Конец легенды

Эмиль Коста, 2022

Андре Эрмите с верным слугой прибывают в Кадис. В первый же день они встречают старого знакомого – бывшего инквизитора кавайонского. Тот убежден, что в одном из богатейших домов города вот-вот произойдет убийство. Отношения внутри семьи Рико пронизаны завистью, алчностью и взаимными подозрениями. Супруга хозяина молода и прекрасна, но наследника у него до сих пор нет, а прежние жены погибли, не оставив потомства. В делах купцу неизменно сопутствует удача, он серьезно увлечен алхимией и, несмотря на семейные неурядицы, выглядит вполне довольным жизнью. Неудивительно, что в Кадисе и окрестностях о нем слагают целые легенды и называют не иначе как Черным Рико. Кажется, предотвратить беду невозможно – и все-таки брат Бартоломью просит Андре о помощи.

Глава 1

На рассвете галера мягко стукнулась бортом о каменный причал. Гребцы, едва отложив весла, уронили головы на руки — они давно научились спать в любую свободную минуту. Один юркий матрос соскочил на пристань, чтобы привязать брошенный конец к бухте. Двое других уже установили сходни.

Местные пассажиры шумно высаживались и спешили по своим делам. К галере приближались, позевывая, оборванные грузчики. Надо всей этой суетой с воплями кружили чайки. В портовом городе начинался новый день.

Смуглый крепыш в черном плаще и его слуга, рыжий верзила, покинули борт последними. Рыжего капитан поначалу не хотел брать на борт, но хозяин заплатил за него вдвойне. Оттащив багаж на безопасное расстояние, они бросили промокшие сумки и без энтузиазма стали осматриваться вокруг.

Темноволосым крепышом был Андре Эрмите, в прошлом авантюрист из Сарагосы, по старой привычке представлявшийся доктором. Его слугу звали Лу. Этот юный уроженец Ривьеры третий год путешествовал с хозяином по Европе и сейчас собирался с ним отправиться совсем в другую часть света.

Собственно, за этим они и прибыли в Кадис. Здесь жили богатейшие купцы провинции, через местную таможню протекали реки серебра ацтеков, именно отсюда каждый месяц отплывали корабли к берегам Нового Света.

Кадис располагался на небольшом, ровном — ни холма, ни скалы — острове посреди залива. Над плоскими крышами домов возвышались лишь смотровые башни, с вершин которых жители города ежедневно наблюдали за морем. Купцы ожидали возвращения кораблей с дорогим грузом, жены моряков — своих любимых, стражники подстерегали возможную опасность.

Лу хмуро оглядел багаж, несмотря на все предосторожности пострадавший от морской и речной воды, после чего не без ехидства поинтересовался:

— И охота вам была переплачивать за места на галере? Тот лодочник вдвое дешевле брал и не артачился! Один черт вещи мокрые, да еще слова всю дорогу не скажи…

— Если бы вы за минувший год уделили больше внимания своему произношению, этой проблемы бы вовсе не возникло, — беззлобно огрызнулся Андре. — А я выбирал самый быстрый транспорт из доступных. На лодке мы были бы здесь в лучшем случае к вечеру. Даже вниз по реке они ходят медленнее, а нам еще предстояло плыть по морю… я же предупреждал, что путь сюда из Севильи не так прост.

Лу с сомнением бросил взгляд на дорогу, убегавшую вдоль берега к воротам Кадиса:

— Кто вообще строит города на островах?

— Кажется, первое поселение основали еще во времена римлян, — рассеянно ответил доктор, проверявший завязки на плаще, — потом здесь жили мавры, а вот теперь…

— Да ну вас с вашей историей! И что, за тысячу лет никто не додумался его разорить? Тут же с моря налетят — оглянуться не успеешь!

— За полторы тысячи… даже больше. Налетали, и еще не раз налетят. Берберские пираты практически опустошили побережье, и в Кадисе нужно каждую секунду быть начеку.

— Стоило вот это, — слуга выразительно обвел рукой вокруг себя, — чтобы торопиться?

Андре пожал плечами:

— Надеюсь, надолго мы здесь не задержимся.

Лу только вздохнул и взял самую тяжелую сумку. Его хозяин подхватил вторую, и оба зашагали по направлению к городу.

Андре шел позади и раздумывал о перспективах. В севильском Совете по делам Индий сидели почти все важные шишки, имеющие влияние на будущие экспедиции — он надеялся еще там договориться о месте на корабле, но потерпел неудачу. Весьма обидную неудачу. Начальник Совета едва ли не со скандалом выставил его за дверь.

А обид и унижений Андре не любил, несмотря на свое сомнительное прошлое.

Лу очень бы удивился, услышав его мысли: велика беда — не проявили должной почтительности! Он-то за три года не смог привыкнуть к уважительному отношению от хозяина.

Впрочем, слуге было не до чтения мыслей: в его собственной душе тоже не находилось покоя. Родные остались во Франции, настоящее не сулило ничего хорошего, будущее казалось туманным… Парень вовсе не был уверен, хочет ли ехать в этот Новый Свет.

Что там вообще нового?

Занятые думами путники вошли в город и постучались в первую гостиницу, которая попалась за воротами. Через минуту им открыла дверь толстая горничная. Она явно не была рада гостям в столь ранний час. Зевая во всю глотку, девица посоветовала им дождаться хозяина снаружи.

— Почему не внутри?

— Дверь пустите!.. Потому что тут и сесть негде. Он давеча на крестины ходил да с ночевой, видать, остался.

— А нельзя проводить нас в комнату без хозяина? — стараясь сохранять самообладание, спросил Андре.

— Мне ж потом за такое влетит! Вон харчевня через улицу открыта — там часок-другой посидите, авось хозяин очухается.

— А, может, нам вовсе другую гостиницу поискать? — вмешался Лу. — Что-то много они о себе воображают! Сегодня крестины…

— Вчера, — поправила его девица.

Слуга только отмахнулся и продолжил:

— Вчера крестины, завтра поминки, а мы на улице торчи!

— Не хватало еще в первый же день на новом месте оскандалиться, — вполголоса сказал доктор, после чего обернулся к горничной. — Мы так и поступим — подождем в харчевне. Не подскажете, милая, с кем в городе можно поговорить насчет места на корабле?

Девица расхохоталась:

— Я тут подметаю да горшки за всеми выношу, а какие там корабли и куда — знать не знаю.

— Чего вы с ней манерничали? — спросил Лу, усаживаясь за стол в харчевне, которая действительно оказалась совсем рядом. — У нас в деревне этой корове кто-нибудь давно бы последние зубы вышиб. Идите, говорит, отсюда… хозяин, говорит, пьяный где-то валяется. Ничего себе гостиница!

— Последние несколько дней с вами трудно иметь дело. Чуть что — скандал. Это как-то связано с… тем, что случилось в Севилье?

— Ничего со мной особенного, сами наговариваете.

Слуга надулся и отвернулся к окну.

— Нам нет смысла таскаться с вещами по городу в поисках гостиницы, которую держит убежденный трезвенник, — терпеливо пояснил доктор. — Не думаю, что здесь вообще много мест для ночлега. Приезжие в Кадисе надолго не задерживаются. Вы сами видели, с кем мы приплыли сюда — даже торговцы живут на континенте.

— Пиратов боятся?

— Боятся. А еще здесь вечные проблемы со снабжением; все продукты и даже воду приходится завозить на лодках. Позволить себе дом и жизнь на острове могут только богатые люди… и те, кто находится здесь по долгу службы и не заботится о хлебе насущном.

— То-то я вижу: городишко — за утро пешком обойти.

— Именно. Если бы не особенности расположения, Кадис давно бы стал экономическим центром провинции и процветал. Но увы, здесь слишком опасно, поэтому все важные решения принимают в Севилье.

— А если вы там не смогли ничего решить, то с чего взяли, что здесь получится?

Физиономия парня не выражала ничего хорошего и уж тем более почтительного. Андре даже самому себе не хотел признаваться, что рассчитывать на успех в их ситуации попросту глупо. Если не вышло в Севилье… Он не без труда взял себя в руки и сказал:

— Знаете что… У меня совсем нет аппетита. Прогуляюсь по городу — как раз и обойду его. А вы позавтракайте, отдохните. И следите за входом в гостиницу, может быть этот пьянчуга вернется наконец и выделит нам комнату.

Андре вынул из кошелька монету, подумав, добавил еще одну, передал деньги слуге и вышел.

Морской ветер приятно охлаждал лицо Андре, шагающего по мощенной камнем набережной. Следовало успокоиться после разговора со слугой. Этот юнец действительно стал много себе позволять в последнее время. Возможно, дело во взрослении — Лу в этом году исполнилось восемнадцать — возможно, он просто скучает по любимому коню, которого пришлось оставить на континенте. Не тащить же старую клячу через океан!

Или что-то еще? Может быть, для парня пришло время найти собственную дорогу в жизни?

Погруженный в собственные мысли доктор не заметил, как оказался в центре города, перед собором. Небольшую площадь окружали двух — и трехэтажные дома. Самые новые ослепительно белели под солнцем, стены старых покрывала пожелтевшая от времени штукатурка. Кое-где из-под нее проглядывал рыжий тесаный камень.

Площадь была полна народу: кто-то спешил на рынок, кто-то искал пищи духовной в соборе. Самые ранние пташки уже выходили из распахнутых дверей. Среди них доктор с изумлением увидел знакомую фигуру.

Андре так и замер, уставившись на высокого худого монаха средних лет. Его облачение полоскал шальной ветер, не знавший различий между портовой шлюхой и почтенным доминиканцем: то задерет белоснежный подол туники, то сдернет капюшон черного плаща с головы.

Брат Бартоломью? Здесь? В тысячах лье от Кавайона?

Несколько человек, наткнувшись на доктора, слишком громко выругались… Монах посмотрел в его сторону и не отвел взгляда. Напротив, на лице его отразилось удивление узнавания. Секунду спустя кавайонский инквизитор — а это определенно был он — устремился навстречу.

— Меньше всего… меньше всего ожидал увидеть здесь вас. Какими судьбами в Кадисе?

— Полагаю, нас привела сюда одна и та же цель, — ответил Андре.

— Неужели собрались в Новый Свет?

— Как и вы, кажется…

— Разумеется, разумеется… но что-то вы осторожничаете. Как будто боитесь меня? Бросьте! Я здесь не по вашу душу.

Андре рассмеялся, оценив шутку, а брат Бартоломью огляделся вокруг и предложил:

— Может быть, продолжим беседу в более уединенном месте?

— Я только что прибыл, еще даже не устроился в гостиницу… Лу, мой слуга — помните его? — ждет в харчевне с вещами.

— Помню, как же: сообразительный маленький рыбак… В таком случае нам лучше всего позавтракать у меня. Я снимаю жилье в двух шагах отсюда. Впрочем, в Кадисе все находится в двух шагах. Идемте!

Андре с удовольствием принял это приглашение. Удовольствие было продиктовано любопытством: он категорически не понимал перемен в поведении монаха. Год назад это был высокомерный, замкнутый человек, занимающий один из важнейших постов в Кавайоне, а теперь…

Откуда это дружелюбие, эта простота в обращении? Сегодняшний брат Бартоломью прямо-таки источал добродушие. Назвать Лу маленьким мало у кого повернулся бы язык. А о его сообразительности вовсе никто не догадывался, кроме хозяина, и тот порой забывал.

Временное пристанище монаха действительно оказалось совсем рядом. Двухэтажный дом располагался в одном из переулков, разбегавшихся во все стороны от площади. Брат Бартоломью без церемоний толкнул дверь, и они вошли в прохладный затененный холл. Свет едва проникал сюда через глядящие на улицу узкие окошки.

Андре с любопытством осмотрел полупустой холл — единственным предметом обстановки здесь была каменная скамья у стены — и спросил:

— Вы живете не один?

— Дом в моем распоряжении, хозяин переехал на континент. Я нанял слугу из местных. Временно, надеюсь. Мальчишка расторопный, но вечно где-то пропадает. Альфонсо! — крикнул монах и прислушался. — Тишина! Убежал куда-то, а дверь не запер. Не знаю, сколько мне это еще терпеть… Идемте, поищем чего-нибудь съестного. Я пощусь со вчерашнего обеда и с трудом держусь на ногах.

Они прошли в гостиную, обставленную чуть менее аскетично. По крайней мере, там была пара кресел и вполне симпатичный столик. У стены возвышался шкаф с посудой, в котором нашлась пара подсохших лепешек и завернутый в тряпицу сыр. Был там и кувшинчик с вином.

Хозяин и гость разложили нехитрую снедь на столе. Андре уселся в одно из кресел и вынул из-за пояса нож, чтобы разрезать сыр. Брат Бартоломью достал из шкафа пару кружек.

— Кладовые в подвале, конечно, пусты. Пробавляюсь тем, что добудет Альфонсо, — сказал он, усаживаясь. — Когда этот несносный мальчишка вернется, отправлю его на рынок, хотя толку будет мало. Но зато он ужасно болтлив. Для меня это прекрасная языковая практика…

— Мы можем перейти на французский, если вам так будет удобнее, — спохватился Андре.

— Ни в коем случае! Остаток жизни я, скорее всего, проведу среди дикарей — нужно говорить на языке, который им понятен.

— Кажется, у Франции тоже есть колонии на севере…

— Ехать туда с миссионерскими целями — самоубийство, — нахмурился инквизитор. — А к тому времени, как ирокезы сложат оружие и заговорят на французском, я уже буду на том свете.

— Что же вас так тянет в эти дикие земли? — улыбнулся Андре, отламывая себе кусок лепешки.

Брат Бартоломью ответил не сразу. Он молча прожевал ломтик сыра и запил глотком вина из кружки. Андре не торопил собеседника. Дело наверняка касалось тончайших материй, неподвластных мирскому разуму.

— Испанцы проделали большую работу в новых землях, — сказал наконец брат Бартоломью. — Захватили огромные территории, привезли в страну горы серебра и золота… Однако что касается индейцев, обращенных в христианство… они ведут себя как самые настоящие варвары.

— Неудивительно для вчерашних дикарей…

— Я говорю о колонизаторах! Впрочем, — монах бросил на Андре смущенный взгляд, — это, должно быть, я неудачно выразился. Язык еще учить и учить… Но давайте сменим тему. Вы, полагаю, прибыли из Севильи?

— Только вчера утром отплыли оттуда.

— Значит, отправитесь к неизведанным берегам с ближайшим кораблем? Насколько мне известно, он уходит через месяц.

На сей раз настала очередь гостя держать паузу. Хозяин — надо отдать ему должное — проявил ответную тактичность и не торопил его ни словом, ни взглядом. Наконец, Андре ответил:

— В Севилье мне удалось встретиться с епископом, главой Совета по делам Индий. Я рассказал ему о некоторых своих приключениях и былых заслугах, о желании увидеть берега Нового Света, даже показал ваше рекомендательное письмо… — Андре смущенно умолк.

— Что-то мне подсказывает, что дело не прошло гладко.

— Севилья полна иностранцев. Меньше всего я думал, что возникнут какие-то проблемы с местом на одном из кораблей…

— Но они возникли? — на лице монаха мелькнуло подобие грустной улыбки. — Чем окончился ваш разговор?

— Он разорвал эту бумагу и едва не бросил обрывки мне в лицо.

— Ничуть не удивлен и даже могу кое-что объяснить. Дело в том, что я тоже побывал в Севилье пару месяцев назад и имел удовольствие побеседовать с этим господином…

— Так в чем же дело, если он знает вас лично!? — Андре уже не скрывал возмущения. — Так непочтительно отнестись к рекомендации Кавайонского инквизитора…

— Дело в том, что я больше не являюсь инквизитором Кавайонским. Чтобы отправиться в Новый Свет, мне пришлось отказаться от должности. Теперь я — самый обычный монах-доминиканец. Один из тысяч.

Доктор с минуту переваривал эту новость. Брат Бартоломью невозмутимо наполнил вином кружки и ополовинил свою.

— Разве, — неуверенно спросил Андре, — лишившись власти, вы лишились и подобающего сану почтения?

— Наш орден не пользуется большой популярностью в этих землях и меньше всего испанцы хотят допустить нас в Новый Свет.

— Кого это — “нас”?

— Я говорю о доминиканцах, — терпеливо пояснил монах. — Мы несем на своих плечах тяжкий груз: следим, чтобы ересь не проникла в ряды христиан. Это касается и внутренних дел церкви. Другие монахи нас недолюбливают, и их можно понять, поэтому на поддержку от местного духовенства рассчитывать не приходится. Но проблема в другом: испанские короли милостью Папы лично назначают инквизиторов на своих землях — и здесь мне, как иностранцу, надеяться не на что.

— Понимаю, власти не хотят пускать француза в колонии.

— Возможно, они даже опасаются шпионажа. Увы: в наше время даже духовный сан не освобождает от подозрений.

— Но ведь можно отправиться туда просто в качестве миссионера…

— За океаном хватает испанских фанатиков, сребролюбцев, наделенных властью над человеческими душами. Мне среди них места нет, и вообще моя миссия — совсем иная.

— Какая же? — полюбопытствовал Андре.

Брат Бартоломью встал и прошелся по комнате. С минуту он молча простоял возле окна, постукивая пальцем по стеклу, а потом спросил:

— Вы ведь жили среди людей в той деревне, где мы познакомились…

— Я всегда живу среди людей.

— Именно. Они что-нибудь говорили обо мне накануне приезда?

Андре задумался и после паузы ответил:

— Я слышал, что вы — честный и справедливый человек.

Брат Бартоломью повернулся к нему. Что-то похожее на улыбку исказило тонкие губы. Шелестя подолом туники по полу, он подошел к своему креслу и сел.

— Подобные отзывы тешат мою гордыню. Признаться, я думал, что внушаю страх простолюдинам.

— Возможно, в городе… А то была деревушка на краю света, куда представители власти заглядывают редко. И в предыдущее посещение вы показали себя весьма разумным и внимательным следователем.

— Разве? Я и не помню, — пожал плечами брат Бартоломью. — Тем не менее они зрели в самый корень… то есть, вопрос не в том, какой я человек, а в сути дела, которым занимаюсь. Я служу истине. А это — именно то, о чем позабыли в колониях.

— Неужели?

— Абсолютно! Пока галеоны везут оттуда серебро, никому и дела нет, что происходит на новых землях. Так называемые духовные отцы слишком заняты собственным обогащением, чтобы вспомнить о своих прямых обязанностях. Индейцы совершенно бесправны, подавлены. Истинная вера не принесла им радости и облегчения — ничего, кроме бед. Голод, страх, боль… разве для этого умирали первые христиане? Ради этого они без страха шли в огонь или в лапы ко львам?

Обычно бледное лицо монаха раскраснелось, глаза заблестели, ноздри затрепетали. Сейчас Андре видел перед собой обычного фанатика. Но сребролюбцем брат Бартоломью определенно не был.

— И вы хотите восстановить справедливость?

— Я обязан сделать все, что в моих силах, — монах откинулся на спинку кресла и ударил ладонями по подлокотникам. — Поверьте, многие братья по ордену разделяют эту точку зрения и желают вмешаться в ситуацию, но… Чертовы испанцы лучше всех продвинулись в экспансии новых земель и пускать нас на свои территории не желают.

— Рано или поздно им придется это сделать.

Брат Бартоломью внимательно посмотрел на собеседника.

— Вы думаете?

— Определенно. Я мало что смыслю в сельском хозяйстве, но знаю: крестьянин не сможет вечно доить голодную и избитую корову. Рано или поздно она околеет… или поднимет его на рога.

— Для всех будет лучше, если они это поймут до того, как случится что-то подобное, — входная дверь хлопнула, заставив обоих вздрогнуть. — Кажется, этот несносный мальчишка наконец вернулся. Сейчас я ему задам… Альфонсо!

— Звали, сеньор?

В дверях появился поджарый смуглый паренек лет тринадцати, с самым невинным выражением лица, какое только возможно состряпать на хитрейшей из физиономий.

— Я вернулся почти час назад и привел гостя — а дом пуст! Как это понимать.

— Дом пуст, когда в нем никого нет.

Маленький плут оказался еще и философом. Андре с трудом удержал улыбку, и в этом ему немало помогли нахмуренные брови монаха, из-под которых были уже готовы вырваться первые молнии.

Слуге, похоже, тоже не хотелось становиться объектом гнева временно бывшего инквизитора. Альфонсо бросил беглый взгляд на стол и всплеснул руками.

— Да вы тут объедки выгребли! Я их давеча в шкаф пихнул бедным раздать, как увижу кого, а тут вон что!

— Можете успокоиться, юноша — они попали по адресу.

— Чего это? — вытаращился на монаха Альфонсо.

— Ваш бедный хозяин вместе со своим бедным гостем утолили голод, не найдя в доме ничего иного… в ваше отсутствие.

— Ой, да ладно! — воскликнул слуга. — Было бы отчего печалиться: черствых лепешек поели… Сейчас я вам мигом завтрак соображу.

— Не стоит утруждаться, мы в состоянии продержаться до обеда. Надеюсь, на него можно рассчитывать?

Альфонсо сгреб со стола остатки трапезы, смахнув крошки рукавом на пол.

— Да все будет как надо! Сеньор с вами столоваться будет?

— Мой друг останется здесь, — ответил брат Бартоломью прежде, чем Андре успел возразить. — А насчет ужина можете не волноваться, меня ждут в доме Рико.

— Охота вам туда шастать. Я бы и крошки не мог проглотить у этого…

— Можете быть свободны!

Слуга вышел, и Андре наконец осмелился подать голос:

— Боюсь, я не смогу остаться на обед. Меня ждут дела, а кроме того, нужно вернуться в гостиницу…

— Ничего страшного, Альфонсо сбегает туда и обо всем предупредит. Вам же лучше остаться тут, и, возможно, это касается не только сегодняшнего обеда, — брат Бартоломью поднял руку, предваряя возможные возражения. — Просто поверьте: раз вы не нашли понимания в Севилье, то и в Кадисе рассчитывать не на что… без моей помощи.

— Вы хотите сказать, меня не возьмут ни на один корабль?

— Боюсь, это так. И вынужден признать, что, если бы вы не предъявили эту злосчастную бумажку, скорее всего, никаких проблем бы не возникло. Теперь же епископ считает вас моим человеком и ваше имя… в “черном списке”.

Андре обескураженно смотрел на монаха, а тот продолжил, как ни в чем не бывало:

— И, раз уж рекомендация, написанная моей рукой, сослужила вам такую плохую службу, я чувствую себя обязанным поспособствовать вашему отъезду.

— Но каким образом?

— Вы слышали наш с Альфонсо разговор: я приглашен ужинать к знакомому. Сеньор Рико — один из богатейших купцов в Кадисе. Это как раз его корабль отплывает в феврале, и полагаю, он не откажется взять на борт еще одного пассажира.

— Я буду очень признателен, но…

— Вы хотите спросить, отчего же я сам не воспользуюсь столь полезным знакомством? — улыбнулся брат Бартоломью. — Сеньор Рико очень приятный человек, и отправить меня в Новый Свет готов хоть сейчас — инкогнито, разумеется. Но, как я говорил, мне требуется официальное назначение от короля Испании. Простой монах без власти и связей долго не продержится за океаном. Я надеюсь снова стать инквизитором довольно скоро. Если мне удастся расследовать одно убийство, я продемонстрирую свои способности перед здешней знатью, заручусь поддержкой влиятельных испанцев — и тогда дело в шляпе.

— Если удастся… Так вам нужна будет моя помощь?

— Вообще-то, да. Может понадобиться. Дело не совсем обычное. Видите ли, личность убийцы мне уже известна, только вот жертва пока жива. И если преступник не поторопится, — брат Бартоломью вздохнул, — очень возможно, что я не успею на ближайший корабль.