Дурачок, или Эротический сон в августовскую ночь

Vysheslav Filevsky

Эмигрант из южноамериканской глуши возвращается продать квартиру. На родине пенсионная реформа: питаясь изменёнными продуктами, не живут дольше 60 лет; больных, неподдающихся и несогласных сжигают. Люди достаточны, от этого счастливы, живут по совести – поклоняясь Богу-Деньги. Царящий разврат захватывает героя. Но он не выдерживает натиска воровского уклада и от ужаса преображается в ангела.

Сверхрынок

«Встал я рано, в шесть часов» по обыкновению. Голодный — хоть занавеску жуй. Деваха дрыхла, потому как было тихо и благодатно. В воздухе, правда, висела нравственная нечистота… Не знаете, что это такое?.. Как объяснить?.. Ну вот в нашей стране, хотя и крайне правые у власти, а свобода нутром чуется. На Родину же прилетаешь — сразу что-то давить начинает, вначале едва заметно, а потом всё сильнее и сильнее… Ощущение духовного топора, что ли…

Или нет, не точно: топор сверху, а тут давление просто плющит со всех сторон… Потом же, месяца через два человек привыкает — и кажется, что всё хорошо — как надо: это естественная духовная среда, в которой не только можно, а и благодатно жить. И жизнь кажется столь замечательной, что так и тянет распространить её по всему миру… И удивляется сам себе человек: а чего это ему топор в воздухе висел? — Ошибся, видать, поклёп на жизнь навёл — выродок, отщепенец. И чистосердечно кается в мыслях своих перед народом.

Так и тут. Если человек пребывает постоянно в молитве, а войдёт в бардак, пусть даже пустой — не по себе становится, и хочется побыстрее дверь закрыть с обратной стороны… Как-то так…

Закрывать дверь было рано. К топору надеялся притерпеться. Поэтому быстро принял душ и нашёл в Интернете ближайший сетевой магазин для бедных… Ощущение грязи не пропало. То ли душ не был чистым, то ли вообще… Я глубоко вздохнул и подчинился судьбе…

Найдя магазин, стал заходить к нему с тылу, как уличная собака к человеку подходит: мусорные баки искал — спасение пенсионеров. То есть прежде, чем за что-то платить, разумно выяснить, нельзя ли то же самое получить даром…

Сторожей не было. Баки стояли… — Я к ним, но не без опаски: кто знает, какие сейчас порядки по поводу пожрать задарма?..

Увидел — баки недавно опорожнялись. Кратко выругался. Но на дне одного всё же было несколько яблок и апельсинов… Ничего. Принёс поддон, два ящика. Один ящик бросил внутрь, чтобы вылезти, и спрыгнул в бак. Наполнил пакет: «Удача!» Выбросил его и следом сам вылез. Чуть-чуть только запачкался. Сторожей опять не обреталось. Даже насторожился: «К чему бы это?»… В студенческие годы на такой вопрос полагалось ответить: «Быть грозе». — И гроза не замедлила.

Хотя магазин был ещё замкнут, трудовой день уже начался. Я пошёл назад, весьма довольный собой, благодаря великое Непостижимое за ниспослание «хлеба насущного». Дверь в производственное помещение была только прикрыта. Полюбопытствовал: «… Ма-ать вашу!..»

Помещение оказалось просторным. Во всю длину его тянулись металличские столы в два ряда. На столах горы продуктов. А вокруг копошились люди в белых халатах. Тишина нарушалась только негромким нечленораздельным говором, подобным жужжанию. — На осиное гнездо похоже… «Наверняка приезжие», — подумал.

Но дело не в осах, а в том, что каждое из этих, так сказать, насекомых скоро брало по фрукту-овощу, вдувало в него нечто громадным шприцем, а потом бросало в тележки на колёсах. Прямо же против дверной щели стояла и ёмкость, из которого шприцы пополняли. На ней я с ужасом прочёл преследующее меня слово «оптимизация». Рядом красовалась нарисованная рожица Кадерусселя. Выражение её было весьма ехидным. — «Хорошая сволочь, не наче».

Тут одна из жирных ос, подошедшая к ёмкости со шприцем, заметила меня. Тыква её перекосилась. И она, направив шприц на меня, изо-всех сил нажала на поршень…

Моё счастье, зелья там было мало — не долетело. Я дёрнулся прочь и, не рискуя быть дóгнанным, затих между баками. Осы тут же превратились в кур и громко закудахтали.

— Ну и где этот мерзавец? — лениво спросил недовольный мужской голос.

— А ты б побёг, догнал бы да всадил ему в задницу порцию, — ответила с хрипотцой, судя по всему, толстая тыква. —

Молчание. —

— А слышь, Марья, глянь, заря расписная только занялася. Не проснулся я ещё зайцем скакать, — тот же недовольный голос. Я представил этого мужика почему-то в виде большого сонного петуха.

— Тфу, работничек! — ответила Марьина тыква, и дверь с шумом закрылась…

«Женское неудовлетворение — вещь серьёзная, особенно по утрам», — подумал я, осторожно выглядывая из-за бака…

Никого не было. Я положил добычу обратно в бак от греха: «Наверняка и туда оптимизацию впрыснули». И раздумчиво стал возвращаться к девахе…

Голод как-то поутих сам собой. Вот вам прекрасное средство для похудения: главное, сильно испугаться еды, поняв, что она отравленная — и жрать не захочется. Советую всем толстым.

Шёл и утешался мыслью, что в пожилом возрасте сытость редко бывает совместима со здоровьем. Хлеб видел по дороге там и сям… «Почему люди в разных странах бросаются хлебом?.. Неужели и в Африке так?..» Во всяком случае, в Южной Америке он тоже валяется — французские булочки. Даже бездомные подбирают не все. А здесь — куски батонов и буханок…

Я с ужасом смотрел на эти свидетельства пресыщенности и пищевого разврата, но не подбирал, испытывая страх: «Туда наверняка тоже оптимизацию впрыснули»… А вы что — приходите и полные тележки этого дерьма наваливаете себе. Испугаетесь же, перестанете ядом себя набивать — и давление будет нормальное, и сахар в крови, и холестерин, и всё такое. Порадуетесь на свои анализы, врачей удивите…

Обожрались. Ни инфаркт, ни диабет, ни артроз — ничто не останавливает, а о внешнем виде вообще молчу. Одни неудачно используют еду как лекарство от страстного возбуждения. Другие понимают питание как вид разврата — «удовольствие вкуса»… Но вот посмотрите на северных корейцев, там только главный с пузом — сам дурак потом что… Хотелось хотя бы на недельку поменяться местами с этим пацаном. — Обоим бы пошло на пользу…

«А пить?».. — Я покрылся холодным потом. «Что делать?»…

Короче, вернулся только с порожней полуторалитровой пластмассовой бутылкой: мочу ночью собирать, чтоб не выходить из комнаты. А то неизвестно, на что нарвёшься… «Хуже людей только змеи и ядовитые насекомые… Воистину… И некоторые монстры из телевизора», — понял я. И стало стыдно, что я тоже человек; захотелось снять с души этот облик. — «Но ведь всех благо уважать: змей, и кусачих насекомых» — я даже опешил… От этой мысли стало грустно, но она — правильная! И я исполнился гордостью от осознания верности пути, которым следую…

К восьми же утра я вернулся в тот же самый бедняцкий сверхрынок. Назывался он… — Прошу прощения, китайские иероглифы… Для интересу походил по рядам. «Ма-атушки!»: у товаров, что в холодильниках, не было ни одного местного названия, даже у котлет!.. «Все продались Востоку, а продавщицы — как одна, с узкими глазами. Молодца-а-а!.. А раньше, помнится, продавались Западу…» — удивлялся я. — «Впрочем, тут, по-видимому, главное чувствовать себя родинолюбом. А кому при этом продаваться — не важно.»

Плюнул — и пошёл уценку смотреть. Там оказался мелкий чёрный виноград. Из него вино хорошее получается… Взял всё, сколько было. «Не станут же эти сволочи со шприцами каждую мелкую ягодку колоть, в самом деле. Эдак виноград испортится за сутки. — Резонно», — одобрил я сам себя.

Рядом с магазином отыскал на улице кран. Помыл виноград и наелся досыта. «Авось с этого не оптимизируюсь», — наивно думал я, хрустя косточками. — Виноград ел до подробностей, только веточки выплёвывал. А для попить купил пластмассовый поддон. «Поставлю на балкончик. Дождь же пойдёт когда-нибудь: не Сахара небось»…

«Всё-таки, а по какой причине все чему-то продаются?.. — Вражеский гипноз, не иначе… Психологические фокусы… А кто враги?» — И я с огромным удивлением понял, что лично для меня отчего-то нет врагов… — «Странно…» — Даже как-то неприятно стало…

У меня дедушка был в сталинском лагере. Рассказывал, был там чудо-фокусник. Ему для смеху разрешали чудеса с заключёнными творить. Ну, к примеру, внушал им, что они по морю плывут — и все бросались на пол и делали руками-ногами движения, плывут будто… Вы поняли, к чему я это рассказал… Раз, два выступил фокусник, а потом исчез, как и не было вовсе… Зима стояла, тайга вокруг на сотни вёрст — и следов нет… — Фокусника того не нашли. А вы думаете, вы сами придумали, как свою страну «обустроить», вас никто к этому не подвёл заботливо? — Хе-хе-хе, умники… Что, фокусника волки съели? — Ну-ну.