуть на них свежим, заинтересованным взглядом.
Если русских символистов объединяло недоверие к обыденному слову, стремление выражаться посредством аллегорий и символов, то
акмеисты провозглашали материальность, предметность тематики и образов, точность слова.
В работах по истории русской литературы начала XX в., особенно посвящённых
акмеистам, 1912 г. стал почти легендарным.
Однако несмотря на пребывание их в одной общей группировке
акмеистов, всерьёз связывало поэтов только личное общение – индивидуальности лириков сразу дали себя знать.
Акмеизм также характеризовался шутками для «своих», а на раннем этапе и своеобразной атмосферой кабаре, которая может окрашивать in absentia даже самые серьёзные произведения
акмеистов.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: акцептованный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Между тем характерные для символистов метафизическое пересечение границ и соединение разных миров казались
акмеистам «нецеломудренными».
В то же время его поэзия, отличавшаяся повышенным вниманием к деталям, во многом вдохновила
акмеистов, считавших его одним из своих учителей и опиравшихся на его программную статью «О прекрасной ясности» (1910).
Новые вкусы
акмеистов были связаны прежде всего с чувством равновесия – равновесия в мировоззрении, в подходе к личности, а также в развитии (и учёте) всех аспектов поэтического языка, так чтобы не выдвигать вперёд ни одного из них и не отделять форму от содержания.
Позднее он назовёт
акмеистов «смысловиками», и одно из самых влиятельных исследований поэтики акмеизма обнаруживает его суть именно в его «семантической поэтике».
В поэзии
акмеистов голоса «других» не подчинены монолитному голосу поэта (как, например, в блоковских реминисценциях), а остаются, напротив, одновременно сплавом и органическим целым, фугой ощутимо соперничающих голосов и импульсов, которые тем не менее преодолеваются в органическом голосе поэта.
Следовательно, само поэтическое творчество, несмотря на устремлённость к земному, вещному, осязаемому миру (вспомним об эстетической позиции
акмеистов), не сводится к одномерным категориям рационалистического сознания, ибо таит в себе нечто непостижимое разумом, необъяснимое, интуитивное.
Группа
акмеистов была ядром более широкого объединения – Цеха поэтов.
Кроме последовательных реалистов, всегда рассматривавших символистов как декадентов, как своих противников, в атаку на символизм двинулись
акмеисты и футуристы.
Для самих
акмеистов канона не существовало, более того, не существовало и стилистической общности.
На лекциях и вечерах футуристического свойства “всёки” и
акмеисты изощряются в поношении друг друга.
Для нас все эти лампы с зелёными абажурами и рассеянным светом в стихах
акмеистов, и их поезда, уезжающие в неизвестность, – это уже эстетика, не имеющая ничего общего с прозой жизни, опознавательный знак тогдашней поэтики.
Панэстетический неомифологизм символистов и центонная поэтика
акмеистов были осмыслены как формы самосознания литературы.
Новейшие исследования по акмеизму показывают, что проблема читательского восприятия как конструктивного принципа художественного текста была поставлена именно
акмеистами.
Уроки классиков, уроки символистов и
акмеистов начала века были надёжно усвоены.
Исследователь, таким образом, предполагает универсальный характер законов, частным случаем которых является творчество русских символистов и пришедших им на смену
акмеистов, осознанно отказавшихся от напевности и мелодичности.
Идея синтеза диалогична по своей природе и неразрывно связана с отношением к художественному творчеству как мастерству; декларированная символистами, она не случайно получает своё развитие и воплощение в творчестве
акмеистов.
Однако все эти снисходительные похвалы оказываются в полном противоречии с требованиями первого
акмеиста.
Если символизму свойственно восприятие реальности как искажённого подобия сверхреальности, то
акмеисты полагают, что подобное мировосприятие ведёт к утрате вкуса к подлинности.
Такая позиция обусловила стилевую новизну
акмеистов.
Мы предполагаем, что для
акмеистов важен был не только их собственный круг, литературное направление, но и та среда в целом, которая сформировала их и которая была сформирована ими.
Да, было много у нас тогда лишнего – был и догматизм, и чрезмерная прямолинейность, и ошибочные увлечения (так, кое-кто в “Смене”, “рассудку вопреки”, продолжал предпочитать
акмеистов), – я не хочу идеализировать даже любимую молодость нашу, но не было одного: равнодушия.
Имажинисты пытались дать своё собственное наполнение мифа, объявив его центральным ядром образ («имажинизм» – от «image» – т. е. «образ»), но сам подход имажинистов мало чем существенно отличался от подхода к проблеме
акмеистов и футуристов.
И в этом плане мне всегда импонировали
акмеисты, которые в своих стихах опирались на культурные пласты прошедших эпох, оглядывались назад, наделяя своих героях провидческим взглядом, обращали внимание на цикличность мировой истории, и всё это для того, чтобы понять человечество и себя.
Аскет по призванию, он охватывает мир глазом
акмеиста.
Будущим мужем, лидером русских
акмеистов!
Вряд ли речь может идти о совпадении вновь образуемых терминов; такая случайность маловероятна на фоне исторической эрудиции, присущей смешанному кругу
акмеистов и пушкинистов 1910–1920-х годов.
Косогов называет себя в стихах “
акмеистом седьмого дня”.
Эта группа получила название
акмеистов.
Приемля звуковое богатство символистов,
акмеисты выступали против «братания с потусторонним миром».
У
акмеистов роза опять стала хороша сама по себе, своими лепестками, запахом и цветом, а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь ещё.
Я ведь даже удостоился чести быть объявленным
акмеистом.
Старики должны источать умиление и фонтанировать цитатами
акмеистов начала двадцатого века.
Спустя неполных два года
акмеисты противопоставят символистскому образу поэта-мага – поэта-мастера.
Слово было не очень удачным, но всё же более точным, чем самообозначения соперников – полузабытых символистов и едва организованных
акмеистов.
За
акмеистов новые поэтические поколения, боясь свободного плавания, держатся, как за эстетический якорь.
В целом можно говорить о ряде контрастных акцентов, отличающих символизм и акмеизм в произведениях
акмеистов: музыка vs. архитектура, дионисийское vs. аполлоническое (хаос vs. космос), религиозные адепты vs. гильдия средневековых ремесленников (но также и цех строителей-масонов), импрессионизм vs. ясность/точность, потустороннее vs. культурно отдалённое и внеперсональное (собеседник, предшественник) как источник поисков искусства вне своих пределов.
В 1912-м вошёл в группу
акмеистов.
Всё это роднит «серапионов» c поэтикой
акмеистов, к которым они относились с особым уважением.
Но самое удивительное заключалось в том, что он был поэт, причём не какой-нибудь провинциальный дилетант, графоман, а настоящий, известный ещё до революции столичный поэт из группы
акмеистов ‹…›, автор нашумевшей книги стихов «Аллилуйя», которая при старом режиме была сожжена как кощунственная по решению святейшего синода.