Брак по расчету

Фелиция Кингсли (2024)

Джемме не везет ни в любви, ни в карьере, пока покойная бабушка не оставляет ей в наследство огромное состояние. Но чтобы его получить, Джемма должна выйти замуж за человека благородного происхождения. Эшфорд, 12-й герцог Берлингемский, на самом деле разорен и рискует потерять все, если не выплатит долги. Эшфорд — герцог, а у Джеммы много денег. Это будет не что иное, как брак по расчету. Но Джемма не представляет, что ее ждет, когда она прибудет в роскошную резиденцию Берлингемов: этикет, бесконечные приемы, невыносимая свекровь и надменные аристократы. Вот тогда и начнется открытая война…

3

Джемма

Обожаю устраивать сюрпризы! Что мне нравится в совместной жизни, так это праздники и вечеринки-сюрпризы.

А кому они не нравятся?

А подарки?

А конфеты?

А розы?

Знаю, те, кто по-настоящему любит друг друга, должны радоваться каждый день, а не только в дни рождения, годовщины знакомства и на День святого Валентина, но я верю в счастливый конец, в прекрасного принца и верю в сказку.

Думаю, когда Алехандро увидит меня в кружевном прозрачном белье, то сорвет его зубами.

Мы познакомились в кубинском ресторанчике в районе Камден ровно месяц назад. Он пригласил меня на танец, и мы не расставались до самого закрытия. Им пришлось выставить нас насильно, и мы поехали ко мне домой. Да, в общем, было понятно, что этим закончится: или ко мне, или к нему.

Алехандро из Каракаса, высокий, с длинными темными, вечно растрепанными волосами, с такими же темными проницательными глазами. И я утонула в них, стоило нам выйти на танцпол. А его сильные уверенные руки? Когда он держит меня за талию, я чувствую, будто принадлежу ему. Да, это любовь, я уверена. Просто не может быть ничем другим, раз я так чувствую.

Сегодня на удивление еще и представлений в театре нет, так что я решила устроить Алехандро сюрприз: еду к нему домой, в своем сексуальном белье и плаще. Мы устроимся на кровати и будем есть вкусности, которые я купила в «Фортнум и Мэйсон» ^[5] (хотя я и не могу их себе позволить, но ради особого случая часть сбережений можно потратить). Потом мы устроим что-то суперромантическое, примем ванну вместе, зажжем вокруг свечи. Правда, если подумать, я даже не знаю, есть ли в его квартире именно ванна… Но и душ сойдет, включим фоном какую-нибудь чувственную музыку.

Алехандро живет в Барнете, рядом с метро: ну хотя бы идти по улице недалеко, а то холодный воздух проникает под плащ, и я уже все себе отморозила.

Из дома, который вроде бы мне и нужен, выходит паренек. Я спрашиваю его, правильный ли это дом. Ладно, признаю, я никогда не была у Алехандро, но как-то раз мы ехали в такси, которое сначала высадило его, а потом довезло меня.

— Простите, Алехандро здесь живет? Высокий такой, темноволосый, с сильным латиноамериканским акцентом?

Парень неуверенно смотрит на меня:

— Не знаю, зовут его Алехандро или нет, но похожий парень живет на четвертом этаже.

Это Алехандро, я уверена.

Поспешно поднимаюсь, рискуя навернуться на ступеньках из-за высоченных каблуков.

Стучу в дверь и, услышав приближающиеся шаги, быстро расстегиваю плащ и как раз в тот момент, когда дверная ручка поворачивается, с гордостью распахиваю полы плаща.

— С нашим днем!

А потом в ужасе запахиваюсь.

— Вы не Алехандро!

Нет, определенно не он. Дверь открыл мужчина лет под шестьдесят, который сейчас ошарашенно на меня смотрит.

— Я, конечно, не Алехандро, но добро пожаловать!

— Прошу прощения, а Алехандро не здесь живет?

Мужчина выглядывает в коридор и кивает в сторону:

— Вон та дверь в глубине, дорогая.

Обнаружив, что на четвертом этаже есть еще три квартиры, я молча благодарю его за подсказку.

— А парень-то счастливчик, — слышу я вслед, пока иду к нужной двери.

Снова громко стучу и думаю, что Алехандро действительно счастливчик.

Он открывает дверь, величественный, полуобнаженный, с капельками воды на коже после душа.

— Джемма?

Сбрасываю плащ на пол:

— Отпразднуем?

Он неуверенно смотрит на меня:

— Э-э… прости, что?

Почему он не рад?

— Так наша годовщина же! Мы познакомились месяц назад! — Я пытаюсь вдохнуть в него свой энтузиазм и делаю шаг внутрь, мимо него, в квартиру.

— Я тебя не ждал.

— Ну конечно! Иначе, прости, но какой же это сюрприз? — говорю я.

Алехандро будто никак не может понять, зачем я пришла.

— Я тебе никогда не давал своего адреса.

— У меня свои источники. А теперь что скажешь, если мы зайдем внутрь и немного расслабимся? Я помогу тебе вытереться…

Я уже собираюсь толкнуть дверь в комнату, но вместо твердого дерева пальцы касаются чего-то горячего и мягкого.

— Кому нужно помочь вытереться? — У чего-то горячего еще и женский голос.

Оборачиваюсь и вижу девушку, судя по чертам лица, тоже латиноамериканку, голую, и с ужасом замечаю, что касаюсь ее груди. Я тут же отдергиваю руку.

— Алехандро! Кто… кто она? — в ужасе спрашиваю я.

— Я Шоана.

— Это Шоана, — эхом откликается он.

— Я поняла, что это Шоана, но что она тут делает, еще и голая?

— Она моя жена, — отвечает он, будто это самое естественное, что может быть.

Мне хочется провалиться сквозь землю: я стою тут в стрингах и подвязках для чулок со своим, как я считала, парнем и его женой.

— Ты не говорил, что женат! — обвиняю его я, подхватывая плащ и прикрываясь.

— Ты никогда и не спрашивала, — и глазом не моргнув отвечает Алехандро.

У меня падает челюсть, и я не знаю, что сказать. Вмешивается разглядывающая меня Шоана:

— Как по мне, она может и остаться, очень миленькая. Мне нравится.

Алехандро, похоже, идея нравится.

— Да, можешь присоединиться к нам, если хочешь, раз уж ты здесь…

— А-а, какая гадость! — восклицаю я, как можно скорее застегивая пуговицы до самой шеи. — Алехандро, ты мерзавец! — только это я и успеваю сказать, а потом бегу вниз по лестницам, торопясь поскорее оставить позади эту леденящую душу сцену.

Вот тебе и с праздником, Джемма! Нравится делать сюрпризы? Так мне и надо!

Холод поднимается по ногам, а я чувствую себя полной дурой. Скрючиваюсь, забившись на первое свободное место в метро, и пытаюсь натянуть пониже подол плаща, прикрыть кружево подвязок.

Мне кажется, что меня все разглядывают и что все люди вокруг могут видеть мое белье под плащом. Как же мне себя жалко!

Пока я радостно готовилась к сюрпризу, думая о страстной ночи, которую мы проведем, Алехандро разучивал Камасутру с Шоаной!

Захожу в дом и яростно топаю по ступенькам, пока не добираюсь до квартиры родителей.

— Я просто тупица! — заявляю я без приветствий, плюхнувшись на одну из разбросанных по ковру подушек.

Из кухни выглядывает мама:

— Что ты сказала, золотце?

— Что я полная дура, — бормочу я.

— Ты же знаешь, мне не нравится, когда ты излучаешь негативные вибрации на закате. Уже почти пора медитировать!

У меня по щекам начинают катиться крупные слезы.

— А позже помедитировать нельзя?

— Могу синхронизироваться с часовым поясом Азорских островов. Но почему ты плачешь?

— Алехандро женат! — Мои рыдания становятся все более отчаянными.

— Женат?

— Я поехала к нему домой, хотела сделать сюрприз, сегодня месяц, как мы встречаемся, и обнаружила его в постели с другой! И это была его жена! — Мама наконец выходит из кухни обнять меня, но я отшатываюсь: — Мама! Прошу тебя, оденься! Мне на сегодня голых людей уже хватило!

Кроме цветного шарфа в длинных каштановых волосах с несколькими седеющими прядками на ней ничего нет. Примечание: мои родители — нудисты, или сторонники натуризма ^[6], как они себя называют.

Сейчас можно было бы рассказать о родителях подробнее, но у меня просто нет сил.

— Кстати, мам, а мне можешь что-нибудь одолжить? — Я расстегиваю несколько пуговиц, показать, что на мне тоже больше ничего не надето.

Мама выходит и вскоре возвращается из комнаты с двумя расшитыми платьями-балахонами. Я надеваю кислотно-зеленый, сильно пахнущий пачули.

Мама садится рядом в позу лотоса.

— А теперь напомни мне, Алехандро — это…

— Танцор сальсы.

— Разве его зовут не Роберто? — озадаченно уточняет мама.

— Вовсе нет. Роберто танцевал меренге ^[7].

— Меренге? Я была уверена, что это был Фернандо…

— Нет, мама. Фернандо танцевал пасодобль ^[8] на празднике в канун Рождества.

— Они все будто на одно лицо… Ну что ж! Это все возраст, — пожимает плечами мама, явно смирившись. — Итак, Алехандро женат?

— Вот… — Я не знаю, что еще сказать, но потом взрываюсь: — Да что со мной не так? Я мужчин что, сама отпугиваю?

— Джемма, ты идеальна! — говорит мой отец, только что вернувшийся с радио. — Я еще с лестницы слышал, как ты кричишь, — поясняет он и подходит поцеловать маму. — Что случилось?

— Алехандро женат, — серьезным тоном сообщает она.

— Разве его звали не Роберто? — удивляется папа.

— Нет, тот ей изменил с фигуристкой.

— Фигуристкой? Разве это не с ней ты застукала Фернандо?

— Нет, Фернандо завел интрижку с собственной сестрой, — поправляет его мама.

Папа хлопает себя ладонью по лбу:

— Точно, как я мог забыть!

— Не важно, кто или как. Всегда одно и то же: сохранить отношения я не могу, мне всегда изменяют с кем-то еще!

Мама заплетает мне волосы в косу, как делает всегда, когда хочет поговорить о каких-то важных жизненных вопросах.

— Ну, Джемма, сначала тебе стоило бы задуматься, можно ли назвать отношениями десятидневное знакомство.

— Мы знакомы месяц! — поправляю ее я. — И потом, вы с папой тоже поженились, еще толком не зная друг друга, — добавляю обвинительным тоном.

— Тогда было другое время, мы были духовными партнерами и сразу это почувствовали.

Ее замечания на меня не действуют.

— Мы с Алехандро тоже могли бы быть духовными партнерами! Вот только у него есть жена! И она предложила устроить тройничок! — возмущаюсь я.

Но мама с папой только заговорщицки переглядываются.

— Вы это чего? — Досаду в голосе скрыть не удается.

— Джемма, — пытается объяснить мама, — ты слишком зациклена на материальном обладании. Ты воспринимаешь любовь и отношения как физические ограничения своего спутника.

Я смотрю на них, запутавшись еще больше.

— Да, Джемма, — вставляет папа, — твоя мама хочет сказать, что в семидесятых годах любовь была свободной. У тебя могло быть даже пять или шесть партнеров.

— Групповая любовь, — продолжает она.

Папа ей улыбается:

— Телесное наслаждение может подарить кто угодно, но только твоя мать дарит мне наслаждение духовное…

— А мне — твой отец. Моногамия в твоем понимании полна ограничений.

— Бога ради! Прошу, нет! — Я пытаюсь избавиться от мысленной картинки своих двадцатилетних родителей, участвующих в оргии в семидесятых годах.

— Карли, возможно, нам всем надо чуточку успокоиться.

— Ты прав, Ванс, пойду поставлю чайник.

Отец ставит в проигрыватель диск Imagine Джона Леннона, а мама уже возвращается с кухни с подносом и тремя чашками исходящего паром чая.

Но только я делаю глоток, как тут же выплевываю его обратно.

— Джемма, милая, ошпаришься! Немного терпения, — укоряет меня отец.

— Мама, ты что туда положила? Свою специальную настойку, что ли?

Она пожимает плечами и делает знак рукой, почти соединив большой и указательный пальцы:

— Совсем чуточку…

— Мама! Что-то успокаивающее значит, что ромашки было бы более чем достаточно!

— Ты так хорошо спала в детстве!

Я люблю своих родителей, но их нужно принимать в маленьких дозах. Поднимаюсь с пола: лучше вернусь к себе, в свою каморку.

— Ты куда?

— К себе вниз. У меня болит голова. Приму душ и лягу спать.

— Но я приготовила хумус на ужин!

— Заманчиво, но нет, спасибо.

Бабушка Катриона хотела вырастить маму как девушку из высшего общества, чтобы она вышла замуж за дворянина. Да и вся семья моей матери, богатая, но без титула, надеялась подняться по ступенькам социальной лестницы, и бабушка Катриона всегда принимала эту тему близко к сердцу.

Как только мама стала совершеннолетней, ей выбрали жениха из аристократии, но свадьба не состоялась, так как, пока моя мама гостила в Саутгемптоне у подруги, она сбежала на концерт и там познакомилась с моим отцом. Они поженились и вернулись в Лондон, прямо под разгневанные очи моих бабушки и дедушки. Для тех, кто уже больше века производил оружие и осуществлял военные поставки, пацифистские убеждения дочери и к тому же свадьба с парнем-хиппи с волосами до бедер стали настоящей трагедией. Моя мама моментально стала парией в обществе. Какое-то время они с папой жили в кибуце Вади Ара ^[9], затем в коммуне на Гоа и, только когда моя мама забеременела, вернулись в Англию.

Папа работает диджеем на независимой радиостанции, где играют рок, носит обычно джинсы-клеш, а длинные волосы с проседью собирает в хвостик. Мама делает расслабляющий массаж для восстановления баланса чакр и готовит натуральные лекарства из трав, которые выращивает на балконе. Оба настоящие хиппи, воспитывали меня в абсолютной свободе и никогда не ругали, потому что в принципе против выговоров. Иногда я задаюсь вопросом, как вообще дожила до двадцати пяти лет.

Если на то пошло, родители были уверены, что родится мальчик, поэтому решили назвать меня Джими, как Джими Хендрикса ^[10]. А потом оказалось, что родилась девочка, и из Джими я стала Джеммой.

И когда я говорю «хиппи», то подразумеваю все вышеперечисленное: в нашем доме расслабляются всем известным способом, их машина — веселый фургончик дынного цвета, сами они нудисты, и я постоянно ездила на нудистские пляжи и в кемпинги. У них нет телевизора, они веганы, экологи, борцы за права животных и антимонархисты. Я говорю «они», потому что прелесть родителей-хиппи в том, что у меня всегда была свобода выбора. Когда в четырнадцать лет я попала на концерт Backstreet Boys, после него решила поесть в «Макдоналдсе» — и в итоге объявила о своей вечной любви к говядине и сыру.

К сожалению, в вопросе моногамии и измен — по крайней мере, физических — на поддержку родителей я рассчитывать не могу, учитывая их участие в сексуальной революции.

Почти полчаса проведя в душе, прислонившись к стене и подставив лицо шумным струям (которые превращаются в кипяток, если жилец с первого этажа нажимает на слив в туалете, или в ледяную воду, если туалет посетил жилец со второго этажа), я наконец заставляю себя дойти до кровати, надеясь похоронить воспоминания об этом дне под покровом простыней.

И едва не пропускаю сообщение.

Оно от Дерека.

«Ты сказала мне разобраться с вопросом о твоем наследстве. Кажется, я нашел выход. Обсудим завтра за ужином в «Бернерс» в восемь вечера».

Примечания

5

«Фортнум и Мэйсон» (англ. Fortnum & Mason) — престижный магазин в Лондоне на улице Пикадилли, ведет свою историю с 1707 г.

6

Натуризм — образ жизни в гармонии с природой, который также включает в себя демонстрацию наготы в сообществе с целью развития уважения к себе, другим людям и природе.

7

Меренге (исп. merengue) — музыкальный стиль и танец Доминиканской Республики.

8

Пасодобль (исп. paso doble — «двойной шаг», «два шага») — испанский танец, имитирующий корриду.

9

Кибуц (ивр.) — сельскохозяйственная коммуна в Израиле с общностью имущества и равенством труда и потребления.

10

Джими Хендрикс (англ. James Marshall (Jimi) Hendrix, 1942–1970) — американский гитарист, певец и композитор, величайший гитарист всех времен, по мнению журнала Time.