Роман С Продолжением

Шаира Тураповна Баширова (2024)

Закончив школу, парень попадает в тюрьму, где сталкивается с жестоким режимом на зоне. Идёт борьба за выживание, но парень сбегает в тот момент, когда приезжает адвокат, который привёз решение о невиновности героя. Но перед побегом, один из заключённых, обречённый на смерть, доверяет ему тайну клада, зарытом в глухом лесу. Дальше Сергей проходит уроки жизни, встречая разные препятствия на своём пути, в поисках клада… Сможет ли главный герой найти клад преодолев все препятствия? Об этом узнаете прочитав повесть.. Повесть захватывает с первых строк, уводя читателей в интересный, полном интригой сюжет о молодом человеке, которому предстоит пройти тяготы жизни.

ГЛАВА 3

Сергея в наручниках вывели во двор его дома, где парни из милиции оставили свой служебный УАЗик. Открыв заднюю дверцу, лейтенант, эдакий, здоровый детина, с глуповатым выражением лица, рукой пригнул голову Сергея и парня почти втолкнули на сидение, куда он и сел, вместе с лейтенантом и третьим парнем. Капитан сам сел за руль и выехав со двора, поехал по дороге.

Сергею казалось, что всё происходящее — дурной сон и он скоро проснётся и весь этот кошмар закончится. Он просто поверить не мог, что происходящее правда и он вовсе не спит. Его обвиняют в убийстве одноклассника, всё происходит наяву и выхода из создавшейся ситуации парень не видел. Сергей был сильным, смелым и напористым парнем и держался достойно, не опуская головы и не показывая своего страха, но то, что происходило с ним в эту минуту, не укладывалось в его голове. Правда, бабушка всегда ему говорила, что нет безвыходных ситуаций, главное, знать, что ты прав. И что теперь? Сергей знал, что он прав, не он убил Игоря, да и поверить в это не мог. Несколько часов назад, они стояли во дворе школы, ну да, сказали несколько обидных слов, но это же не повод, чтобы просто взять и убить. А сейчас Игоря нет… Сергей вдруг чётко представил Игоря в гробу, его мать, плачущую над ним…Сергею стало не по себе.

— Наверное, от горя, они меня проклинают и уверены, что я его убил. Но Олег… он ведь оставался с Игорем, когда я ушёл… да… конечно, Олег скажет об этом и меня непременно отпустят, ведь я не виноват… — лихорадочно думал Сергей, почему-то веря в это.

УАЗик резко остановился возле отделения ОВД и не района, а города. Правда Сергей в этом ничего не понимал. Его вывели из машины и подталкивая, провели внутрь здания. Капитан остановился возле окошка дежурного и нагнувшись, что-то сказал ему, показывая удостоверение. Потом они шли по полутёмному коридору, с множеством дверей справа и слева, ведущих в кабинеты, на дверях написаны звания, имена и фамилии следователей, дальше — приёмная полковника.

— Заходи! — скомандовал капитан, остановившись у кабинета следователя, майора Колесникова.

Сергей вошёл в светлый, довольно большой кабинет, с окном без занавесок. Стол стоял почти посередине комнаты, рядом стул к нему, справа шкаф с документами, слева, в ряд, стоят стулья, в углу, за столом — сейф, настолько старый, что кажется, он ещё при Сталине стоял в этом кабинете. Но здание ГОВД было новым, оно было построено сравнительно недавно. За столом сидел мужчина лет сорока, довольно упитанный, с короткой стрижкой, в штатском, на нем был строгий, серого цвета костюм и белая рубашка, галстука не было. Хмурое лицо его склонилось над столом, но когда капитан вошёл в кабинет вместе с Сергеем, майор поднял голову и сверлящим, долгим взглядом, взглянул на Сергея.

— Здравия желаю, товарищ майор! Вот… мы задержали подозреваемого в жестоком убийстве. Приказано доставить к Вам! — отрапортовал капитан.

— Да, мне звонили из управления. Убитый парень — единственный сын Мордвинова Александра Владимировича? Он, вроде, не последний человек в министерстве внутренних дел… да, дела. Я сам буду вести следствие по этому делу. А ты свободен, капитан! — сказал майор, кивнув головой.

Капитан взял стул и поставив напротив стола, грубо усадил на него Сергея, довольно сильно надавив ему на плечо.

— Я могу идти? — спросил капитан.

— Свободен! — ответил майор.

Сергей ждал, что же будет дальше, но непроницаемое лицо майора не внушало доверия.

— Ну что, парень… плохи твои дела! Сам признаешься во всём? Чистосердечное признание… слышал о таком? — спросил майор, взяв чистый лист бумаги и ручку и положив перед Сергеем.

— Я не убивал Игоря. Поверьте… да и зачем бы я это сделал? — с надеждой произнёс Сергей.

— Здесь, в этом кабинете, многие побывали, сынок. И все говорили одно и тоже, я не виноват, я этого не делал. Но в конце концов, сознавались. Игорь Мордвинов, сын уважаемого в городе человека. Лучше сознайся во всём. Вчера у вас был выпускной вечер, уверен, парни выпили вина… или водки? — сверля глазами Сергея, спросил майор.

— Да я не пью и не курю. Вы спросите у Олега, товарищ майор! Он всё подтвердит! — воскликнул Сергей, от волнения привстав со стула.

— Сидеть! Тамбовский волк тебе товарищ! И не смей мне указывать, что я должен делать! — крикнул майор, стукнув кулаком по столу.

Сергей от неожиданности вздрогнул и присел на стул.

— Олег — это же твой одноклассник, верно? Так его допросили, наш сотрудник был у него дома, он сказал, что ночью вы втроём вышли во двор школы, покурить. А говоришь, не курю. Так вот… Олег рассказал, что ты и Игорь поспорили или поругались, ну неважно. Вы и раньше не ладили, ты ударил его. Да, ты этой ночью ушёл первым, но Олег сказал, что ты обернулся и посмотрел на Игоря так зло, словно хотел отомстить за то, что тот сказал тебе о твоих родителях… или кем там они тебе приходятся? Ты вполне мог вернуться назад с ножом и убить своего одноклассника, которого недолюбливал, верно? — уверенно говорил майор, от чего Сергей съёжился, сидя на стуле.

Сергей поверить не мог в то, что услышал. Он не мог поверить, что Олег мог сказать такое. Сергей дружил с Олегом, вместе посещали спортивные секции, на танцы часто ходили вместе, хотя Сергей не считал Олега близким другом, но уважал его.

— Я не убивал Игоря, — устало произнёс Сергей.

Дмитрий подъехал к адвокатуре и оставив машину на стоянке, зашёл в одноэтажное здание. Виктор Петрович ждал его, с ним Дмитрий познакомился сравнительно недавно. Он был знакомым знакомого Дмитрия, с которым они когда-то работали в больнице. Он был больше, чем знакомым, можно сказать, другом, они довольно часто встречались. Дмитрий поменял работу, пошёл на повышение, вначале работал в горздраве, главным врачом, а потом был назначен начальником отдела в министерстве здравоохранения. Виктор Петрович был практичным человеком, Дмитрий пару раз подписывал ему ордер в клинику, на операцию жены и на реабилитацию, через год после успешной операции. Виктор Петрович такие услуги не забывал.

— Здравствуйте, Виктор Петрович! Разрешите? — спросил Дмитрий, приоткрыв дверь кабинета.

— Дмитрий Константинович? Да, проходите, я ждал Вас. Садитесь. Что Вас привело ко мне? — спросил Виктор Петрович, пожав протянутую руку Дмитрия.

— У меня беда, Виктор Петрович! Утром моего сына арестовали. Его обвиняют в убийстве одноклассника, но мой сын этого не делал. Прошу Вас, помогите! — взволнованно произнёс Дмитрий.

— Весь город говорит об этом… это не сын Мордвинова Александра Владимировича? — спросил адвокат.

— Да, Игорь Мордвинов — одноклассник моего Сергея. Но поверьте, мой сын не способен убить. Он сын интеллигентных родителей, воспитание у него не такое. Вы сможете защитить моего сына? — взволнованно говорил Дмитрий.

— Я верю, что Ваш сын невиновен, Дмитрий Константинович. Конечно, я возьмусь за это дело, мне нужно бумаги подготовить, чтобы зайти к подозреваемому. Без них меня не пропустят. Только хочу Вас предупредить, Дмитрий Константинович… дело очень сложное, говорю Вам, как профессионал. Но я сделаю всё возможное, чтобы доказать невиновность вашего сына и чтобы его оправдали, — сказал адвокат.

— Спасибо! Вы знаете, я в долгу не останусь, — зачем-то сказал Дмитрий, но осёкся.

— Извините… — добавил он, поднимаясь со стула.

— Полные данные вашего сына, Дмитрий Константинович. Напишите вот сюда, — попросил адвокат.

И Дмитрий написал… Сергей Анатольевич Павленко, тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения, выпускник сто десятой школы, города Калининграда.

— Так… Сергей Вам не сын? — прочитав написанное, с недоумением спросил Виктор Петрович, взглянув на Дмитрия.

— Он мой внук. Его родители погибли в авиакатастрофе, когда мальчику было пять лет. Я муж его бабушки, в общем… просто помогите! Прошу Вас, Виктор Петрович, — с отчаянием, произнёс Дмитрий.

— Я сделаю всё, что в моих силах, не волнуйтесь так. А сейчас поезжайте домой, встречи с подозреваемым Вам все равно не дадут. Я сам поговорю с Вашим внуком и позвоню Вам. Номер Вашего телефона я знаю. Всего доброго, Дмитрий Константинович, — протянув руку и пожимая руку Дмитрия, сказал Виктор Петрович.

У Дмитрия появилась надежда и он поехал домой, зная, как волнуется Полина.

А Сергея перевели в следственный изолятор, майор решил надавить на парня, чтобы он написал чистосердечное признание. Сергея увели, не снимая наручников. Сырое помещение, с бетонным полом и привинченным к полу стулом. Сергея уже ждали и велели сесть на стул. Парень не ожидал ничего хорошего, один вид комнаты внушал страх, ведь парню не было и восемнадцати лет. Его били так, чтобы на теле не оставалось следом побоев, молча, не задавая вопросов. Здоровый смуглый мужчина, совершенно лысый, то ли загорелый, то ли кожа была такая, сопел и наносил удары. Конечно, все эти действия были незаконными и навряд ли о них докладывали, но именно так выбивали признания с преступников.

Быть может, не будь Игорь сыном самого Мордвинова Александра Владимировича, Сергею просто поверили бы и быть может, отпустили, что взять с подростка? Да и доказательств вины нет, как таковых. Скорее всего, майор был уверен, что парень невиновен, но его задержали и привезли к нему, а значит именно он должен стать козлом отпущения, иначе его по голове не погладят. Ему уже намекнули сверху, что дело не должно затянуться.

Сергей стойко выносил побои, но профессиональные удары и правда не оставляли следов, доставляя невыносимую боль. Минут через двадцать, лысый здоровяк устал от побоев, тяжело дыша, он смотрел на Сергея, не понимая, как тот молча выдерживает его удары. Сергей научился владеть телом, когда требовалось. Удары по животу, кому-то другому, могли разорвать внутренние органы, но Сергей напрягал пресс на животе, во время сильных ударов огромным кулаком. Правда, не ожидая ничего такого, он не успел этого сделать вначале и едва не задохнулся от первого удара, нанесённого неожиданно под дых. Тут открылась дверь.

— Товарищ майор требует к себе задержанного. Он готов подписать признание? — тихо спросил вошедший, одетый в милицейскую форму, с погонами капитана, лысого здоровяка, с неприятным, суровым, вспотевшим лицом.

Здоровяк пожал плечами. Сергея вывели в коридор и провели в кабинет следователя, майора Колесникова, от которого его недавно вывели.

— Надеюсь, ты напишешь чистосердечное признание? — с усмешкой спросил майор, глядя на усталое, измученное лицо Сергея, который совсем не понимал, что же всё-таки происходит.

Сергей читал детективы, но ни в одной книге он не читал о такого рода беспределе.

— Я не убивал Игоря… — ответил он, посмотрев в окно, где светило солнце.

В кабинет постучались и дверь приоткрылась.

— Здравствуйте Егор Алексеевич! Я адвокат Павленко. Мне нужно поговорить с моим клиентом, — громко сказал Виктор Петрович и не дожидаясь приглашения, вошел, сел на стул, открывая свой дипломат.

Майор был разочарован. Вот адвоката-то он не желал бы видеть рядом с задержанным. Но нарушать закон в присутствии адвоката, майор не посмел.

— Это бумага, дающая мне полномочия по защите клиента. Где я могу с ним переговорить? — совершенно спокойно спросил Виктор Петрович.

— Для этого есть отдельная комната, Виктор Петрович и Вы это прекрасно знаете. Зачем ненужные вопросы? Дежурный? Уведи обвиняемого в комнату для свиданий! — крикнул майор в открытую дверь, где на его зов появился дежурный.

— Вина моего подзащитного ещё не доказана, майор, поэтому пока он просто задержанный, — сказал Виктор Петрович, поднимаясь со стула.

Майор Колесников, усмехнувшись, посмотрел на адвоката. Егор Алексеевич прекрасно знал всю кухню работы органов. Когда было нужно обвинить невиновного и посадить далеко и надолго, сделать это было было не трудно. Но и Виктор Петрович об этом знал. Пару раз, он не смог защитить невиновного в суде, хотя и был уверен в его невиновности. Что касалось дела Сергея, то Виктор Петрович очень надеялся, что это дело он выиграет. Очень не хотелось ему, чтобы этот мальчик, отбывал срок вместо убийцы.

— Ну что, сынок… рассказывай всё, что произошло вчера вечером и этой ночью, ничего не упуская. Я должен знать обо всём, иначе не смогу тебе помочь, — с сочувствием глядя на парня, произнёс Виктор Петрович.

Сергей сидел напротив Виктора Петровича с растерянным видом, но уверенность мужчины, вселила в него надежду.

— Собственно и рассказывать нечего. Выпускной вечер, все веселились, танцевали и я тоже… потом Олег позвал во двор. Он знал, что я не пью и не курю, сказал, воздухом подышать хочет и музыка громко играет, уши заложило. Следом за нами и Игорь пошёл. К тому времени, они успели изрядно выпить, особенно Игорь, мы никогда с ним не ладили, а тут… он про моих родителей ляпнул, ну я и не выдержал, вмазал ему в морду. Я потом почти сразу и ушёл, а Игорь остался с Олегом. Они, вроде, хотели идти к берегу моря, зОри со всеми классами встречать. А я домой пошёл. Утром за мной пришли, надели вот это и увели, — показывая на руки, на которых были надеты наручники, рассказал Сергей.

— И это всё? Может ты возвращался назад? — спросил Виктор Петрович.

— Нет, настроение упало, да и изначально не хотелось до утра оставаться, — глядя открытым взглядом на адвоката, произнёс Сергей.

— Олег… Самойлов, кажется… он сказал, что ты был зол на Игоря и вполне мог вернуться назад, — сказал Виктор Петрович, записывая что-то в блокнот.

— Я не знаю, почему он так сказал, но я не возвращался и сразу ушёл домой, — ответил Сергей.

— Я-то тебе верю, сынок, но видимо, на Олега надавили. Иначе, зачем бы он так сказал? — с сожалением глядя на Сергея, подумал Виктор Петрович.

— Хорошо, может что-то передать твоим родным? Принести тебе сюда ничего не смогу, не пропустят. А пока, я должен идти. Держись, сынок, я постараюсь тебе помочь, — сказал он вслух, поднимаясь из-за стола и закрывая свой дипломат, положив в него ручку и блокнот.

— Скажите им, что я в порядке. Пусть не волнуются за меня… у отца сердце, ему волноваться нельзя. Спасибо Вам… — поднимаясь следом за адвокатом, ответил Сергей.

Дежурный, который всё это время стоял в дверях, отвёл Сергея в камеру.

— Ну что Виктор Петрович? Признался он Вам? — спросил майор, когда Виктор Петрович вернулся в его кабинет.

— Вы ведь и сами не верите в то, что этот мальчик мог убить своего одноклассника, верно, Егор Алексеевич? — с сарказмом спросил Виктор Петрович.

— Не скажите, Виктор Петрович! Не скажите… в этом кабинете, я таких вот мальчиков… хм… невинных, столько повидал! Что у Вас? А, давайте подпишу, — взяв из рук адвоката пропуск и быстро подписав его, ответил майор.

Виктор Петрович, ничего не ответив, взял листочек и вышел из кабинета. Мужчина понимал, что защиту строить просто на показаниях Сергея, будет не то, что трудно, невозможно. Сев в свой Опель, он поехал к дому, где жили Олег Самойлов и убитый Игорь Мордвинов. К Дмитрию и Полине он решил заехать позже, ведь сейчас он не может сказать им ничего утешительного. Олега дома не оказалось, впрочем, Виктор Петрович на лицо его не знал. У подъезда Мордвинова Игоря, собралась толпа, но тело Игоря ещё не привезли из морга, где проводили экспертизу.

— Простите… не подскажете, нет среди тех ребят Олега Самойлова? — спросил Виктор Петрович, подойдя к женщинам, которые стояли в ожидании, недалеко от подъезда.

— Так вон он! В чёрной футболке, с длинными волосами, — показывая рукой в сторону стоявшись неподалёку ребят и девушек, большинство из которых были одноклассниками убитого, сказала полная женщина, низенького роста, с рыжими кудряшками.

Поблагодарив её, Виктор Петрович подошёл к группе ребят и девушек, они тихо обсуждали произошедшее.

— Я ни за что не поверю, что Сергей убил Игоря! Хоть убейте, не поверю! — уверенно заявила Люся, которой очень нравился Сергей.

— Не бросайся словами, Люська! Хватит, убили одного уже! Лучше помалкивай… — одёрнул девушку Вадим, её одноклассник.

— Но она права, не мог Сергей такого сделать… — с сомнением произнёс Лёша.

Олег стоял чуть в стороне и молчал. Его глаза испуганно блуждали. Он мог просто уйти домой, но видимо и дома не находил покоя. Виктор Петрович, стоя в стороне, смотрел на его реакцию, выжидая, что же ещё скажут молодые люди. Но посмотрев на него, ребята замолчали и Виктор Петрович подошёл ближе.

— Здравствуйте, ребята! Меня зовут Виктор Петрович. Я адвокат вашего одноклассника, Сергея Павленко. Что можете о нём сказать? Мог он убить Игоря Мордвинова? И вообше… каким был ваш одноклассник? Ведь вы все проучились с ним не один год, верно? — спросил Виктор Петрович.

Все разом встали на защиту Сергея.

— Сергей не мог никого убить, наоборот, он всегда защищал слабых, — высказалась одна из девушек.

— Честный, прямолинейный, Сергей был тихим, да, но хорошим, поверьте! — волнуясь, воскликнула Люся.

— Он мог в морду дать, но заслуженно. Но убить… нет! Только не Сергей! — уверенно произнёс Вадим.

— А кто, если не Сергей? — в упор глядя на Олега, спросил Виктор Петрович.

Олега смутил его взгляд, но голову он не опустил.

— Не он… тогда кто? — подумал Виктор Петрович, который в силу своей профессии неплохо разбирался в людях.

— Это кто-то чужой, из класса этого бы никто не сделал. Я однажды видел… но утверждать не могу… в туалете, Игорь нюхал что-то… не знаю, что это было, белого цвета. Но увидев меня, он тут же отвернулся, — тихо, почти в самое ухо Виктора Петровича, произнёс Лёша.

— А ты мог бы повторить это на суде? — так же тихо спросил Виктор Петрович.

Лёша испуганно отошёл на пару шагов.

— Нет, я же сказал, что не могу с уверенностью утверждать это, — ответил парень.

— Хорошие же у тебя друзья, Сергей, — с сожалением глядя на всех, подумал адвокат.

— Олег Самойлов? — вплотную подойдя к парню, спросил Виктор Петрович.

Ребята молчали и смотрели на представительного мужчину, в дорогом костюме и дорогих туфлях.

Олег с недоумением посмотрел на адвоката.

— Как я уже говорил, я адвокат Сергея Павленко, кстати, Вашего одноклассника и друга, кажется. Я хотел бы задать Вам несколько вопросов, может отойдём? — предложил Виктор Петрович.

Олег подумал, что так будет лучше, он бы не хотел, чтобы ребята слышали их разговор, поэтому первый отошёл подальше, почти к углу дома.

— Ты сказал, что Сергей мог вернуться и убить Игоря… почему? Может ты это видел? — с ходу задал вопрос Виктор Петрович.

— Ничего я не видел. Я не говорил, что Сергей мог убить Игоря… только то, что он мог вернуться назад… — испуганно озираясь по сторонам, произнёс Олег.

— Ну хорошо, так почему ты подумал, что Сергей мог вернуться назад? — спросил Виктор Петрович, взяв из дипломата блокнот и ручку.

— Если будете записывать, я ничего говорить не буду, — тихо сказал Олег, пройдя за угол, так как увидел, что ребята смотрят на них.

— Хорошо. Расскажи всё, что знаешь. Сергея обвиняют в жестоком убийстве Игоря Мордвинова, с нанесением множества ножевых ранений. А это тяжёлая статья и парню грозит до двадцати лет заключения. Ты хоть можешь себе представить, что значит двадцать лет тюрьмы, тем более, если ты невиновен? — стараясь говорить спокойно, произнёс Виктор Петрович.

— Не давите на меня! В этом нет моей вины. Я вообще не хотел ничего говорить, но к нам домой пришли двое, я крепко спал, меня разбудили и сказали, что я должен так сказать следователю, иначе на месте Сергея, окажусь я. Что я должен был делать? — воскликнул Олег.

Видимо его всё-таки мучила совесть, это было видно по его блуждающему, испуганному взгляду.

Наступило молчание, Виктор Петрович не стал его нарушать, понимая, что Олегу трудно даётся признание.

— Когда Сергей ушёл, Игорь был жив. Я тоже разозлился на него, поэтому не стал дожидаться и вернулся в фойе, но Игорь следом за мной не пришел. Я подумал, что он тоже ушёл домой. Мы с ребятами до четырёх утра веселились, я и забыл о них… ну, в смысле и о Сергее, и об Игоре, потом пошли встречать зОри, на берег Балтийского моря, пешком прошли до Бранденбургских ворот. Вместе со всеми, я дошёл до дома и тут мы все разошлись. Я и предположить не мог, что в это время Игорь, уже мёртвый, лежит во дворе школы. Это все, что я знаю, — закончил говорить Олег.

Парень облегчённо вздохнул, сбросив с себя вину, словно огромный камень с души. Но вдруг, посмотрев на Виктора Петровича, он отрешённо произнёс:

— На суде я этого говорить не буду. Мне очень жаль Сергея… помогите ему! Но быть на его месте… я пошёл…

Произнеся это, Олег было отошёл в сторону, где ещё стояли ребята и обсуждали произошедшее, потом остановился и обернулся.

— Лёша правду сказал… Игорь употреблял что-то, в смысле, нюхал, но мы не придавали этому значения. Правда, после этого, Игорь менялся, становился весёлым и разговорчивым. Однажды и мне предложил попробовать, сказав, что это блаженство… я отказался. Думаю, это были наркотики, хотя у нас это запретная тема… и я Вам этого не говорил, — сказав это, Олег быстро ушёл, так и не взглянув в глаза Виктора Петровича.

— Кем же ты вырастешь… засранец? — разочарованно произнёс Виктор Петрович, уходя к своей машине.

Сергей стоял возле железных дверей камеры, отвернувшись лицом к стене, как ему и приказали. Дежурный снял с него наручники и открыл тяжёлую дверь.

— Проходи! — сказал он.

Сергей молча зашёл в камеру и услышал, как за ним закрыли дверь, звук задвижки, будто бы стучал в мозг парня. Всё, что происходило с ним, было реальностью, но Сергей никак не мог поверить, что всё происходит на самом деле.

— О! У нас в хате заезжий пассажир! Может он чепушила, а, Шрам? Пошманать его? — подойдя в развалку к Сергею и раскрыв руки, словно хочет обнять его, сплёвывая на бетонный пол, произнёс один из сидельцев камеры.

— Не вякай, Шершень! Не гони арапа! Пока тема не ясна, усохни! За базар ответ держать надо. А ты проходи-ка… малявы на тебя ещё не было, прогон подождём. На чём повязали тебя, казачок? — не вставая со скамьи, говорил другой сиделец, которого назвали Шрамом, правда, никакого шрама Сергей на его лице не увидел.

Из того, что тут говорили, Сергей ничего не понял и продолжал молча стоять, потом его словно осенило. Он читал некоторые жаргонные слова в детективах и смотрел по телевизору фильмы про бандитов.

— Здравствуйте! Вернее, это… вечер в хату, привет честнОй братве! — неуверенно произнёс Сергей.

В камере находилось три человека и видимо, за главного был этот Шрам, вёл он себя более привольно и нагло.

— Хм.. ха-ха-ха! Свой пацан! Присаживайся, братишка. Шершень? Жратву готовь, жрать охота! — засмеявшись, сказал Шрам.

Шершень взглянул на третьего сидельца, резко кивнув ему головой.

— Давай, Дикарь, вынь шкеру, по ходу, вечер в хате, — сказал Шершень.

Сергей осторожно присел и молча ждал, что же будет дальше. Он лихорадочно вспоминал эпизоды из фильмов, но никак не мог вспомнить, в голову от напряжения и усталости, ничего не приходило.

— Ну, братишка… колись! За что тебя загребли? Что тебе шьют? Повязали за что? — спросил Шрам, стуча чётками по столу, перебирая их одной рукой.

— Вы имеете ввиду, за что меня арестовали? — наконец спросил Сергей.

— Ооо… видать не обстрелянный ты ишо! Шершень? Остальное зашкерить надо, шмонать будут маски шоу! — обернувшись к парням, сказал Шрам, когда они поставили на стол консервы, колбасу, буженину и куски хлеба.

— Меня в убийстве обвиняют. Но я не убивал… — устало ответил Сергей.

— Значится… чалиться будешь запрОсто так, лет пятнадцать, если повезёт. А то и четвертак впаяют! Ладно, ешь… разберёмся… — ответил Шрам, ломая хлеб и неровно отрезая кусок буженины и отправляя всё в рот.

Есть совсем не хотелось, но чтобы не обидеть новых соседей по камере, Сергей сунул в рот кусочек хлеба и следом, кусочек буженины. Он не ел со вчерашнего вечера, да и на выпускном вечере почти не ел, так… яблоко одно, лимонада выпил и пирожное съел, а когда котлеты подали на стол, он в это время вышел с Олегом во двор школы, куда следом пришёл и Игорь, на свою погибель. Кажется, Сергей и правда проголодался, стесняясь, он всё же немного поел.

— Спасибо. У меня адвокат был… может он поможет? — с надеждой взглянув на Шрама, спросил Сергей.

— Может. На тебя малява с прогона должна прийти, тогда и перетереть можно. Рога мочить — нам всем светит. Все скоро на шконках чалиться будем. Но ты не дрейфь, на зоне тоже жить можно, если котелок в шоколаде варить будет и если арапа гнать не будешь. Вижу, ты правильный пацан, — ответил Шрам.

Сергей ничего не понял из сказанного им и устало опустил голову.

— Ладно, зенки липнут, иди покимарь что ли… нары твои свободны, — сказал Шрам, кивнув в сторону, где был туалет, занавешенный старой тряпкой.

Сергей, облегчённо вздохнув, поднялся и прошёл к нарам, на которые показал Шрам. Матрас был свёрнут трубочкой, развернув его и положив правильно подушку, Сергей наконец лёг и устало закрыл глаза, хотя привык спать на чистой простыне и мягкой подушке, а не на ватной.

Мысли не давали уснуть, он вспоминал вчерашний вечер, вернее, сегодняшнюю ночь. Лицо Игоря, с выражением ненависти. За что он не любил его, Сергей понять не мог, да и не задумывался по этому поводу. Друзьями они с детства не были, учились десять лет вместе и всё. Остальные ребята… ну да, дружили, вроде…

— Вроде дружили… но ни один из них не был близким другом. Олег… вместе за партой сидели, вместе в секции ходили, так… на танцы и в кино иногда… да, ещё он заходил в гости, послушать новые записи… и пожалуй всё… если не считать, что не раз его спасал во время драки. Это разве дружба? Почему он сказал, что я мог вернуться? Ведь знал, что я бы не вернулся… зачем? — стучало в голове Сергея.

Он очень устал и думать устал, закрыв глаза, парень ушёл в глубокий сон. Ночью он резко проснулся, открыв глаза и почувствовав на своей шее чьи-то цепкие руки. Сергей задыхался, ничего спросонья не соображая. Схватив того, кто его душил за руки, он оторвал их и вывернув, сбросил душившего на бетонный пол.

— Ах ты, падла! Мокруху в хате? За хату я в ответе! Урою гада! — услышал Сергей рык Шрама.

Сев на нары, он потирал шею, ничего не соображая.

— Гадом буду, Шрам! Мочить его надо! Прогон на него с воли пришёл, ты же знаешь! — стуча по полу кулаками и брызгая слюной, орал Шершень.

— Котелок не варит, так усохни и не вякай! Прогон с воли от мусора пришёл, не догнал? Я маляву от братков жду. Тогда и тему перетрём. А пока не тронь его, не неси шнягу, а то самого завалю! Ты меня знаешь, Шершень, я два раза не повторяю, — совершенно спокойно говорил Шрам, но его острый взгляд был полон негодования. Шершень, конечно, все понял.

Сергей смотрел на них и понимал, что если его осудят, а в то, что его отпустят, он уже не верил, если уж приказ пришёл его убрать, ему придётся выживать в той обстановке, куда он попадёт. Он читал, да и фильмы смотрел, но и представить себе не мог, что то, что он видел и читал, далеко от тюремной реальности.

— Не дрейфь, он тебя больше не тронет. А теперь, рассказывай всё, что произошло, может вместе и придумаем, как выпутаться из этой ситуации, — наконец-то, на понятном Сергею языке, сказал Шрам, присаживаясь рядом с ним.

И Сергей рассказал, правда, не так много пришлось и рассказывать, а когда он замолчал, Шрам задумался. Прошло минут десять, Сергей не мешал Шраму, не зная, думает он или просто задумался о своём. Шрам, наконец, поднял голову и Сергей увидел острый взгляд умного человека, совсем не рецидивиста.

— Я понял тебя, парень. Но ты влип и по-крупному. Видать, тебя козлом отпущения сделали. О Мордвинове слышал и не раз… тот ещё зверь. Беспощадный не только к нашему брату, но и к своим. Сынок его… пару раз с наркотой попадался, по малолетке, но папаша его, конечно, в обиду не дал. А зря! Вот и потерял сынка, хотя таким лучше смерть, иначе не только себе жизнь попортят, но много невинных душ могут погубить. Тебе срок большой светит, боюсь, не выдержишь. На зоне жизнь тяжёлая, могут запросто и завалить… это в лучшем случае, а то, ни за что и опустить могут, — с сожалением глядя на Сергея, долго говорил Шрам.

— Как это? — не понял Сергей.

Шрам горько усмехнулся.

— На зоне разный люд, есть братва, если им понравишься, считай живым и здоровым выйдешь на волю. Остальные, так…есть среди них стукачи, шныри, делают грязную работу, исполнители есть… ну, неважно, на месте разберёшься. Смотря куда попадёшь по этапу. Но я тебе пару строчек чиркну, только спрятать нужно будет так, чтобы на шмоне не попался. Например, в резинку от трусов сунуть можно, догола разденут, до задницы шмонать будут. В крайнем случае, запомнишь дословно мои слова на жаргоне, тебе поверят, что от меня. А меня братки уважают. Подождём от братвы маляву с прогона на тебя, там и решим, как можно тебе помочь. До вечера малява придёт, — докуривая попиросу, говорил Шрам.

— Простите… но почему Вы мне это говорите? Почему помогаете? Разве можно? Ведь Вы не знаете меня совсем, — спросил Сергей.

Шрам усмехнулся и посмотрел Сергею в глаза.

— Я научился различать людей, может ты мне понравился, пацан? Курить будешь? — предложил Шрам.

— Не курю я… мне страшно… мои родители, у отца сердце, а вдруг с ним что случится? Мать совсем одна останется, — произнёс Сергей, тяжело вздыхая.

— А случится то, что должно случиться. Что ты можешь? Кстати, а кем они работают? — хитро прищурив глаза, спросил Шрам.

Сергей помнил, такие сидельцы как Шрам, не любят людей из органов.

— Они врачи, — коротко ответил Сергей.

— Так чего же ты ссышь? Ну… в смысле, боишься? Врачи знают, как им лечиться. А вот и малява… — посмотрев на Дикаря, который тянул нитку откуда-то сверху из маленького проёма в окне за решеткой, сказал Шрам.

Оторвав от нитки плотно скатанный листочек бумаги, Дикарь быстро отдал его Шраму. Шершень, злобно зыркая глазами на Сергея, испуганно озираясь, поднялся с пола и нерешительно подошёл ближе. Шрам пробежал глазами по мелко написанной записке. Потом поднял голову и посмотрел на всех.

— Всё на мази! Свой пацан, нет за ним ничего такого. Не повезло ему просто, но рога мочить будет за просто так. Нужно помочь братишке. Ладно, после суда и приговора решим, что дальше делать, — стараясь говорить на понятном Сергею языке, но невольно опять переходя на жаргон, говорил Шрам.

— Будь что будет! Мне уже всё равно, — махнув рукой, произнёс Сергей.

— Ещё одна попытка, Шершень и ты труп. Понял? — крикнул Шрам, зыркнув на Шершня.

Тут послышался звук отодвигаемого засова и Шрам, сунул записку в рот, тут же ловко уложил её языком за щёку.

— Павленко? На допрос! — крикнул конвойный, стоя за дверью.

Сергей поднялся и испуганно оглядываясь, вышел из камеры.

— Менты поганые! Парня ни за что гробят! Подстава это, ясно как день! — вытащив записку изо рта, со злостью говорил Шрам, прохаживаясь большими шагами по камере.

— Задержанный Павленко по Вашему приказу доставлен, товарищ майор! — громко сказал дежурный, подтолкнув Сергея в кабинет.

— Свободен! — ответил майор и кивнул Сергею, равнодушно сказал:

— Садись, чего встал?

— Да, такому козлу по барабану пустить чью-то жизнь под откос, а ведь знает, что я не делал этого, — присев на стул, подумал Сергей.

— Тебе передача от родителей пришла… я разрешил её принять. Но получишь только после того, как подпишешь признание, — с безразличным видом листая записи в журнале, говорил майор Колесников.

— Вы же и сами знаете, что я этого не делал, гражданин начальник. Как же я подпишу себе приговор? — произнёс Сергей, которому стало безразлично всё, что с ним происходило.

— Значит отказываешься? Дежурный? Отведи задержанного к лысому! — нажав на кнопку вызова и когда конвойный зашёл в кабинет, сказал майор.

Сергей понял, его опять будут бить. И опять то же самое помещение с бетонным полом и обшарпанными стенами, с едва мерцающей на потолке лампочкой. Сергея грубо посадили на привинченный к полу стул и ничего не говоря, неожиданно ударили под дых. Но Сергей напряг пресс, в боксе удары были и посильнее, хотя нет, эти удары были унизительными. Сергей, не удержавшись, упал на пол. Его пинали ногами, кажется, в этот раз не думая, что останутся следы на теле, Сергей стонал от боли, но держался изо всех сил. Он мог бы подняться, вскочить на ноги и применить пару приёмов, ударить ногой в шею, этот удар мог свалить любого, но делать этого было нельзя, Сергей это понимал. Видимо, Лысый верзила не рассчитал удар или в азарт вошёл, но ударил огромным ботинком по голове, попав в лоб, потом ещё и ещё… Сергей потерял сознание и больше ничего не ощущал. Когда очнулся, увидел, что лежит в камере, на своей лежанке, называемой нарами.

— Попадись он на зоне, с него бы кишки вытащили и на шею натянули… гад! Это лысый постарался, его след, — говорил Шрам.

Дикарь вытирал кровь со лба и щёк Сергея, у него была рассечена и бровь, глаз, от удара ботинка, покраснел и заплыл. Сергей застонал от боли и открыл глаза.

— Только не говори, что тебя избили, даже своему адвокату, иначе хуже будет. До суда не доживёшь, пацан… этот зверь недавно одному пинком печень разорвал… бедняга в больничке умер и что? В земле сырой лежит, налепили бумагу с заключением, а этой гниде ничего! — с сожалением глядя на Сергея, сказал Шрам.

— Я не стукач. Знаю, — едва шевеля разбитыми губами, ответил Сергей.

— Тряпку намочи, холодный компресс поставь на раны, — подсказал Шершень, стоя в стороне.

Кажется и он проникся к Сергею жалостью и злился от несправедливости, говоря на понятном языке.

— Ничего, сынок, терпи. Как сын Бога терпел, а? Иисус… над ним как издевались, ироды, а он их жалел, говоря, чтобы Господь их простил, говоря, что они не ведают, что творят… Удивительный был человек! — произнёс Шрам, вызвав недоумение у Сергея.

Шершень и Дикарь, кажется, уже слышали его высказывания о сыне Бога, они молча смотрели на Шрама и кивали головами.

— Значит, Вы верующий? — осторожно спросил Сергей.

Шрам задумался, кажется, такого вопроса он не ожидал и никогда не задумывался над этим.

— Есть, конечно, Высшая сила, но что это за сила? Ты знаешь? Вот и я не знаю. Про Иисуса читал, давно, вот и запомнил. Видимо, задело меня. Ладно, закрыли базар, не наша это тема. Твои внутренности как? Не болит ничего? — спросил Шрам.

— Я боксом занимаюсь… занимался, пресс держать при ударе умею, — ответил Сергей, закрывая глаза.

Пару дней Сергея не трогали, передачу всё же занесли, правда не всю…

Полина ночь не спала и с утра плохо себя чувствовала. Женщина вспоминала, как Серёженька остался сиротой, когда погибли её сын Анатолий и сноха Виктория.

— Сыночек мой… кому мешали они, такие молодые, вечно занятые наукой? И в один день их не стало. Теперь Серёжа… Господи! Помоги ему! Не оставь без милости своей. Он ещё ребёнок, столько планов строил… Дима? Ну наконец-то ты пришёл! Ну что? Передачу отнёс? Взяли? А свидание не дали? Увидеть бы его хоть одним глазком… Как он там? Что ест, что делает? Не бьют ли его… — подойдя к мужу, со слезами говорила Полина.

— Давай на кухне поговорим, Полюшка. Поесть приготовь, голоден я, — помыв руки под краном в ванной комнате и войдя на кухню, сказал Дмитрий.

Полина сумбурно готовила на стол, поставила на плиту котлеты, чтобы разогреть, нарезала хлеб и беспомощно села на стул.

— Понимаешь милая… тут такое дело… в общем, Виктор Петрович сказал, что сделает всё возможное. Но он профи своего дела, дальновидный человек, эту мясорубку с судами и липовыми обвинениями, очень хорошо знает и интуиция у него хорошая на такие дела, он сказал, чтобы мы не очень надеялись… — откусив кусочек хлеба, сказал Дмитрий.

— Что ты имеешь ввиду? Ведь Сергей не убивал и ты это сам знаешь! Дима? Что это значит? — воскликнула Полина.

Дмитрий поморщился, сжав левую грудь ладонью.

— Тебе плохо? Я сейчас! Я быстро, потерпи, дорогой! — воскликнула Полина, подбегая к аптечке на холодильнике.

Накапав в двадцать капель волокардина и долив немного воды в чашку, она протянула её мужу.

— Виктор Петрович говорит, что шансов у нашего сына мало. Полина, ты и сама знаешь, он сын Мордвинова Александра Владимировича, а он в министерстве внутренних дел не последний человек. Если не сказать, первый… — мрачно говорил Дмитрий, выпив лекарство.

— Но наш Серёжа не убивал его сына! — с отчаянием вскрикнула Полина.

— Это ты знаешь и я знаю! Виктор Петрович знает и уверен, что наш сын этого не делал. Но видимо, кому-то удобно сделать Сергея крайним в этом деле, козлом отпущения, так сказать… и поскорее, без огласки, закрыть дело. Огласка для Александра Владимировича, сама понимаешь, может означать конец его карьеры. Я и сам в отчаянии был, когда мне Виктор Петрович всё объяснил, — сказал Дмитрий, с аппетитом отправляя в рот котлету с гарниром.

Он со вчерашнего вечера ничего не ел, не мог есть, нервы были на пределе, да и Полина была в таком же состоянии. От головной боли уснуть не могла. Но организм, несмотря ни на что, требовал пищи и нужно было есть, чтобы выдержать то, что их ждало.

— Полинушка, прошу тебя, родная, тебе нужно успокоиться и поберечь себя, поешь давай, иначе не выдержишь этого напряжения. У тебя глаза измученные, садись, поешь со мной, — взяв жену за руку и прижимая к губам, произнёс Дмитрий.

— Хорошо, я поем. Ты прав, что мы можем против этой жестокости, против системы нашей несправедливой власти? Нам силы нужны будут, чтобы поддержать нашего мальчика, — ответила Полина и сев за стол, заставила себя поесть.

— Полинушка… что бы ни случилось, нам нужно поберечь и себя. Ты понимаешь… я без тебя не смогу жить. Поверь, я это дело так не оставлю, потребуется, до министра МВД дойду! — с воодушевлением сказал Дмитрий.

— Да кто же тебя там слушать будет, Дима? Они и мараться не станут из-за нашего сына, зачем? Если у них всё давно решено и судьба моего сына им безразлична! Тем более, сам Мордвинов взял это дело под свой контроль. Сейчас для этого человека, сама смерть сына не так важна, как его карьера! Какой ужас! Какая несправедливость! И наше бессилие, Дима! — заплакав, произнесла Полина.

— Впереди суд, нужно подождать. Я очень устал, с работы отпросился, но нужно поехать с документами разобраться. И ты не сиди дома, иначе с ума сойти можно. Иди на работу. Давай, собирайся, я сам отвезу тебя в больницу, — вытирая руки и губы салфеткой, сказал Дмитрий, поднимаясь из-за стола.

— Ты прав, нужно работать… — поднимаясь следом за мужем, пробормотала Полина.

В камере, где вот уже четвертый день сидел Сергей, было относительно спокойно. Шрам со знаем дела готовил Сергея к этапу, хотя до него было ещё очень далеко.

— Мне скоро по этапу рога мочить, скачуха уже была и мне она уже не светит. Полный срок чалиться придётся. Но мне не привыкать! Полжизни на нарах чалюсь. Всё будет тип-топ, братишка! — говорил Шрам, сев, развалившись на своих нарах, облокотившись на подушку у стенки.

Но увидев недоумённое выражение лица Сергея, понял, что тот ничего не понял.

— Ладно, слушай сюда… скачуха — это амнистия, она у меня по малолетке была. Второй раз амнистию не применяют, на зоне свои законы, там срок сбавляют, УДО могут дать. Ну… условно досрочное освобождение. Понял теперь? — снисходительно спросил Шрам, перейдя на нормальный, обычный язык.

Сергей молча слушал. Наверное, сам Шрам получал удовольствие от роли учителя жизни на зоне, или просто от безделья решил учить парня"уму-разуму". Впрочем, Шрам изначально отнёсся к Сергею иначе, чем обычно в камере относятся к новичкам, заезжим пассажирам, так сказать. Сергей ему понравился, смелый, не хлюпик и не нытик, выдержал пытки Лысого, а это не каждый может, это вызывало уважение и у Шершня, и Дикаря тоже, хотя Дикарь в камере был мелкой сошкой, исполнявшей приказы Шрама, да и Шершеня.

— Писать не буду, не принято у нас. Так запоминай. Дословно… вот, если бы ты на одну зону со мной попал, в общем, на зоне нельзя брать чужое, крысятничать значит, шнягу гнать… ну, в смысле, ерунду нести, лучше промолчи, целее будешь. Начнут испытывать тебя на гниль, бить будут и… сильно. Ты выдержишь, ты правильный пацан. Получится оказаться рядом с положенцем на зоне — это тот, кто держит порядок на зоне, тогда лафа! Никто тебя не тронет. Главное, не терпильничай, в смысле, не доноси ментам и даже тем, кто рядом с тобой на зоне. Положенцу, не знаю, на какой зоне ты окажешься, но меня вся братва знает и уважает, скажешь, что от меня выехал, тебе поверят. Ты всё понял? А дальше… столько лет, стерпишь ли? — с сомнением и сожалением посмотрев на Сергея, спросил Шрам.

Сергей промолчал, просто он не мог себе представить жизнь за колючей проволокой, не мог представить срок, который могли бы ему дать.

— Помиловки тебе не будет, ты попал, сынок. Это точняк. Рога мочить придётся до конца… если тока… — Шрам замолчал и с блеском в глазах, лукаво посмотрел на Сергея.

— Что тока? — насторожился Сергей.

— Если тока сквозануть получиться… — тише сказал Шрам.

— Не понял… что это значит? — спросил Сергей.

— По твоей статье, тебе светит лет восемнадцать, не иначе. Тебе сейчас скока? Восемнадцать? — спросил Шрам.

— Только будет, через четыре месяца, — ответил Сергей.

Шрам напряг мозги и стал считать в уме… и перебирая длинные пальцы. Лицо Шрама было сосредоточено, потом, его словно осенило.

— Если мотать весь срок будешь, выйдешь в тридцать шесть лет. И что? Жизнь перечёркнута, ни тебе на работу устроиться, ни воровать не приучен. Вот и кумекаю я… соскочить тебе нужно будет. Не сразу, конечно, менты поганые не оставят. Лет через пять эдак, шесть, можно будет и соскочить. Бля… ни за что срок мотать! Уж лучше бы ты его завалил, парень, всё не так обидно было бы! — со злостью, высказался Шрам.

— Я не убийца. В морду дал, но он заслужил, — сурово глядя в одну точку на стене, произнёс Сергей.

— Мокруха — это сначала страшно, а стоит раз попробовать, может и во вкус войдёшь, — скупо засмеявшись, ответил Шрам.

Сергей помнил, что мокруха — это убийство, но спорить не стал. Убить бы он точно не смог. А через два дня, Шрама вывели из камеры и больше он назад не вернулся. Шершень решил, что теперь в камере за главного будет он, смотрящим за хатой, так сказать. Дикарь не возражал, а Сергею вообще было всё равно, он не понимал, какой интерес в этом у людей. На допросах он так и не признался в убийстве Игоря Мордвинова, ничего не подписал, хотя майор ещё пару раз отправлял его к Лысому на прессование.

Только, после того, как поняли, что Сергей ни за что не признается и ничего не подпишет, тут же нашлись свидетели, которые выступили на Суде, заявив, что видели убегающего Сергея в ту ночь, когда убили Игоря Мордвинова. В пакете предоставили нож — орудие убийства и предоставили результаты экспертизы о том, что на рукоятке ножа остались едва заметные отпечатки пальцев Павленко Сергея Анатольевича. Сергей всё отрицал, сидя на скамье подсудимых. Голову он не опускал, видел своих одноклассников, которые не совсем понимали и не верили в то, что Сергей мог убить Игоря. Он видел тревожное состояние родителей, за которых очень переживал. Видел и Олега, который отворачивался всякий раз, когда Сергей останавливал на нём свой недоумённый взгляд. И когда его вызвали и прокурор стал задавать вопросы, Олег повторил, что Сергей в ту ночь ударил Игоря и ушёл… но вполне мог вернуться, чтобы убить.

Сергей был в шоке, а дальше всё происходило по заданному сценарию, правда, заседание откладывалось несколько раз и длилось больше двух месяцев. Виктор Петрович приводил аргументы, предоставил характеристику со школы, сказал, что семья мальчика — интеллигентнейшие люди, что Сергей Павленко просто не способен убить человека, тем более, одноклассника, с которым проучился десять лет.

Но это не возымело никакого действия на судью, присяжных заседателей на суде не было. В общем, многое было не так, как должно было бы быть, да и доказательств непричастности к убийству, у Виктора Петровича, как таковых, не было.

В конце выступил прокурор и за умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью с нанесением шести ножевых ранений Игорю Мордвинову, запросил лишение свободы сроком в двадцать лет, с содержанием в колонии строгого режима.

Судья отложил оглашение приговора на конец недели, то есть, через три дня, после выступления адвоката, который тоже старался быть убедительным и красноречивым. Сергея вывели из зала заседаний и в наручниках провели к машине. Он вернулся в камеру.

— Ну что? Что наболтал прокурор? — спросил Шершень, с сожалением глядя на Сергея.

— Двадцать лет строго режима, — ответил Сергей, поняв, что Шершень спрашивает о том, сколько запросил прокурор.

Дикарь присвистнул.

— Ё-маё! За что? Суки! Менты поганые! Значит, соскочить с прожарки не вышло? — воскликнул Дикарь, схватившись за голову.

— Усохни! Фильтруй базар, Дикарь! Сядь, я сказал! — прикрикнул на него Шершень.

— Судья может скостить пару лет. Плохо… будь готов к этапу, пацан. А помиловку будешь строчить? — спросил Шершень.

— Ничего я делать не буду. Бесполезно всё это. Будь, что будет, плевать! — сжав кулаки, произнёс Сергей.

— И то правда! Главное, не опетушиться на зоне, там тоже можно жить. Дикарь? Шкеру тащи, жрать будем… — произнёс Шершень, присев за железный стол.

Впервые, за эти два с лишним месяца, Сергей поел с Шершенём и Дикарём припрятанные продукты и спокойно уснул. Парень был вымотан, он устал от ожидания, от побоев, от безысходности. Ему вдруг стало всё равно, что с ним дальше будет. Шершень сказал, что срок будет, самое меньшее, восемнадцать лет, это в лучшем случае. Так какая разница? Пусть будет так, как будет и Сергей смирился со своей участью. Да и что он мог? На суде он видел нечто, похожее на отработанную постановку, со свидетелями, прокурором, адвокатом, к словам которого вовсе не были намерены прислушиваться и…своих родителей.

Перед глазами стояли их измученные, усталые лица, с выражением недоумения в глазах. Дмитрий, в конце концов, поехал в министерстве внутренних дел и решил зайти к самому министру. Ведь и он работал в министерстве здравоохранения, но там было проще, намного проще. Дмитрий понял многое, с этими хождениями по мукам. Он и на работу ходил урывками, хорошо, есть машина, не нужно было время на автобусы тратить. Но к министру его просто записали, сказав, что вызовут. Дмитрий уверял, что у него вопрос жизненно важный и решается судьба его сына… да кому было дело до его сына? До того, что едва начавшись, ломается его жизнь. Дмитрий, правда, сначала обрадовался, сказав Полине, что его вызовут на приём, но прошло время, начался суд, а Дмитрия так и не вызвали. И когда он вновь поехал в МВД, ему сказали, что министр уехал в длительную командировку, после событий в Афганистане.

Так, Дмитрий, ничего не добившись, сидел на суде с чувством вины, не смея смотреть в глаза Сергею. А Полина только плакала, она приносила Сергею поесть, да, продукты брали, конечно, но до Сергея они так и не доходили. Видимо те, кто конвоировал осуждённых, со спокойной совестью ели то, что приносили родственники своим детям и близким. Сергей смирился со своей участью, впрочем, другого выхода у него не было. Шрам говорил ему, что не стоит переживать и портить себе нервы.

— Всё равно будет так, как решили наверху, — сказал он.

— Ну что, братишка… сегодня вынесут приговор. И полетишь ты по этапу, а там… там тоже можно жить, ежели с умом и не лезть поперёд батьки, — сказал Шершень, когда Сергею сказали:

— Павленко? На выход!

Сергей улыбнулся и вышел из камеры. Как и говорил Шершень, Сергею дали восемнадцать лет строгого режима. Вот если бы Игоря убили, ударив ножом один раз, статья была бы совсем другая и срок помягче, а может и состояние аффекта применили, а так… шесть ударов ножом, особая жестокость преступления, ещё и умышленного, ведь перед тем, как убить, Сергей бил его… Один удар кулаком, для прокурора означал жестокое избиение.

Сергей услышал стон и плач Полины, женщина с отчаянием подбежала к клетке, в которой сидел Сергей. Её грубо оттолкнули, сказав, что не положено. Полина едва не упала, Дмитрий успел подхватить её. Сергей сжал кулаки.

— Перед тобой женщина! Что же ты делаешь, ублюдок? — не выдержав, произнёс парень.

Конвойный просунул автомат через отверстие решётки и в секунду, с силой ударил прикладом Сергея по лицу и крикнул:

— Молчать! А вы — на выход!

Это он приказным тоном сказал Дмитрию и Полине.

— Папа? Мама? Берегите себя! — рискуя вновь получить удар прикладом, крикнул Сергей.

Дмитрий вывел Полину из зала заседания. Больше Сергей их не видел.

Дмитрий просил о свидании с сыном, но ему ответили, что свидание он может получить после того, как Сергея переправят на зону. Куда? Дмитрию не ответили, да и не знали об этом заранее. Как потом узнал Дмитрий, из зоны подавали запрос и только потом, специальным решением спецотдела, осуждённых переправляли к месту отбывания срока. Что ж, десять дней Сергею дали на то, чтобы он обжаловал решение суда, но Сергей писать ничего не стал и от апелляции отказался, понимая, что это бесполезно.

— И правильно! Могут ещё добавить к сроку. Уж лучше пусть так… — сказал Шершень.

Олег оставаться в городе не смог. Одноклассники его осуждали, правда, после выпускного вечера, Олег старался не встречаться с ними, но все они жили в одном дворе, в домах напротив. Собравшись, Олег уехал в Москву, сказав родителям, что хочет поступать в институт именно в Москве.

Шли дни, Сергея больше не беспокоили. Виктор Петрович всё же зашёл к майору Колесникову, тот был крайне удивлён и совсем не ожидал его увидеть.

— Что случилось, Виктор Петрович? Или новое дело? — спросил Егор Алексеевич.

— Нет, Егор Алексеевич, просто пришёл взглянуть в Ваши глаза. Мне интересно, как же Вы живёте с таким грузом обмана и лжи? Мальчишка совсем, а Вы его жизнь просто скомкали, как бумагу и бросили в туалет, подтерев задницу. Но вижу, в Ваших глазах вовсе нет чувства раскаяния и вины… жаль… — сказал Виктор Петрович, с сожалением глядя на майора.

— Вы бы поосторожнее со словами-то, Виктор Петрович. Ведь и у стен есть уши. Вас проводить? Или сами дорогу найдёте? — привстав из-за стола, побледнев от слов адвоката, со злостью сжав кулаки, оперевшись ими о стол, ответил майор.

— Прощайте! Мне искренне жаль Вас… уверен, мой клиент, этот юный, безвинный мальчик, не единственный, кому Вы и Вам подобные, поломали жизнь. Вам жить с этим грузом! — бросил Виктор Петрович и тут же вышел из кабинета.

Егор Алексеевич тяжело опустился на стул.

— Проклятье! А что я мог? — простонал майор, вспомнив про Лысого, который с усердием выбивал признания, зачастую, у невиновных.

Вдруг, Егор Алексеевич полез в ящик стола и вытащил свой пистолет… через секунду, в тишине прозвучал выстрел. На этот звук, в кабинет вбежал дежурный и увидел майора, из виска которого струйкой текла алая кровь. А сам он сидел за столом, уронив голову на стол, беспомощно опустив руки и на полу лежал пистолет.

Никто не знал, что месяц назад к майору заходили родители Сергея. Дмитрий и Полина не ругались, да они и не умели этого делать. Интеллигентные люди, они просили пересмотреть дело их сына, утверждая, что он не мог убить своего одноклассника, что Сергей просто не способен на убийство… но видя безразличный взгляд майора, Полина вдруг замолчала и положила руку на руку майора, пристально глядя ему в глаза.

— Прежде всего, есть Суд Божий и поверьте, Его Суд — самый справедливый и Вы в этом убедитесь на том свете. А дело моего сына, я оставляю на Вашу совесть, если хоть капля её в Вас осталась. Пошли, Дима, нам тут делать нечего. А сын мой… да хранит его Господь. Он вернётся сильнее и умнее, я за него спокойна… — произнесла женщина и убрав руку, вышла из кабинета, оставив майора в недоумении.

Только с того дня, майор изменился, он больше молчал и места себе не находил, но обсуждать приказы, он не привык и изменить ход событий, было уже не в его власти.

Через месяц после последнего заседания суда и пришёл к нему Виктор Петрович, словно ещё больше накалив и так раскалённое масло. И случилось то, что нервы майора не выдержали и он пустил себе пулю в лоб.

Дежурный выбежал из кабинета и побежал к начальнику РОВД, полковнику Чумакову Валерию Андреевичу. И когда полковнику доложили, он был крайне удивлён, но встал и выйдя из своего кабинета, прошёл к кабинету Колесникова.

— К нему кто-нибудь заходил перед тем, как он… выстрелил? — спросил Валерий Андреевич.

— Да, у него адвокат был… адвокат Сергея Павленко. Виктор Петрович. Я слышал голоса, но не прислушивался к ним, товарищ полковник! — доложил дежурный лейтенант.

— Об этом никто знать не должен. Ты понял меня? — не поворачивая головы, спросил полковник.

— Так точно! Никто не должен знать! — громко ответил лейтенант.

— Капитана Нестеренко ко мне! — сказал полковник и тут же ушёл по коридору в сторону своего кабинета.

Через час, всё РОВД обсуждало гибель майора Колесникова Егора Алексеевича, который погиб во время выполнения задания по поиску и задержанию особо опасного преступника и дело постарались закрыть.

Виктору Петровичу предъявлять какие-либо обвинения не стали, чтобы не разглашать того, что произошло. А через двадцать дней, которые Сергей отсидел в камере вместе с Шершенём и Дикарём, его вывели из камеры и провели во двор РОВД, где стоял крытый фургон. Несколько конвойных, с собаками на привязи, которые с остервенением лаяли, пытаясь вырваться и напасть на Сергея и ещё несколько мужчин, стояли в ряд. Прежде чем влезть в кузов фургона, осуждённые, вместе с Сергеем, получили по телу дубинками, это, как бы приучало к повиновению властям. Все молча сносили эти унижения и боль, а что можно было сделать?

В фургон сели конвойные с автоматами и грузовик выехал за массивные ворота. Ехали долго и медленно. Фургон остановился в темноте, на перроне вокзала, видимо, в это время фонари с этой стороны перрона выключали. Потом арестованных вывели под дулами автоматов и провели в последний вагон, вернее, вагон стоял отцепленным. Этот вагон для перевозки осуждённых к месту назначения был оборудован специальными клетками, со скамьями с двух сторон, туда и провели Сергея и остальных мужчин.

— Курево дай, начальник! МОчи нет, из ушей дым валит! Можно и махорку, — сидя в клетке, попросил один из осуждённых мужчин.

Их было семь человек и заняли они две клетки. В вагоне было очень душно, влажный климат прибалтийского Калининграда был тяжёлым. Хотелось пить, в углу стоял бак с водой и алюминиевой кружкой.

— Сядь, Седой! Вот, воды могу дать, — сказал конвойный, набрав воду из бака и протягивая через решётку клетки.

— Знал, что зажмёшь, Петюня. Не жмись, дай курево, ты же знаешь, я ответ держать умею, — прижавшись лицом к решётке, тихо сказал Седой, протянув Петюне зажатую в руке купюру.

Петюня огляделся и быстро взяв деньги, сунул в руку Седого пачку сигарет.

— Водяры бы ещё… — закатив глаза, произнёс Седой, с наслаждением прикуривая сигарету.

— Размечтался! Может тебе и бабу в придачу Седой? Могём устроить за хороший куш, — ответил Петюня.

— Для бабы староват я Петюня, да и годы отсидки атрофировали у меня всё, ниже пояса. Но от ласковой бабёнки не отказался бы… — глубоко затягиваясь, ответил Седой.

— Разговорчики! Седой? Вечный наш пассажир… сколько на воле погулял? — спросил вошедший в вагон старший из конвойных.

— А мне что воля, что неволя, начальник, без разницы. Может на зоне я у себя дома? — с пафосом ответил Седой.

— Ты снова в своём репертуаре, Седой. Путь долгий, береги курево, бабла не хватит, — сказал старший конвойный.

— Ничего, я привыкший, начальник, — сев на скамью, впрок затушив сигарету о подошву ботинка, сказал Седой.